– Не дури, сиди на месте, ты что не понимаешь, инфекция попадет, будет заражение!
Я подчинилась. Он еще долго возился, промывал перекисью, потом нашел в холодильнике синтомициновую мазь, туго забинтовал мою многострадальную коленку, и, наконец, отпустил меня с миром. Потом мы пили чай. После чая я закурила сигарету, почувствовала себя значительно лучше и обрела наконец способность соображать.
Что мы имеем на сегодняшний вечер? Пропавшую Леру с деньгами. Куда же она могла деться? В троллейбусе она ехала, это факт. Вряд ли что-то с ней в троллейбусе могло случиться – пятьдесят тысяч ведь не кошелек, а довольно большой пакет, его незаметно из сумки не выкрадут. Значит, вышла она из троллейбуса, дворами не пошла, а пошла тем переулком. Там могли у нее сумку отобрать? В принципе, да, учитывая то, что я нашла в переулке застежку от Лериной сумки, она могла отлететь, когда дернули за сумку. Но где же тогда сама Лера? Скрывается, боится Витьки? Глупо. Все равно придется все ему рассказать. Решила сама смыться с деньгами? Еще более глупо. Не такие это деньги, не миллионы же долларов. Во всяком случае муж ее ведет себя странно. Я вспомнила о перчатке, которая точно валялась там под тумбочкой, когда я была в Лериной квартире в первый раз. Если допустить, что это была Лерина перчатка, а я в этом почти уверена, то, значит, Лера все-таки побывала в своей квартире, а потом куда-то делась. Во всяком случае муж ее видел и должен знать, где она. К телефону он не подходит. А если сейчас поехать туда, поговорить с ним спокойно, рассказать про деньги, припугнуть наконец, то он может дать мне какую-нибудь информацию, тогда будет что завтра рассказать Витьке. Тут я заметила, что Борис стоит в дверях кухни и внимательно на меня смотрит.
– Ты что?
– Да ничего, о чем ты думаешь? У тебя на лице отражается активная работа мысли.
Это он намекает, что думающей единицей в нашей семье всегда был он, а у меня с соображением было не очень. Что ж, может, он и прав, но жизнь заставит и научит всему.
– Послушай, ты не мог бы отвезти меня сейчас в одно место?
– Что? – он прямо глаза вытаращил. – Ты в таком виде куда-то собираешься? Да тебе нужно принять аспирин и ложиться в постель немедленно, колено поберечь. Ты что, совсем с ума сошла, тащиться куда-то на ночь глядя, ведь одиннадцатый час уже!
Так, что-то слишком уж он всполошился, следовало немедленно поставить его на место. Я заговорила вежливо, но твердо:
– Послушай, я тебе очень благодарна, что ты со мной возился, и за чай спасибо, но позволь уж мне самой решать, что мне сейчас необходимо. Не беспокойся, к хахалю я бы не поперлась с такой коленкой, это по делу, причем очень важному. Мне самой тяжело, поэтому и прошу тебя отвезти.
Он понял мой намек, чтобы не лез не в свое дело.
– Конечно, раз надо, я отвезу.
Я надела джинсы, куртку с капюшоном, удобные ботинки, которые не скользили, а Борис пока сходил на стоянку и подогнал машину к парадной.
Позвонив из автомата недалеко от Лериного дома, я услышала короткие гудки. Это хорошо, что занято, значит, он дома. Однако, заглянув в окна квартиры, я не увидела там света. Попросив Бориса подождать в машине за углом, я задумалась: звонить или не звонить в квартиру. Определенно муж там, но может не открыть дверь. Странный он какой-то, что, так и будет сидеть один в квартире. Ведь жена пропала, надо в милицию сообщать, а он не мычит, не телится. Все-таки надо пойти и позвонить, но что-то подсказывало мне подождать. Зайдя во двор Лериного дома, я нашла удобный наблюдательный пункт в тени гаража, откуда нужный подъезд прекрасно просматривался, а я сама оставалась незаметной. Позиция была хорошей во всех отношениях кроме одного: через несколько минут мне стало страшно холодно. Ботинки были достаточно удобные, но подошва тонковата, и ноги скоро совершенно заледенели. Я притопывала и приплясывала, как извозчик на морозе, – и боялась, что такие активные телодвижения делают меня слишком заметной.
Вдруг дверь подъезда, за которой я наблюдала, открылась и из нее, воровато оглядываясь, вышел человек с огромной клетчатой сумкой. Я замерла, стараясь слиться со стеной гаража, и всмотрелась в этого человека. Над подъездом горел фонарь, и мне удалось хорошенько рассмотреть этого типа. Вне всяких сомнений, это был Лерин муж. Почему он так подозрительно оглядывается? И сумку явно еле-еле тащит – у него там что-то совершенно неподъемное. Обычно с такими огромными клетчатыми сумками ездят челноки, но они возят в них одежду – свитера, куртки, дубленки турецкие, поэтому сумка выдерживает, но этот-то еле тащит, и как только ручки не оторвутся!
