Беппо вошел в комнатку и с ходу начал:
— Привет, малыш… я пришел тебя проведать, потому что я понимаю, что в этих наручниках тебе должно быть неуютно, так? Ну, как тебе понравились хот-доги с кокой? Я-то знаю, что она в подметки не годится пепси, но мне сказали, что сойдет и она. Ты ничего не хочешь?
— Хочу, — сказал я. — Хочу выбраться отсюда.
— Ну а с этим, как говорится, могут возникнуть кое-какие проблемы, потому что сюда тебя привез Недотрога, и только Недотрога может тебя отсюда забрать. Что касается меня, то лично я ненавижу этого ублюдка, но вот муж моей сестры — то есть Джи-джи, так он почему-то считает его классным парнем, поэтому я вынужден возить ублюдка по всему городу, словно шофер, твою мать, и нюхать его дерьмо… надеюсь, ты меня понимаешь.
— Почему ты терпеть не можешь Недотрогу? — спросил я, не потому, что меня это хоть как-то волновало, а просто чтобы вставить хоть слово.
— Почему? Почему! А как его можно терпеть? Он постоянно смеется надо мной, смеется над тем, как я говорю, смеется над тем, что я здесь только потому, что прихожусь Джи-джи шурином, — и даже смеется над моей одеждой, ты можешь в это поверить?
В это я мог поверить без труда. На Беппо по-прежнему было сочетание розового, желтого и красного тонов, которое венчали полосатые брюки.
— Ну… — начал было я, но мой ответ его не интересовал, он хотел говорить сам.
— Взять, к примеру, вчера, когда мы заглянули в полицейский участок и один из фараонов похвалил мой наряд, я ему говорю: «Огромное спасибо, я очень рад, что он вам понравился», и вдруг Недотрога налетает на меня, словно мухи на дерьмо, и кричит, какой же я тупой, раз не могу понять, что фараон надо мной издевается. Ты можешь в это поверить? Ну скажи, зачем фараону надо мной издеваться, я тебя спрашиваю?
— Незачем, — согласился я и успел вставить: — О чем это ты говоришь?
И Беппо выложил мне все как на блюдечке — этот случай, а также другие, когда Недотрога над ним насмехался, упомянув и про тираду Недотроги о том, что Джино спалил склад Драго. Наверное, он рассуждал, что живым отсюда мне никогда не выбраться, — или же ему просто нужен был хоть какой-нибудь слушатель. Так или иначе, его болтовня оказалась настоящим кладом.
Увидев знакомое лицо Джи-джи Петроне, выходящего из лимузина, швейцар позвонил в номер Костелло. Пять минут спустя Костелло лично встретил Джи-джи у дверей лифта и проводил его через гостиную в свой кабинет.
— Ты по-прежнему пьешь виски? — спросил он.
— Плесни чуть-чуть содовой, — ответил Джи-джи. — И положи дольку лимона, если он у тебя есть.
— Конечно, есть. — Открыв бар, Костелло приготовил коктейли для себя и для гостя. — Хороший у тебя костюм, — заметил он.
— Спасибо. От «Брук бразерс».
— Очень консервативный, — продолжал Костелло, подумав, что уж консервативным Джи-джи никак нельзя назвать.
Он вернулся с коктейлями, и они уселись друг напротив друга в кожаные кресла с высокими спинками. Между ними стоял кофейный столик с гнутыми ореховыми ножками; на нем была большая хрустальная ваза, прикрытая серебряной крышкой.
— Салют, — сказал Костелло, поднимая стакан.
— Да проживем мы сто лет, — ответил Джи-джи, тоже поднимая стакан.
— Как ты, несомненно, понимаешь, вся эта история с Вестой меня очень огорчила, — начал Костелло.
— Понимаю, он твой давнишний друг. Я очень сожалею.
— Спасибо. — Костелло пригубил коктейль. — Ты говорил, в основе всего этого несчастья лежит алчность.
— Об этом Веста расскажет сам.
— Он объяснит, почему ты похитил его сына?
Несомненно, Джи-джи понимал, что Костелло известно о моем похищении, и он был готов к этому вопросу.
— У меня не было выбора. В нашей среде завелась раковая опухоль, которая разрасталась, несмотря на твой приказ.
— Ну а мальчишка — с ним все в порядке?
— Разумеется. Как только Джино сознается в своих грехах и согласится навсегда покинуть нас, я позвоню и прикажу освободить его сына.
— И больше ты ни на чем не настаиваешь?
— Ни на чем.
Взяв хрустальную вазу, Костелло снял крышку.
— Скажи, Джорджио, тебе известно, что это такое?
Склонившись над вазой, Джи-джи недоуменно посмотрел на магнитофон. Ему еще не приходилось видеть ничего подобного.
— Какое-то электрическое устройство? — предположил он.
