– Одна из причин, почему я вляпалась в неприятности, – это оригинальность Ярдли по части имен, – произнесла Даффи, возвращаясь в оранжерею с двумя кружками чая, для себя и для Чарли. – В своем отчете я назвала их младшего сына Роуэна «она». До этого я знала лишь двух детей с таким именем, и обе были девочками. Я решила, что у Хелен тоже девочка. Лори Натрасс ухватился за эту мою ошибку, сделал из мухи слона. Он также поставил мне в вину недостаточное личное участие в судьбе этих Ярдли – в отличие от Рассела Мередью, который практически поселился у них. Я ни разу не поговорила с Хелен и Полом, не задала им ни единого вопроса.
– Вы сожалеете об этом? – спросила Чарли.
– Я сожалею, что не нашла времени для личного знакомства, но дело в том, что… – Даффи не договорила. – Я снова защищаю себя.
– Неправда. Я ведь не нападаю на вас.
Джудит Даффи поджала губы.
– Дело в том, – произнесла она уже не столь сурово, – что пока Лори Натрасс не объявил меня корнем всех зол, я была главным экспертом по этому вопросу во всей стране и, естественно, просто не имела времени на знакомство с каждой семьей. Конкретную помощь таким семьям, как Ярдли и Хайнсы, я оставляла другим – тем, кто, на мой взгляд, имел соответствующую подготовку. Моя работа как эксперта не предполагала знакомства с семьей – я, в известном смысле, должна была взглянуть на данные мне образцы под микроскопом, и понять, что же я там увидела. В случае с Роуэном Ярдли я увидела легочную ткань и проломленный череп. То есть то, что говорилось в переданном мне заключении детского патологоанатома. Меня не просили изучить гениталии ребенка, отсюда моя ошибка относительно его пола.
Даффи убрала от лица волосы.
– Я должна была понять, что речь идет о мальчике. Мне следовало проверить, и я искренне сожалею, что этого не сделала, но… – Она пожала плечами. – К сожалению, это не отменяет того, что я увидела в микроскоп: однозначные свидетельства того, что в течение своей короткой жизни Роуэн Ярдли не единожды подвергался попытке удушения. И никакие часы, проведенные на кухне у Ярдли в беседах с ними, не помогли бы исчезнуть признакам неестественной легочной обструкции. Равно как и проломленному черепу.
Отхлебнув чай, Чарли задалась про себя вопросом: можно ли найти аналогию в полицейских терминах? Если, шагая через сомнительный район, она увидела бы, как подросток в натянутом на лицо капюшоне сбил с ног старушку, осыпал ее грязными словами и убежал с ее сумкой, она, вне всякого сомнения, считалась бы очевидцем совершенного преступления. Можно ли назвать Джудит Даффи точно такой же свидетельницей в отношении Хелен Ярдли? Можно ли сказать, что врачи, которые свидетельствовали в пользу Ярдли, говорили что-то вроде: «Нет, он ее не ограбил, он всего лишь репетировал роль для школьного спектакля об уличных грабителях»?
– Скажу одно. Поскольку я с ней не разговаривала, вы можете сказать, что мои слова ничего не стоят, но я убеждена, что перед смертью Хелен Ярдли вырвалась из своего личного крошечного ада, – изрекла Даффи. – То, через что она прошла, дало ей некую жизненную цель. Ее деятельность в поддержку других женщин была совершенно искренней. Думаю, она страстно верила в их невиновность – и Сары Джаггард, и Рей Хайнс, и всех остальных. Она стала знаменитостью – этакая мученица, превратившаяся в героиню. Это дало ей то, что ей так настоятельно требовалось, – внимание окружающих, признание… Думаю, ей на самом деле хотелось быть хорошей. Именно поэтому она так преуспела, возглавляя СНРО.
В голосе Даффи Чарли послышались гордость и восхищение, отчего ей сделалось немного не по себе.
– Разобраться в мотивах человеческих поступков всегда нелегко, – продолжала Даффи, – но если хотите знать мое мнение, скажу. Желание Хелен Ярдли быть невиновной заставляло ее свято верить в то, что и другие женщина тоже невиновны. Ирония в том, что даже если все они до единой виновны, поддержка со стороны Хелен пошла бы им только на пользу. Ее убежденность в том, что на самом деле они хорошие, возможно, помогла бы им простить себя за содеянное ими зло.
– Вы хотите сказать?..
