Смерть.
Теперь адвокат уже не визжал, а хрипел. Я и представить себе не могла, что этот толстый, такой основательный на вид человек владеет самым широким диапазоном проявления страха. Муха же нервно рассмеялся:
– Интересно, по ком на этот раз звонит колокол? Что скажешь, Андрюша?
Андрей посмотрел на Муху долгим, полным ненависти взглядом. Дамоклов меч шантажа, который вот уже несколько дней болтался над ним, больше не волновал его. Андрей обнял за плечи жену, чье плохое знание русского позволяло хоть как-то защититься от страшной реальности. Он не смог отказать себе в кратком торжестве:
– Ты же сам знаешь продолжение цитаты, милый. Колокол звонит по тебе…
– Да замолчите же вы все, в конце концов! – не выдержал губернатор.
– Отчего же? – Андрей сорвался. – Может быть, нам проще самим перерезать друг друга, чтобы это не сделал кто-то другой?..
Никто даже не успел ответить на эту его реплику. В дверь бильярдной грохнули кулаками. Муха, предварительно закрывший ее на ключ, от самой стойки крикнул:
– Кто?
– Это я, Антон. – Голос по ту сторону бильярдной нетерпеливо подрагивал.
Муха отпер дверь и впустил нейрохирурга. Антон пришел с переднего края смерти, о которой вещал корабельный тифон, и все с любопытством и страхом уставились на него.
– Где папа? – спросила Карпик.
– Успокойся, девочка, папа скоро придет…
– Почему он не пришел сейчас? С ним что-то случилось?
– Не волнуйся, с ним Макс… Как ни странно, это сразу успокоило Карпика. Антон подошел к стойке и налил себе полный стакан водки. Говорить он не мог.
– Я пойду к папе…
– Нет, Карпик, не нужно. Папа просил передать… Господи, я совсем забыл, что он хотел передать. – Антон горько улыбнулся. – Можно вас на минутку, Ева?
– Да, конечно, – сказала я и тут же почувствовала, с каким облегчением сейчас покину бильярдную, атмосфера в которой накалилась до предела.
* * *
…Мы вышли в коридор.
– Что там? – уже спокойнее спросила я.
– Плохо. Если он просидит там еще несколько часов, то сойдет с ума.
– А Макс?
– Сторожит ближние подступы его безумия. Макс просил принести какие-нибудь теплые вещи. Свитер или куртку. Там очень холодно…
– Где?
– В трюме холодильной камеры. Мы отнесли Клио туда. Нужно взять что-нибудь для Сокольникова…
– Идемте, поищем.
Мы двинулись к каюте банкира, но она оказалась запертой. Возвращаться в бильярдную и просить ключ у Карпика мне не хотелось. Медленный танец людей, подозревающих друг друга в пособничестве Сатане, был мне невыносим.
– Вот что, он, должно быть, перенес свои вещи к Клио. Идемте, может быть, там открыто…
Я оказалась права – каюта Клио была не заперта. Мы вошли в нее, Антон включил свет и принялся искать вещи. Стоя у двери, я наблюдала за ним и не могла отделаться от очень сильного, шибающего в нос запаха, которым была пропитана каюта.
Запах безумной страсти, вот что это было: запах сплетенных тел, запах спермы, взорвавший женские недра, тонкий запах пота, запах усталой кожи…
– Черт, здесь как после Ледового побоища. – Антон тоже заметил это. – Похоже, они занимались любовью всюду, где только могли.
– Похоже, – сказала я.
Они занимались любовью всюду, где только могли. Они не в состоянии были оторваться друг от друга ни на секунду. Они расставались только тогда, когда засыпали. Что заставило Клио уйти? Я вдруг вспомнила о конверте, который лежал в заднем кармане кожаных штанов Клио. Теперь этот конверт лежал в заднем кармане моих джинсов. Я достала его и принялась рассматривать.
И сразу же узнала его – продолговатый узкий конверт. Именно такой конверт принес нам перед первым ужином на корабле стюард Роман. В нашем конверте лежал листок с номером столика, там было написано: “Капитан и команда “Эскалибура” приглашают вас на торжественный ужин. Ваш столик № 3”. Та же цифра, только маленькая, стояла в правом верхнем углу конверта.
На конверте, который я держала сейчас в руках, была совсем другая цифра – “5”. Но сам конверт был пуст.
– Антон… – Я подняла глаза на нейрохирурга. – За каким столиком вы сидели в кают-компании?
– Что? – не понял он.
– Когда нас пригласили на первый ужин, стюард должен был передать вам конверт с номером.
– А-а… – Антон потер лоб – Кажется, за вторым.
– А кто сидел за столиком номер пять? Там же стояли номера, вы не помните?
