– Пастор... – едва слышно прошептал Струге. Его тело била дрожь. – Тебя ма-ма учи-ла... газеты вверх ногами... чи-тать?
Вор с досадой перевернул газету. А Струге дотянулся до коньяка. Он около минуты наполнял свой стакан. Но налил только до половины, двумя руками поднес ко рту и выпил. Были слышны лишь судорожные глотки и клацание зубов по стеклу. Возвращение к жизни всегда дается тяжелее, нежели приход смерти. Посидев некоторое время со склоненной над столом головой, Струге наконец выпрямился. Алкоголь совершенно не брал его здоровый организм. Он лишь почувствовал невыносимую боль в отмороженных кончиках пальцев рук и ног. Сжав кулаки, он спокойно посмотрел на Пастора.
– Где общак, Антон Палыч? Я буду задавать этот вопрос до бесконечности, пока ты не сойдешь с ума. А тебе недолго осталось.
– Я не знаю, где твой общак, Овчаров, – упрямо повторил Струге. – Меня поражает твоя упрямость. Уже давно пора понять, что у меня его нет и никогда не было.
– Соха... – Вор, вздохнув, качнул головой в сторону морозилки.
Тот зашел в нее и рукой выволок лежащий там труп.
– Узнаешь?
Антон с ужасом глядел в застывшие голубые глаза Вострикова и не мог поверить в то, что это тот самый бродяга. Тот бомж, которого он спасал от банд Пастора и Тимура. Пастор нашел его. И теперь нет никаких сомнений в том, что ему известно все. Угрызений совести Антон не чувствовал. Их и не могло быть. Он все сделал для того, чтобы спасти бродягу. Приложил максимум усилий. Но, как видно, человек предполагает, а Пастор располагает. Струге вообще был вправе бросить Вострикова на произвол судьбы! Именно из-за его открытого люка заварилась вся эта каша! Но Антон укрыл его. Откуда ему было знать, что так случится?.. Он помнил его, вечно голодного и страждущего. Теперь же, глядя на его окоченевший труп и переломы в районе кистей рук, Струге понял, что Востриков умер не самой легкой смертью.
– Что скажешь? – продолжал, жадно глядя в лицо Струге, Пастор.
– А что ты хочешь от меня услышать? – Антон покрепче охватил себя руками. Озноб понемногу стал отступать. – Убийца ты, Овчаров. Это я тебе как судья говорю.
– А это не я его убил, – не моргнув глазом, заявил Пастор. – Это Соха.
Сохин едва не задохнулся от возмущения! А кто ему приказал заморозить этого петуха?!
– Я вор, – прошептал Пастор, глядя в глаза Струге. – И у тебя мой общак.
– Какой ты вор?! Ты «мокрушник»! А про общак забудь. Нет у меня твоего общака. И никогда не было. Ты Вострикову пальцы все сломал, прежде он тебе правду рассказал, а я ему ничего не ломал. Неужели мне он общак сдал, а тебе – нет? Сам подумай.
Пастор откинулся на спинку стула. Он уже начал понимать, что толку от всех этих мероприятий, включая разговор по душам, не будет. Он с разочарованным видом прикурил сигарету и бросил пачку на стол, поближе к Струге.
– Что ты за человек такой, судья? По-хорошему ты не понимаешь, по-плохому – тоже. Что с тобой делать? Я из-за тебя как Ленин. В постоянных бегах и разливе... Я ведь не прошу тебя Родину продать. Просто отдай то, что принадлежит мне. Я даже готов с тобой поделиться.
Сигарету Струге прикурил, но делиться не пожелал.
– Даже если бы общак был у меня, я бы тебе все равно его не отдал. Он тебе не принадлежит. Он принадлежит Госбанку.
– Ты – дурак! – взревел вор. – Дурак! Сейчас мои люди переворачивают квартиру твоего прокурора! Если они найдут деньги, ты мне будешь уже не нужен! Если пойдешь на сделку сейчас, до их звонка, останешься жив! Я свои обещания сдерживаю, Струге.
Антон оторвал от губ сигарету.
– Твои люди в квартире Пащенко?.. – И он улыбнулся.
Бедуин и Крол чувствовали себя в относительной безопасности ровно три минуты. После того, как они отомкнули отмычками незамысловатые замки прокурорской квартиры и вошли внутрь, электрическая цепь на сигнальном рубеже дверей разомкнулась. На пульте оператора вневедомственной охраны запищал зуммер.
– Сработка на Пархоменко, десять, квартира четырнадцать, – отчеканила она в микрофон.
– Двадцать восьмой, принял... – донесся из динамика голос командира экипажа.
«Шестерка» с синей полосой и проблесковыми маячками развернулась посреди дороги на сто восемьдесят градусов и, набирая скорость, помчалась к указанному дому. Маршрут движения и официальный норматив не позволяли экипажам прибывать к месту срабатывания сигнализации позже, чем через три минуты...
