Вдруг Лайм отвел назад щипцы.
— Итак?
— Если вам известно сколько их, вы знаете, что я говорю правду. Ч-черт.
— Но есть и помощь извне, разве не так?
— Конечно, Стурка имеет людей повсюду. У него есть контакты, понимаете?
— Назови их.
— Я не…
— Рауль Рива, — произнес Лайм, внимательно глядя на него. Марио был явно озадачен, и Лайм перешел к другой теме. — Когда вы оставили лодку на мели, вы убили шкипера. Что ты тогда делал?
Он сказал это голосом человека, делающего еще одну проверку. Мезетти ответил:
— Это был не я. Я не убивал его.
— Ты так же виновен, как и остальные, и ты знаешь это.
— Ради Бога, я никого не убивал.
— Ты грозил убить пилота, с которым прилетел сюда из Гибралтара.
— Только для того, чтобы заставить его сотрудничать. Я не убил его, не так ли?
— Что ты делал после того, как убил владельца лодки?
Лайм играл в воздухе щипцами, и Мезетти тяжело откинулся на спинку стула.
— Нас ждала другая лодка.
— Фэрли так и оставался в гробу?
Глаза Мезетти округлились. Видно было, как он сглотнул.
— Нет. Он покидал его, когда мы были в море.
— Куда вы направились потом?
— Вдоль берега.
— В Альмерию.
— Да, там была другая лодка. Я хочу сказать, что мы проехали пару сотен миль в грузовике — примерно пол-пути вдоль берега. У нас не было времени, чтобы проделать весь путь в лодках — слишком далеко.
— Хорошо, вы использовали грузовик. Кто устроил это?
— Стурка, конечно.
— Нет. Стурка все организовал, но Стурка не был тем, кто поставил там для вас грузовик. Кто доставил его на место?
— Я никогда не видел его.
— Это был Рива, не так ли?
— Я никогда не слышал ни о каком Риве.
— Держите его, — сказал Лайм. Он поднялся, встал сбоку от Мезетти и мягко засунул кончики щипцов в раковину уха Мезетти. Когда он почувствовал, что они уперлись в барабанную перепонку, он медленно надавил на них; с другой стороны он держал голову Мезетти левой рукой. — Итак, кто это был, Марио?
Мезетти начал плакать. Лайм ослабил давление, но не вытаскивал щипцы из уха Мезетти, и спустя — немного времени тот откашлялся, всхлипнул и сказал:
— Слушайте, я никогда даже не встречался с этим парнем.
— Но ты видел его.
— …Да.
— Как его зовут?
— Стурка называл его пару раз Бенъюсеф.
— Бенъюсеф? — спросил Шед Хилл.
— Бенъюсеф, — сказал Лайм куда-то в пространство, хмурясь при этом. Он вытащил обратно щипцы. — Жирный, немного хромающий человек.
— Да, — угрюмо подтвердил Мезетти. — Это он.
Лайм сел за стол напротив него.
— Вернемся к тому гаражу в Паламос, где вы сделали магнитофонные записи.
— Господи Иисусе, вам известно почти все.
— Итак, вы укладываете вещи. Вы положили Фэрли в гроб. Гроб унесли в катафалк. За рулем катафалка сидел Корби. Все «остальные чистили это место — вытирали отпечатки пальцев, собирали все, что привезли с собой. И вот все садятся в катафалк. Но кто-то должен выключить свет и закрыть дверь гаража. Это сделал ты.
— Да. Боже, вы все видели по телевидению?
— Стурка сказал тебе пойти туда и выключить свет.
— Да.
— Затем ты вышел и захлопнул дверь гаража. Ты вытер отпечатки своих пальцев с двери и сел в катафалк.
— Да, да, — кивал головой Мезетти.
— Стурка смотрел, как ты выключаешь свет, так?
Мезетти нахмурился:
— Я думаю, смотрел, да.
— Тогда, может, когда ты подошел, чтобы закрыть дверь гаража, он подал тебе тряпку, которой ты вытер ее.
— Да. Господи Иисусе.
Лайм откинулся назад на стуле, размышляя. Это было то, что он обязан был знать. В следующий момент он изменил предмет разговора.
— Вы вышли на берег в Альмерии. Все вышли на берег?
— Только я. Я подплыл на плоту.
— Все остальные остались в лодке? Каков был план?
Мезетти смотрел на щипцы.
— Господи, вы все равно собираетесь убить меня, разве не так?
— Мы собираемся взять тебя обратно в Вашингтон. Тебя убьют, но это буду не я.
— Суд свиней. Фашистская газовая камера.
— В политике нет монополии на газовую камеру, — мягко ответил Лайм. — Твой друг Стурка однажды отразил газом целую деревню.