– Подождите. По-моему, это был столик Клио…
Ну конечно, столик самой Клио, теперь и я вспомнила об этом. За ее столом сидели адвокат, Муха и Борис Иванович.
– А что случилось? – нетерпеливо спросил Антон.
– Этот конверт лежал в кармане Клио, когда ее нашли, – сказала я, умолчав о том, что видела его еще раньше, на палубе.
– А что в нем?
– Ничего нет. Только конверт, и все.
– Это что-то значит?
– Не знаю… Зачем вы взяли ее шубу, Антон? Антон стоял передо мной со свитером Сокольникова и шубой Клио в руках.
– Там холодно, – жалобным голосом сказал он.
– Антон! Вы тоже сходите с ума… Ей уже не нужна шуба. Она мертва… Вы же врач, вы должны это понимать…
– Да, да. – Он с тоской посмотрел на меня. – Я должен это понимать… Но я не хочу этого понимать. Я отказываюсь это понимать…
– Вот что. Идемте вместе. Вас нельзя отпускать одного.
– Нет, не нужно.
– Сейчас никому нельзя оставаться одному, вы понимаете…
– А как же первое правило фильма ужасов? – На Антона было жалко смотреть. – Ведь Макс и Лаккай, они были вдвоем… Думаю, от того, что происходит здесь, нельзя защититься, даже если мы будем пасти друг друга…
– Не знаю. Не уверена.
– Хорошо. Идемте, – сдался наконец нейрохирург.
* * *
…Мы шли длинными запутанными коридорами “Эскалибура”. Теперь все выглядело зловещим, даже аварийные лампочки в сетках. Зловещей была и тишина.
– Долго еще? – спросила я только для того, чтобы что-то спросить, чем-то взорвать эту тишину.
– Нет, сейчас выйдем на корму и спустимся вниз. На воздухе, на кормовой палубе, мне стало лучше.
– По-моему, начинается оттепель, – сказала я, подняв голову вверх, к звездам, которые были не видны из-за низких облаков. И тут же увидела еще один флаг, болтающийся над головой.
Совсем другой расцветки, не похожий на тот, который я успела выучить за несколько дней.
– Еще один, – равнодушно сказала я. – Если так будет продолжать и дальше, мы обвесимся такими игрушками, как новогодняя елка. Интересно, что теперь нам хотят сказать?
– Мы с Максом уже видели его, когда переносили Клио, – так же равнодушно сказал Антон. – Пусть болтается.
– Ни о чем серьезном он не сообщает?
– Ни о чем таком, чего бы мы уже не знали. Две серых полоски и белая в середине – “Я имею на борту опасный груз, держитесь от меня в стороне”.
– Теперь к нам уже точно никто не подойдет. – Мне было плевать, подойдет ли к нам кто-нибудь или нет. – Если даже сюда забредет какой-нибудь шальной “Летучий голландец”.
– Никто сюда не забредет. Здесь не бывает судов. Этот флаг для нас.
– Для нас, конечно же, для нас, Антон. Но раз мы предупреждены, может быть, просто снять его?
– Зачем? Он опять появится, – обреченно сказал нейрохирург.
– Вы тоже… Вы тоже не верите в то, что все можно объяснить?
– Я бы все отдал, чтобы получить хоть какое-нибудь объяснение.
– Нужно только набраться терпения, и все станет на свои места.
– Когда? Когда всех нас здесь перебьют?..
– Идемте, Антон, нам нельзя долго разговаривать, иначе мы возненавидим друг друга. Никому здесь нельзя долго разговаривать…
– Я бы не смог возненавидеть вас, даже если бы хотел… Вы… Очень нравитесь мне, Ева.
– Что ж, самое подходящее место для подобных признаний. Может быть, отложим?
– Отложим до чего? – Впервые я услышала в голосе Антона стальные нотки. – До того, когда нас всех перебьют?
– Это называется дансинг в ставке Гитлера. – Я укоризненно посмотрела на Антона.
– Не понял! – По его лицу пробежала тень.
– Вы когда-нибудь занимались нацистской Германией?
– А почему я вдруг должен заниматься нацистской Германией? – Он даже повысил голос. – Я врач, а не историк.
– Да я сказала просто так… Последние дни перед капитуляцией в ставке Гитлера – это была совершенно запредельная вещь. Все предчувствовали конец и потому пускались во все тяжкие, запершись в бункере на глубине в страшное количество метров. Пьянство, самые немыслимые оргии, самоубийства… Предчувствие неизбежной смерти, неотвратимость конца всегда развязывают руки, вы не находите? То же самое может сейчас случиться и с нами… Во всяком случае, мы близки к этому…
– Нет. – Антон выронил на палубу шубу Клио и два свитера Сокольникова и попытался взять меня за руки. – Нет… Есть нравственный закон…