Если бы Бедуин, прикрывая за собой дверь, посмотрел наверх, то первое, что он сделал бы, это умчался прочь, унося на руках Крола. Наверху очень хорошо просматривались датчики сигнализации. Но над ним довлело понимание того, что на этот раз он залез не просто в квартиру, а в квартиру транспортного прокурора. Поэтому вместе со страхом перед Пастором в его душу замешался еще и страх от собственной наглости. И он повел за собой Крола внутрь квартиры. Задача была поставлена четко и ясно. Разыскать крупную сумму денег в валюте и убраться с нею прочь. После этого позвонить Пастору на завод и доложить об успешно проведенной операции. Бедуин переворачивал вещи Вадима и шептал себе под нос:
– Бабки, завод... Бабки, завод...
Их не совсем законные действия прервал голос. Сначала Бедуин подумал, что он донесся с небес. Но на небесах, как известно, ментов нет. А фраза могла принадлежать только «мусору».
– Копыта – «веером», и замерли...
Это значит – руки вверх, чтобы их было хорошо видно, и – не шевелиться.
Помертвевшие от ужаса Бедуин и Крол, медленно подняв руки, повернулись. Перед ними, как в ужасном сне, стояли двое сержантов в бронежилетах. Об их намерениях было нетрудно догадаться, посмотрев в стволы их автоматов. Бедуин, наиболее сдержанный и рассудительный, замер, как «морская фигура» из детской игры. Крол, чья психика была подорвана постоянными задержаниями по подозрению в совершении преступлений, накала момента не выдержал. Он подумал о том, что его опять сейчас закроют, теперь уже не по подозрению, а по факту, и опять будут бить.
С диким криком: «Хер вам всем!» – он ястребом бросился к окну и бросил свое тело в переплет рамы. Раздался треск дерева и хруст стекла. Крик, стихая, уходил куда-то вниз. Бедуин стоял и округлившимися от ужаса глазами смотрел на изувеченное окно.
– Сань, – сказал один из сержантов, не отводя ствол автомата от окаменевшего злоумышленника, – ты не помнишь – какой это этаж?
– По-моему, четвертый...
Через десять минут Бедуин был в райотделе, а Крол – в реанимации. Последнему очень повезло. Вылетев из окна, он упал на крону клена. Как он летел сквозь нее, цепляясь за ветки и переворачиваясь, могут рассказать только старушки, сидевшие в тот момент у подъезда. Весь вид Крола, лежащего на каталке в палате, напоминал тело Маугли, закончившего сражение со стаей красных волков.
Еще через двадцать минут в райотдел прибыл Пащенко. Когда ему позвонили на мобильный телефон и сообщили, что в его квартиру совершено проникновение, он первым делом спросил:
– Где задержанные?!
Ему стали что-то говорить по поводу того, что вещи не похищены, дверь не взломана, а открыта, а он, вводя оператора в растерянность, интересовался не квартирой, а...
– Мне плевать на квартиру! Где люди, которых задержали?!
Узнав, бросился за руль своей служебной «Волги» и на глазах удивленных подчиненных отъехал от прокуратуры...
– Мальчик, дорогой мой... – говорил он сидящему напротив него Бедуину. – Скажи мне только одно – где сейчас Пастор? И не будет никаких заявлений о покушении на кражу! Я знаю, что вы там искали. Скажи мне, где Пастор! И ты через три часа выйдешь из отдела. Это я тебе обещаю. Я, прокурор Пащенко.
– Какой Пастор? – изо всех сил играл роль «партизана» Бедуин. – Я не знаю никакого Пастора. Мы с приятелем первый раз в жизни хотели украсть что-нибудь, да не получилося. По неопытности...
Вадим, понимая, что уходит время и что сейчас испытывает его друг, решил не терять ни того, ни другого.
– Где у вас спортзал? – спросил он у сидящих рядом оперов.
– Ну, вот... – огорчился Бедуин. – Сейчас наденете перчатки и начнете из меня грушу делать...
Он угадал лишь наполовину. По просьбе Вадима опера подвесили Бедуина к гимнастической перекладине вниз головой. Им уже давно хотелось так сделать, но единственное, чего они до смерти боялись, это – прокуратуры. Последние события, по их мнению, открывали для них некоторые перспективы. Отойдя в стороны, они с удовольствием наблюдали, как Пащенко раскачал бандюка и тот остался болтаться, как маятник.
– Прости меня, господи, за дела неподобающие... – пробормотал прокурор, продолжая увеличивать амплитуду качания маятника. Бедуин, впервые оказавшись в роли космонавта в Звездном городке, верещал как резаный. Через две минуты ему стало плохо.
– Сними, сними!.. – кричал начинающий Бетмэн. – Ты же прокурор! Ты что делаешь?!
– Если не хочешь, чтобы на твоем пути сейчас появился гимнастический «козел», говори, где Пастор.
