– Так никто ведь не заявил кражу? – виновато возмутился Варанов. – Потерпевшего нет.
– Пока нет. Но вот если наследница Оресьева, его вдова, вдруг вникнет в суть проблемы и поймет, что у ее мужа в кошельке было пять тысяч долларов, а теперь у нее их нет, потерпевшего я вам гарантирую. Каждый день звонить, Варанов. В двенадцать часов, понял?
Иван Дмитриевич приехал в прокуратуру со странным ощущением. Вошел в кабинет, быстро закончил телефонный разговор с Молибогой, который в окно увидел возвращение следователя, и разложил на столе бумаги. Что-то не увязывалось. Что именно, Кряжин понять не мог. Подумав, он снял с телефона трубку.
– Сотников?.. Виктор Кузьмич, я тебя хотел спросить о Смайлове. Откуда он к тебе пришел?
Сотников покашлял (весь МУР знал, что у начальника подозрение на астму, знал и Кряжин) и осторожно вздохнул. Оказывается, до МУРа Смайлов работал старшим опером в отделе внутренних дел в Реутово. Перспективный малый был, высокие показатели раскрытия, широкая агентурная сеть.
– С этой характеристикой он ко мне пришел, и сейчас я могу подтвердить каждую строчку той характеристики. Прости за банальность, Иван Дмитриевич, но я действительно не понимаю, что с ним произошло. Никто не понимает... Брат его сегодня приходил, плакал. Интересовался, можно ли машину Игоря со стоянки ГУВД забрать, чтобы на свою стоянку поставить. Спрашивал, как так получилось, а я никому ничего объяснить не могу. Иван Дмитриевич... мы не нарубили дров?
– Ладно, спасибо, я перезвоню, – как можно решительнее отрезал следователь. Тот тоже на Верку Париж-Дакар валил, что она дров нарубила... Братья-стоянщики, коллеги... Всему свое время. Объяснениям – тоже.
Реутово... Кряжин с досадой на свою память растер подбородок, почувствовав, как скрипнула щетина. Последний раз он брился утром, в Тернове, по прилете сразу приехал в прокуратуру и сейчас напоминал командированного, прибывшего домой. С той лишь разницей, что вместо дома с изменщицей женой Кряжин опять прибыл на работу с ее неизменными требованиями.
Реутово... Кряжин зацепил взглядом листы, принесенные Молибогой, и подтянул их к себе. Ивану Дмитриевичу нужно было отвлечься, сосредоточиться на Реутове, и он, чтобы сконцентрировать память, стал медленно, не вчитываясь, перебирать листы.
«Реутово, Реутово... Вспоминай, Ваня, нужно вспомнить. Ты слышал о Реутове совсем недавно. Может быть, сегодня слышал... Может, разговор с кем был? – Кряжин стал проворачивать сегодняшнее утро мелкими эпизодами. – Нет, разговора не было... Что это? А, справка из кожно-венерологического диспансера...Я делал запрос в Реутово? Зачем бы я его делал? Оресьев с Реутово никак не связан... Смагин что-то говорил? Мы с ним говорили о Тернове, исключительно о Тернове и его свежем воздухе... Это что? Ага, характеристика из Саратова. Хороший учитель был Варанов. Вон, к творчеству Ремарка студентов приучал... Интересно, эти характеристикодатели соображают, что мне это до фонаря? Реутово...»
Он осекся. В его мозгу молнией пробежал электрический ток. Но не поразил его, а, словно медицинский электрошок, заставил сердце и разум заработать в усиленном режиме. Иван Дмитриевич уже знал, что за лист возьмет сейчас, но пока совершенно не понимал, почему это для него важно. Кряжин стал медленно вытягивать из принесенной Молибогой стопки листок. Он только что держал его в руках. Только что...
Вот он! Справка из Новосибирского кожно-венерологического диспансера. Забавно, на угловом штампе так и значится: «НКВД»...
Документ от пятнадцатого сентября двухтысячного года. «...При обращении в диспансер гражданина Варанова с жалобами на боль при мочеиспускании, у него были взяты анализы крови и мочи... В результате проведенных тестов по проф. Бражникову в крови Варанова И.И. обнаружен вирус синдрома прибретенного иммунодефицита (СПИД)... 15.09.2000 г. Варанов И.И. был поставлен на учет, как носитель. Глав. врач Новос. кожн.-венер. дисп. Савельева К.Н. 20.06.04 г.». Подпись, печать.
Кряжин откинулся на кресле, задрал голову вверх и стал на ощупь искать в кармане висящего на спинке пиджака сигареты.
Так бережно Иван Дмитриевич не клал на стол ни один документ. Ласково, словно опасаясь расколоть, он положил его не на стопку, а на стол, рядом. Провел взглядом по стопке Молибоги и стал понимать, что одной встряской ему уже не обойтись.
Справка из ОВД «Реутово». Участковым уполномоченным Шацких 24 апреля 2000 года был составлен административный протокол в связи с задержанием им гр-на Варанова И.И., который находился в состоянии, унижающем человеческое достоинство. Вынесено предупреждение.
Реутово. Вот оно! А под «состоянием, унижающим человеческое достоинство», по всей видимости, нужно понимать алкогольную невменяемость.
