Андрей посмотрел на спидометр – стрелка дёргалась на 130–140 километрах. Такая скорость не чувствуется на иномарке, но на Жигулях ощущение, будто машина пошла на взлёт. Он приказал остановиться. Арам повиновался с мрачным ожесточением.
Машина резко затормозила на обочине. Андрей собирался устроить выволочку, но, взглянув на странного водителя, передумал. Тот отвернулся к окну, от него исходила мощная отрицательная энергетика – так что выходи и лови такси. Как с ним дальше ехать, проехали меньше половины пути.
Андрей тяжело вздохнул:
– Давай, Шумахер, трогай. Но не так быстро, мы никуда не торопимся – твой рабочий день до шести, а сейчас только полдвенадцатого.
Однако, добравшись до офиса, он его отпустил, решив, что возьмет такси. Присутствовашая при этом Ирина возразила:
– Не надо, пусть остаётся, ему специально вчера дали отгул, чтобы он сегодня возил тебя весь день.
Андрей внимательно рассматривал их обоих, пытаясь разгадать, насколько они близки. Арам выглядел гораздо спокойнее, почти улыбался. Ирина так вообще сияла. Есть такие специалисты, которые, увидев парня и девушку, сразу безошибочно определяют, спят они или ещё нет. Андрей не относился к такому типу людей. Он уже решил отпустить водителя и подтвердил это.
– Как вы могли допустить эту историю с Дидеко? – напористо сказал Андрей, когда за Арамом закрылась дверь.
Он размышлял над этим всю дорогу от Петербурга до Волгограда, обдумал каждую деталь. Два дня проверяющие беспомощно сидели в планово-экономическом отделе в ожидании объяснений по оксигенаторам, время от времени кто-то из них спускался в Совинком по поводу встречных проверок, и за это время можно было прорубить ситуацию, состыковать их с заместителем главврача или с кем-то ещё, кто прояснил бы вопрос. Ситуация была обратима до того момента, пока там не появился Маньковский с журналисткой.
У Ирины не было поводов для беспокойства:
– Да всё в порядке, чего ты так волнуешься?
– Да как же мне не волноваться? Я не шоумен, мне не нужна реклама. Я не хочу привлекать враждебное внимание. Знаешь, как в обществе относятся к людям, 100 % занимающим какую-то нишу? Сказать?
У него накипело, ему нужно было высказаться, но он не успел – открылась дверь, и в кабинет вошла корпулентная неухоженная мадам лет 38 во всём – о ужас! – розовом с шухером на голове, а ноздреватая кожа лица подчеркивала её неповторимый шарм.
– О! Дайте попробую угадать, вы – Андрей Разгон, – сказала она с ходу.
Андрей с Ириной находились у самого входа в кабинет, на диване. Продолговатый офис был поделен высоким шкафом на две половины, и они еще не прошли на дальнюю директорскую, в этом случае можно было сказать Ирине просто чтобы выпроводила крокодилицу, в которой Андрей угадал ту самую журналистку. Теперь придётся выпроваживать самому и объясняться, потому как до этого все сотрудники кивали на него и своё молчание объясняли запретом руководства.
– Меня зовут Софья Интраллигатор, я представляю ежедневную городскую газету «Городские вести», – женщина в розовом вытащила визитку и передала Андрею.
– У вас уже есть, вам не даю, – прибавила она, обращаясь к Ирине.
На этом, по её мнению, с прелиминариями покончено, она взяла стул, стоявший у окна, напротив секретарского места, развернула его, чтобы быть лицом к руководству Совинкома, и устроилась на нём. Вынула диктофон из сумочки. Интервью началось.
– Итак, Андрей Александрович, расскажите пожалуйста, как вам удаётся удерживаться в областном кардиоцентре столько лет на позициях, как вас тут называют, «поставщика номер один»?
– А с чего вы вообще взяли, что я буду с вами разговаривать?
– Еще как будете – вы несете социальную функцию и должны отчитаться перед согражданами. Мы поговорим, а потом сфотографируемся.
Тут Андрей заметил, что у журналистки непропорционально маленькая для её комплекции грудь, и данный артефакт не скрывается, а подчеркивается дизайном её розовой блузки с прозрачной сеточкой на самом таком месте.
– Слушайте, чего вы вообще несёте, какие ещё «функции». И вообще – меня раздражают ваша разовая кофточка, ваши сиськи и ваш диктофон.
Софью Интраллигатор это ничуть не смутило – напротив, такой поворот её очень устроил.
– Говорите, говорите, микрофон включен. Ваши реплики будут дословно отражены в статье.
– А? В статье? Да мне по хую, как вы напишете. Так же, как и вы. Я не люблю непрофессионалов. Непрофессионалам тут делать нечего. Надо сначала разобраться в вопросе, потом являться к серьёзным людям; а не так как вы – вчера у подворотни, а сегодня здесь, в офисе солидной компании.