Ошибка, которую он допустил, заключалась в том, что он перестал думать. Это дало Мезетти время осознать безнадежность своего положения. Теперь вытащить из него еще что-либо будет труднее; щипцы откроют его рот, но он попытается лгать. Допрос с пристрастием обнаружит это: давить на него и не снимать давления, пока каждый раз не будет один и тот же ответ.
Но у Лайма не было для этого времени. Он встал и передал щипцы одному из агентов.
— Доставьте его в Лахти.
Было около девяти часов. Шед Хилл последовал за ним в полицейский участок. Пальто Лайма потяжелело от сырости, и от него шел пар; он снял его и бросил поперек стула.
— Я думаю, Бенъюсеф Бен Крим находится где-то поблизости. Нам надо поставить сеть. В первую очередь фото и описания в аэропортах — он, вероятно, если еще не отбыл, находится в пути.
Шед Хилл сказал:
— Я думаю, Бенъюсеф — это тот парень, который раздобыл лодку.
— Верно.
— Но это было в Испании. Почему вы думаете, что он здесь?
— Кто-то оставил Мезетти машину около озера и записку.
— Почему Бенъюсеф?
— Он все время был у Стурки мальчиком на побегушках. По-видимому, он еще не вышел из этой роли.
Шед Хилл все еще не понимал в чем дело, и Лайм объяснил:
— Отпечаток пальца Мезетти в гараже был оставлен преднамеренно — это идея Стурки. Стурка смотрел, как он выключает свет, но не напомнил ему вытереть выключатель.
— И что же?
— Предполагалось, что мы идентифицируем Мезетти, — сказал Лайм.
Он с трудом поднялся на ноги: сидеть в кресле было слишком рискованно. О# не мог позволить себе заснуть прямо сейчас.
Восемьдесят семь часов до инаугурации. Он потянулся дугой назад, упираясь кулаками в поясницу; услышал, как хрустнуло в позвоночнике.
— У нас есть в распоряжении «Конкорд»?
— Он в Хельсинки, — ответил Хилл.
— Хорошо, нам лучше отправиться туда.
— Вам нужно поспать. Вы выглядите как труп.
— Посплю в самолете.
— Куда мы летим?
— В Алжир, — сказал Лайм. — Это то место, откуда нужно начинать.
Это было то место, где он должен был начать с самого начала. Саттертвайт оказался прав. Стурка был «pro»; «pro» — это тот, кто не допускает идиотских ошибок. Отпечаток пальца в гараже — нужно тренироваться, чтобы стать таким кретином.
Итак, «подсадная утка» вела их за собой всю дорогу до Финляндии, а тем временем Стурка был там, в Западной пустыне, все это время. Свидетельством в пользу этого являлся Бенъюсеф. Если Стурка использовал членов своей старой ячейки в Алжире, это было то место, где он должен находиться.
Место, где он раньше так часто бывал. Место, где Стурка каждый раз переигрывал Лайма.
8:20, восточное стандартное время.
Приготовления были окончены, и этой ночью вступала в силу та часть плана, которую проводил Рива.
Рива следил за прогнозами погоды и запланировал акцию так, чтобы она совпадала по времени с проходом над Вашингтоном фронтам низкого давления. Температура держалась около нуля градусов, падал мокрый снег. Снежинки слипались в хлопья, которые шлепались и разлетались при соприкосновении с поверхностью. Из-за крупных хлопьев видимость была низкой, и именно это соответствовало замыслам Ривы.
Они работали в двух машинах. Кавана и Харрисон в «Шевроле», а Рива в «Додже». В «Шевроле» они везли десять зарядов в ранцах. Рива собрал бомбу в трубке от брандспойта, которую он положил рядом с собой на сиденье, закрыв сверху сложенной газетой.
Нападение на Милтона Люка служило ключом ко всему остальному; оно должно было удаться, но все же из всей операции эта часть являлась наиболее сложной, так как никого из них не должны были даже наполовину так хорошо охранять.
Люк жил на верхнем этаже высотного дома на Висконсин-авеню. Было совершенно невозможно проникнуть в саму квартиру: люди из секретной службы находились повсюду в здании. Поэтому они исключили этот вариант. Никогда не имело смысла атаковать врага в наиболее сильно охраняемых точках. Люк был главной мишенью, но существовали и сопутствующие мишени, и задача заключалась в том, чтобы сначала поразить некоторые из них, потому что они должны были сыграть отвлекающую роль.
Итак, первым на очереди был дом сенатора Холландера. План состоял в том, чтобы потревожить старого фашиста, но не убить его. Рива поехал первым. Большое здание в георгианском стиле стояло в глубине улицы; сквозь пелену снегопада светились огни его крыльца, и он смог разглядеть тяжелые очертания фургона секретной службы на шоссе. Он выглядел так же, как фургон на посту перед домом Декстера Этриджа до его смерти.