– Что все они виновны? Нет. Я лишь хочу сказать – кстати, люди вроде Лори Натрасса упорно отказываются в это поверить, – что вероятность того, что за внезапной, необъяснимой смертью ребенка кроется убийство, гораздо выше в наши дни, чем когда-то. Пятьдесят лет назад в стране ежегодно имели место три тысячи случаев смерти детей в колыбели. Постепенно, по мере улучшения жилищных условий, их число сократилось до тысячи в год. Затем, когда во многих домах отказались от курения, матери перестали спать вместе с младенцами и была развернута кампания «Спим на спинке», убеждавшая родителей, что класть ребенка спать на животик опасно, – количество случае СВДС в стране упало до четырехсот. Что же касается личного крошечного ада… – Даффи бросила взгляд в кухню, как будто там находился ее личный крошечный ад. – Думается, он никуда не делся, и его случаев столько же, сколько и было, если не больше. Что, в свою очередь, означает такое же количество взрослых, способных причинить собственным детям зло.
– Иными словами, смерть детей от неестественных причин составляет сейчас бо́льшую долю от всех случаев, – подвела итог Чарли. Что ж, очень даже разумно.
– Я бы сказала, что да. Но я не статистик и потому не уверена, означает ли это, что в наши дни смерть ребенка в колыбели – это с большей вероятностью убийство младенца, чем пятьдесят лет назад. Статистические данные могут помочь, когда смотришь на пропорции, однако они страшно искажают правду, кода их пытаются применить к конкретному случаю. Я стараюсь быть предельно точной, когда говорю о подобных вещах, и меня страшно злит, когда какие-то идиоты передергивают мои слова. – Даффи произнесла эти слова скорее печально, нежели со злостью. – Вы наверняка слышали мою печально знаменитую фразу: «Крайне маловероятно. Почти невозможно».
Чарли кивнула.
– Именно она поставит окончательную печать на моей судьбе в Генеральном медицинском совете, – сказала Даффи. – Как я могла произнести эти неточные, предвзятые слова по поводу смерти двух младенцев, не имея на руках точных статистических данных? Очень просто. Я их не произносила. Я пыталась объяснить, что я имела в виду, но адвокат Хелен Ярдли затыкал мне рот. Заданный мне вопрос звучал так «Возможно ли, что оба ребенка, Морган и Роуэн, стали жертвами СВДС?». Та фраза, за которую теперь меня все ненавидят, была ответом именно на этот вопрос. Однако я не имела в виду тот факт, что в одной семье имели место два случая СВДС. По этому поводу я сказала бы, что два случая СВДС в одной семье – вещь редкая, однако исключать ее нельзя, если среди родственников известно какое-то заболевание – например, генетическая предрасположенность, случаи сердечной аритмии…
Джудит Даффи подалась вперед.
– Когда я сказала, «крайне маловероятно, почти невозможно», я имела в виду – учитывая то, что я увидела в микроскоп, что не имеет ничего общего со статистикой случаев младенческой смерти. Я подробно изучила дело обоих детей и обнаружила то, что, на мой взгляд, было неопровержимым доказательством неестественности причин смерти каждого – повторные попытки удушения, отравление солью, двухсторонний пролом черепа…
Рассел Мередью утверждает, что ребенок может легко проломить себе череп, упав с дивана. Позволю себе не согласиться. Травмы Моргана и Роуэна Ярдли – это явное следствие намеренных действий; не знаю даже, как можно утверждать иное. – Даффи нахмурилась и усмехнулась, как будто пытаясь понять, как такое возможно. – Это все равно что сказать, что у человека, из предплечья которого торчит кость, нет никакого перелома. Такое тоже крайне маловероятно, почти невозможно.
Чарли машинально задалась вопросом, нет ли некоего загадочного заболевания, при котором из руки может торчать целая кость. Например, острое дерматическое сжатие? Синдром кожно-мускульного зияния?
– Моя уверенность вовсе не означает моей правоты, – добавила Даффи. – В моей работе скромность столь же важна, как и сочувствие. Я допустила ряд серьезных ошибок. В случае Роуэна Ярдли я первоначально сказала, что на образцы крови полагаться нельзя. Затем, когда прояснилась ситуация с Морганом, у которого также обнаружился запредельно высокий уровень соли в крови, а также досконально изучив всю картину симптомов, я изменила свое мнение. Взятый в отдельности, высокий уровень натрия можно объяснить любыми причинами, но… Я также не знала, говоря это, насколько высок был этот уровень. Вторая моя ошибка – то, что я прислушалась к мнению знакомого коронера, заявившего, что смерть Марселлы Хайнс имеет естественные причины. Мол, он лично знаком с Ангусом Хайнсом, а Хайнсы в его глазах «образцовая семья».
Чарли заметила, что Даффи предпочитает говорить о том, что она сама сделала не так, нежели о том, как обошлись с ней самой.