Андрей сказал первое, что пришло в голову, и его в данной ситуации прежде всего раздражало то, что журналистка, не владея вопросом, на пустом месте лепит дешевую сенсацию на потребу скучающим люмпенам. Но своим замечанием он попал в самую точку и больно задел за живое.
– А вы научитесь себя вести, – презрительно сказала Софья Интраллигатор. – «Серьёзный человек», «солидная компания». Тоже мне – звезда.
– Ага… пизда, – машинально срифмовал Андрей.
И вполголоса повторил в сторону:
– Тупая жирная пизда.
Журналистка шумно встала и направилась к выходу:
– Вы явно не в себе.
Андрей насмешливо бросил ей вдогонку:
– Хорошо, что не в тебе!
Обладательница внушительного багажника раскрыла нараспашку дверь и вышла, не закрыв за собой. Коридор наполнился нервным цоканьем её розовых сапог. Ирина бесшумно поднялась с дивана, подошла к двери и закрыла её. Цоканье стихло.
– Что ты наделал – она записала всё на диктофон.
– Да и хуй с ним, – ответил Андрей повеселевшим тоном, уже представляя, как будет пересказывать этот случай Тане сегодня вечером. – Давай займемся делами. Покажи мне взаиморасчеты по кардиоцентру.
Они ехали по улице Советской, безлюдной в этот час. Таня, держа левой рукой руль, правой гладила Андрея по коленке:
– Любишь свою Таню, да? Скажи!
Он ответил, что сразу оценил её, как только первый раз увидел. А вообще, последние сутки места себе не находит в предвкушении встречи. Она это уже поняла – поэтому они, не заезжая в ресторан, направляются к ней домой.
– А ведь это я всё устроила – пришла к тебе сама, помнишь, а? Еще упрашивала, чтобы ты меня взял. Скажи, я поступила правильно? С первого же раза, как я тебя увидела там на кладбище, я знала, что буду твоей. Что мне оставалось делать – кроме как придти к тебе? И я не жалею. А ты?
Она остановила машину возле подъезда и заглушила мотор. Они вышли. В тумане вырисовывались легкие остовы деревьев, посаженных во дворе. В охватившей их беспредельной тишине замирал шум колёс автомобиля, проехавшего по улице Гагарина в сторону Волги. Казалось, они одни остались в этом безмолвном городе.
Войдя в подъезд, они поднялись на этаж, зашли в квартиру. Танина комната уже мало походила на девичью. Сюда ворвался вызывающий и смелый красный цвет, составивший оригинальное сочетание с классической черно-белой парой: ярко-красная мягкая мебель, в отделке которой использована золотая нить, вишнево-красный абажур ночной лампы, бордовые портьеры, черно-белый ковер с этническим принтом, похожим на рисунок зебры, гармонирующий с фигурками двух зебр на невысоком светлом, цвета топленого молока книжном шкафчике. Который в наборе с письменным столом создавал Танино рабочее место. Для вещей предусмотрен шкаф-купе с дверцами из матового полупрозрачного пластика, напоминающего о легком утреннем тумане и удачно сочетающимся со светлыми молочно-бежевыми стенами. Единственным темным предметом оставалось фортепиано Krakauer, стоявшее посередине комнаты.
Пока раздевались, Таня расспрашивала подробности сегодняшнего происшествия:
– Ты прямо так и сказал ей: «Пизда, тупая жирная пизда»?
– Да, Танюш, прямо так и сказал.
– А она была страшная и жирная?
– Не то слово – крокодил. Вместо сисек – две папилломы растущие на шее.
Таня раздевалась со спокойной гордостью, что придавало ей особое очарование. Она так безмятежно любовалась своим обнаженным телом, что покрывало у её ног казалось красным павлином.
– Странно: почему она оскорбилась – ведь ты сказал правду. Красивую умную девушку – меня например, никто не назовёт тупой пиздой.
Когда Андрей увидел её голой и светлой, как ручьи и звёзды, он сказал:
– Тем более ты должна надевать максимум одежды – то что мне принадлежит, могу видеть только я, больше никто!
Она скользнула в постель, прильнула к нему и обдала его восхитительной свежестью.
Они были очень удивлены, когда, придя в себя, увидели, что уже почти полночь.
– Неохота никуда ехать, – лениво протянула Таня, включив торшер. – Может попьём чай с бутербродами.
Прижавшись к его груди, она сказала:
– У тебя кожа нежнее моей.
В наступившей тишине слышалось только прерывистое Танино дыхание. Цвет её кожи напоминал розу, упавшую в молоко, а запах пьянил, навевая приятные мысли. Согнув ноги в коленях, она болтала ими в воздухе. Внезапно думы Андрея омрачились – ему показалось подозрительным, что обладательница такого совершенного тела начинает делать мужчине комплименты. Таня взрослела, в ней пробудился темперамент, она с трудом выдерживала разлуку, и он стал чаще летать в Волгоград – ревновал и боялся, как она справляется с проснувшимися желаниями, не начнёт ли смотреть по сторонам.