Задавая себе кучу бесполезных вопросов и стараясь оставаться незамеченной, я следовала за этим типом на некотором расстоянии. Он вышел на улицу, подошел к бежевой «пятерке» и стал запихивать сумку на заднее сиденье. Я стремглав бросилась за угол, вскочила в Борькину машину, не успев отдышаться, и принялась бешено жестикулировать. Чуть отдышавшись, я хриплым шепотом попросила его объехать дом и следовать за бежевыми «Жигулями». Он выполнил мою команду, не задавая лишних вопросов, видимо, отчаялся что-нибудь понять.
«Пятерка» только-только тронулась, и мы поехали за ней, стараясь не слишком приближаться, но и не потерять ее из виду. Сначала мы ехали по проспекту, выехав с Петроградской и миновав Каменный остров, у Черной речки свернули в сторону Новой Деревни. Неподалеку от Серафимовского кладбища «пятерка» подъехала к железнодорожному переезду. Переезд был закрыт: на путях стоял бесконечный состав, концы которого терялись в темноте и справа, и слева от переезда. Я сделала Борису знак остановиться подальше, чтобы из «Жигулей» нас не было видно. Кроме нас у переезда никого не было. Состав стоял насмерть и уезжать не собирался, похоже, никогда. Я не отводила взгляда от переезда. Еле видимый в темноте и на большом расстоянии водитель «пятерки» вышел из машины и вытащил из нее что-то большое и тяжелое. Ясное дело, это была та самая огромная челноковая сумка. Он подтащил свой странный багаж к самым путям. В этом месте на самом переезде стояла длинная низкая железнодорожная платформа с какими-то бесформенными ящиками, укрытыми чехлами и запорошенными снегом.
Лерин муж поднял свою сумку, причем даже на таком расстоянии было видно, какого труда это ему стоило, и взвалил ее на платформу. Он еще покопошился возле состава, забрасывая сумку снегом, затем бегом побежал к своей машине, развернулся и поехал назад. Мы еле успели отъехать, чтобы не попасться ему на глаза.
Убедившись, что он возвращается к себе домой, я решила, что дальнейшая слежка вряд ли что-нибудь даст и сказала Борису, что мы тоже можем возвращаться. Что-то подсказывало мне, что ехать за Лериным мужем сейчас не стоит и говорить с ним тоже не стоит. Странное дело: у меня никогда не было развито чувство интуиции, а в последнее время внутренний голос просто все время подавал мне советы, и я его слушалась.
В машине мы молчали, Борька довез меня до дома, сказал, что заедет завтра за письмом и уехал.
Старшина Синицын шел вдоль состава, освещая фонарем двери вагонов и грузы на открытых платформах. Сегодня в линейный отдел транспортной милиции поступил сигнал о вскрытии контейнера в товарном составе на седьмом пути. Сигнал надо было проверить, послали Синицына и Журавлева, но у Журавлева подружка живет поблизости, а у подружки муж сегодня в ночную смену. Ну, понятное дело, пришлось прикрыть напарника, и вот теперь Синицын один бредет вдоль этого бесконечного состава… А вдруг там и правда грабят, – что он сможет один сделать? Но пока сигнал не подтверждался. Пломбы на всех контейнерах в целости, видимых следов нигде не отмечено… А тут еще что такое?
На открытой платформе, чуть припорошенная снегом, лежала огромная клетчатая сумка, с такими ездят на промысел «челноки». А тут-то она что делает?
Старшина вскарабкался на платформу, развернул сумку, удивившись ее тяжести, и потянул молнию. Пожалуй, он сам не знал, что ожидал там увидеть – может, кто-то из поездной бригады провозит левый груз, – так почему на виду? Уж железнодорожники-то такие тайники знают! И потом – почему не забрал? Забыл, что ли, по пьяни?
Но, когда из сумки высунулась женская рука, привычный ко всему старшина чуть не свалился с платформы. Поняв, какую находку ему подкинула судьба, он длинно и выразительно выругался. Главное, как теперь Журавлева от бабы высвистать? Сейчас ведь черт-те что начнется, народу понаедет – страшное дело, а где Журавлев? Нету Журавлева… ох, будут неприятности!
Старшина Синицын как в воду глядел. Народу на труп понаехало – и оперативники из отдела особо тяжких преступлений, и свои, из транспортной милиции, и эксперты из города, так мало того – еще и бригада телевизионщиков. От этих, конечно, больше всего беспорядка. Всюду лезут, всех отталкивают, считают себя важнее всех, как же – четвертая власть! Одно хорошо – осветили как следует своими мощными прожекторами место действия. И торопятся, торопятся – хотят к выпуску новостей успеть.