Где телефон? Да где же он?! Вот он, на столе, где и стоял всегда...
Листы телефонного справочника не переворачивались, а ломались пополам. Пальцы следователя почему-то перестали быть послушными и подвижными. Каждая новая, бесполезная страница давалась с трудом, и вскоре стало казаться, что телефонных номеров ОВД «Реутово» в справочнике нет вовсе...
Куда делись? Вот они: начальник, приемная, начальник КМ, МОБ... Не пора ли включить кондиционер? Но поздно, рука уже набирает номер начальника отдела милиции.
Служил там за главного подполковник по фамилии Бескормильцев, к прокуратуре, особенно Генеральной, относился с уважением, постоянно повторял «так сказать» и «конечно». Кряжин попросил через полтора часа аудиенции в ОВД, в его кабинете.
– Конечно, – сказал подполковник.
– Мне нужен участковый уполномоченный Шацких, – попросил Иван Дмитриевич, чувствуя нижней частью спины неудобство милицейских стульев в кабинете Бескормильцева, – и информация о рабочих делах агентов оперуполномоченного Смайлова, переведенного от вас в МУР четыре года назад.
Если такое вылепить в лоб начальнику при снятии остросюжетного фильма о ФБР, то на столе тотчас появится стопка дел и рядом с ними участковый Шацких. Так в Голливуде положено, у них компьютеры, которые не зависают, базы, которые не прошлогодние, а действующие. И еще в голливудском боевике об умном следователе и героических полицейских невозможно встретить такой диалог:
– Посмотри в компьютере всю информацию о мафиози Коле Лысом.
– Это невозможно, босс. Оператор ЭВМ на больничном.
Пока искали Шацких, который испарился на обслуживаемой территории еще два часа назад и до сих пор не выпал в виде осадка ни на одном из своих общественных пунктов охраны порядка, подполковник Бескормильцев рассказывал Кряжину о тяжелом заболевании оператора Нелли Васильевой, которая в конце июня умудрилась подхватить смертельную болезнь под названием ОРВИ и сейчас страдала дома.
Иван Дмитриевич тоскливо посмотрел на компьютер, уснувший в приемной, и безнадежно поинтересовался:
– Пароль доступа знаете?
– Я – нет, – сообщил Бескормильцев. – Нелли знает.
Звонок застал операторшу врасплох. Даже сидя в метре от Бескормильцева, Кряжин услышал в трубке громкое диско. По всей видимости, неаттестованная служащая ОВД «Реутово» лечила трахеи нетрадиционными методами с применением релаксирующей музыки. Она выдала пароль без пыток и угроз и была рада, что это все, чего от нее требуют.
Пока искали Шацких, Иван Дмитриевич вошел в базу (удивлению Бескормильцева, уверенного в том, что компьютер послушен, как собака, лишь одному человеку, не было предела) и просмотрел все фабулы отработанных Смайловым материалов по административной практике. Фамилия «Варанов» при этом не встретилась ни разу.
Шацких нашли. Нашли на какой-то квартире с семейным дебоширом, с протоколом в руках и привезли в отдел. Так с ним поступали впервые за восемь лет службы, а потому вид он имел болезненный, почти простуженный. Кряжин воочию видел, как поднялась и опустилась грудь участкового уполномоченного, когда он понял, что к следователю Генпрокуратуры его привезли лишь затем, чтобы поговорить и, что самое главное, не о нем.
– Этот случай я помню, – говорил он вальяжно раскинувшемуся в кабинете Бескормильцева Кряжину. – Я домой шел из отдела, а мне навстречу по улице двигался гражданин. Я понаблюдал немного, потом подошел, представился, предъявил служебное удостоверение и попросил прекратить безобразие...
– Вася, – поморщился следователь. – Ты эту херню, прости меня господи, пиши в своих рапортах. Я здесь не с прокурорской проверкой по надзору за исполнением закона сотрудниками милиции, а по конкретному уголовному делу . Поэтому давай про это «удостоверение», представления и «безобразие» пургу мести не будем, лады? Я кухню эту съел лет двадцать назад, когда ты еще по воскресеньям дневник на новую учебную неделю заполнял. Говори, как дело было, если не хочешь на Большую Дмитровку ехать для официальных показаний.
Дело было так. Приволок в отдел пьяницу с улицы опер Игорь Смайлов четыре года назад, по весне, кажется (казалось это Шацких). Пьяница был плох, но соображал. А Васе Шацких как раз требовался лишний протокол для статистики его трудовой деятельности на участке. Переговорил он со Смайловым, и тот согласился. Но только после разговора. Есть у оперов такая примета: если на дороге тебе попадается пьяный, то быть раскрытию. Смайлов по причине своей одаренности и склонности к личному сыску в приметы подобного характера верил свято, и, видимо, она дала о себе знать. Вася уже выписал протокол для суда с обозначением желаемого количества суток, но вдруг пришел Смайлов и сообщил, что желает видеть и волков сытыми, и овец целыми. Иначе выражаясь, пьяницу с улицы он в суд отправлять не даст, потому как выяснилось, что «парень тот, в принципе, неплохой», но взамен приведет с улицы еще одного. Слово Смайлов сдержал, а того пьяницу, «Баранова» (Кряжин был уверен, что Шацких и в протоколе обозначил то же)...