— Да, — подтвердил Костелло. — Если быть совсем точным, работает от батареек. — Протянув руку, он включил магнитофон.
На какое-то мгновение Джи-джи полностью опешил. Из этой маленькой металлической коробочки послышался его собственный голос. И тотчас же он узнал голос моего отца и понял, что это начало разговора в парке. Кровь отхлынула от его лица. Это невозможно! Джи-джи никак не мог взять в толк, как такое маленькое устройство способно записать разговор… его разговор с Джино, однако сейчас он слышал все своими собственными ушами. Все до последнего слова.
Джи-джи посмотрел на Костелло, но у того лицо оставалось непроницаемым. Оглушенный, он снова перевел взгляд на металлическую коробочку. Джи-джи смотрел на нее словно зачарованный. А записанный разговор продолжался.
Наконец Джи-джи услышал свои собственные слова:
«Тогда Комиссия распорядится отправить тебя на вечный покой».
И ответ Джино:
«Я согласен».
И, наконец:
«Я так и полагал. Я уже договорился о встрече. В пять часов дома у Костелло».
Протянув руку, Костелло выключил магнитофон.
— Ну, Джи-джи, что ты скажешь теперь?
Джи-джи словно впал в ступор. Несколько раз беззвучно открыв и закрыв рот, будто рыба, он освободил узел галстука. Опустив взгляд, Джи-джи увидел, что у него дрожит рука. Кубики льда в стакане громыхали, выстукивая обвинительный ритм. Джи-джи поднес стакан ко рту и, закрыв глаза, залпом допил виски. Когда он открыл глаза, его ждал заключительный удар.
У кофейного столика стоял Альберт Анастасия.
Джи-джи почувствовал, как ледяные мурашки бегут у него по спине до самого затылка. Внутри у него все перевернулось, и он непроизвольно поежился.
— У тебя пять секунд на то, чтобы снять трубку, — сказал Анастасия. Его ледяной голос смог бы остудить лаву, а глаза были мертвыми — глазами акулы. Джи-джи вспомнил, что Анастасия не зря слывет самым безжалостным убийцей в Нью-Йорке.
— Альберт, я только…
— Осталось четыре секунды. — У Анастасии в руке появился револьвер 38-го калибра с глушителем.
Вскочив с кресла, Джи-джи бросился к телефону. Ему пришлось приложить все силы, чтобы попасть трясущимся указательным пальцем в отверстие наборного диска. По лицу у него потекли струйки пота. Роскошный костюм в полоску внезапно показался на нем с чужого плеча и мятым.
В дверях появился Анджело. Следом за ним в кабинет вошел мой отец.
— Где он? — спросил он, подходя к Анастасии.
Зажмурившись, Джи-джи стиснул себе переносицу.
— У меня на складе… — прошептал он, заканчивая набирать номер.
Обернувшись, отец кивнул в сторону двери.
— Анджело…
Кивнув, Анджело тотчас же вышел.
— Недотрога, — слабым голосом произнес в трубку Джи-джи, — отпусти мальчишку… Нет-нет, со мной все в порядке, просто отпусти мальчишку… Знаю… поговорим, когда я вернусь. За ним заедет Мазерелли… Да знаю я — но план изменился… Слушай меня, черт побери! Немедленно отпусти мальчишку, твою мать!
Бросив трубку на аппарат, он, шатаясь, дошел до кресла, рухнул в него и уронил лицо в руки.
— Очень хорошо, — сказал Анастасия. — А теперь расскажи нам о Дженовезе.
Подняв голову, Джи-джи посмотрел на сидящего напротив Костелло.
— Фрэнк, ты должен мне помочь… ради старой дружбы…
— Забудь о Фрэнке, долбаный нытик! — оборвал его Анастасия.
Джи-джи в мольбе протянул к нему руки. Они заметно дрожали.
— Фрэнк… пожалуйста…
— Джи-джи, расскажи ему о Дженовезе, — тихо промолвил Костелло.
Взгляд Джи-джи лихорадочно заметался между его тремя противниками. Костелло — Анастасия — мой отец — снова Костелло. Казалось, он перестал понимать, где находится. И вдруг он начал задыхаться. Его лицо исказилось в мучительной агонии. Судорожно сунув руку во внутренний карман пиджака, Джи-джи вытащил маленький флакон с таблетками. Однако, не успев его открыть, он издал булькающий звук и повалился лицом на кофейный столик. Его ноги несколько раз дернулись, и он затих. Опустив Джи-джи на пол, Анастасия перевернул его на спину и, опустившись на колени, пощупал шею, ища пульс.
— Сукин сын мертв! — наконец произнес он.
Взяв флакон, отец изучил этикетку, затем протянул его Анастасии.
— Нитроглицерин… сердечное лекарство.
Анастасия с отвращением отшвырнул флакон в противоположный угол.
