— Обязательно рассчитаюсь!
Лиза сбегала в свою комнату, принесла объёмистый баул, принялась складывать туда игрушки и одежду девочки. Она очень торопилась, потому что следовало за очень малое время собраться и самой. А потом уже подумать, как можно безвылазно прожить около недели с ребёнком в иеговистском городке, не выходя на связь с больными родителями.
Но над этим, если всё сложится удачно, она поразмыслит позже. Сейчас нужно узнать о главном. Не получив ответа на рвущий душу вопрос, Лиза будет мучиться все эти долгие дни и непременно сорвётся.
— Лёва!
Лиза выпрямилась, застегнув туго набитый баул. Встретилась с выпуклыми глазами Косаря, который сидел в кресле с Хелей на руках. Иннокентий изображал на своём лице самое вежливое внимание.
— Кеша! Валерия вас действительно шантажировала и вымогала деньги?..
— Всё-таки зацепил он тебя, Мессинг хренов! — констатировал Мерейно, нехорошо прищуриваясь. Лиза пожалела, что не сдержалась, не утаила сомнений. — И Дашку заболтал… Да, шантажировала! Но сейчас ей выгодно прикинуться несчастной и побитой. После истории с Вандышевым она испугалась. Валерий Ильич отказался от претензий на ребёнка, потому что хочет жить.
— Значит, всё-таки вы организовали покушение? — тихо спросила Лиза, чувствуя, как по ногам, по позвоночнику, по шее мурашками ползёт леденящий ужас. — Из-за моей прихоти уже пролилась кровь. Не к добру…
— Мы делаем общее дело с очень серьёзными людьми, Лизавета, — спокойно пояснил Мерейно. — И те, кто становится нам поперёк дороги, исчезают. В крайнем случае, их заставляют поумнеть и не чирикать. С нашей помощью или нет — неважно! Мы тоже люди подневольные. Если допустим в России провал, отвечать будем по всей строгости. А именно — собственными головами. Вандышев зашёл слишком далеко, и его пришлось пугнуть. Теперь он будет заниматься только пластическими операциями и подбором протезов. Скажу больше — мне приказано ликвидировать родную сестру, которая сдала нас, и я вынужден подчиниться. Как только представится возможность, я приведу приговор в исполнение. А уже потом подумаю, как после этого взгляну в глаза нашей матери, как поздороваюсь с племянницей Настенькой, которую очень люблю. Но если ослушаюсь, трупа будет два, а не один. Ты должна знать об этом. — Мерейно уже не называл Лизу на «вы». — И молчать о том, что слышала сейчас. Мы сможем помочь тебе, спасём вас с дочкой, сохраним ваш покой. Но в ответ ты не должна допускать никаких колебаний, слышишь? Вижу, что слышишь и всё понимаешь. Ты слишком далеко зашла, и наши судьбы переплелись. Если потонем, то вместе. А сейчас ты пойдёшь с нами. И будешь с нами всегда, ибо так угодно Провидению. В жизни надо не только брать, но и отдавать, Елизавета Юрьевна. А теперь накинь шаль, и пойдём. Ребёнка понесу я. Два охранника дежурят у ворот, но ничего подозрительного пока не заметили. Успокойся — мы рядом.
— Присядем на дорожку, — предложил Лукин, хотя ещё не успел подняться. — И запомни, Лизочек, — ты сама выпросила у меня эту девочку. Я дал тебе достаточно времени для размышлений, предупредив о грядущих трудностях. Но ты всё равно настояла на своём, а теперь уже поздно что-либо менять. Мы теперь скованны одной цепью. — И Лукин, приобняв Лизу за плечи, направился к двери. — Ты почему дрожишь? — удивился он у порога. — Всё будет хорошо!
— Кеша, я боюсь… — пролепетала Лиза, с трудом нащупывая ногами ступени. — В это время я всегда лежала в постели или смотрела телевизор. Но я постараюсь не подвести…
— Вот и славно! — обрадовался Лукин. — Или вперёд, Лизочек, а мы с Лёвой пошепчемся.
Когда Лиза спустилась к входной двери, Иннокентий обернулся к Косарю.
— До тех пор, пока не закончим с Тураевым, нашу принцессу надо держать под наблюдением. Она засомневалась и может сломаться, а в ближайшую неделю это ни к чему. Когда прояснится с Тураевым, станет спокойнее. Другого такого фанатика у них нет. Распорядись, чтобы у иеговистов с Лизы глаз не спускали — ни днём, ни ночью.
— Всё сделаю, — кивнул Мерейно, бережно прижимая к себе младенца, мать которого неполных три месяца назад грубо затаскивал в автомобиль прямо под окнами её квартиры.
Больше всего на свете он сейчас боялся ненароком оступиться, загреметь вниз и тем самым пустить коту под хвост всю их с Лукиным длительную и кропотливую работу.
Александр Георгиевич Петруничев уже несколько дней подряд чувствовал удушье, словно ему на лицо натянули противогаз и зажали шланг. У него тряслись руки, и даже ночами, несмотря на лошадиные дозы лекарств, бешено колотилось сердце, а бельё промокало от холодного, похожего на предсмертный, пота. Вся левая половина туловища к утру немела, и только в горле, в пищеводе оставалась противная, упорная боль, будто туда вбили плохо оструганный кол.
Петруничев, приволакивая ногу, передвигался по своей квартире почти ощупью и удивлялся, что может делать хотя бы это. Полковнику казалось, что ночью он окончательно умер, а утром каким-то чудом воскрес. Воскрес именно для того, чтобы использовать данный ему шанс.
Он должен вызвать к себе Артура Тураева, забрать материалы, добытые в ходе расследования. И строго-настрого приказать майору больше не совать нос в деятельность фирмы Лукиных. Просто забыть о ней, сделать вид, что вообще ничего не случилось. А когда Тураев сдастся, получить с Валерии отказ от поисков ребёнка не составит труда. Если девица ещё не окончательно спятила, она вынуждена будет признать дочь навсегда потерянной.
Перед Хеленой Лосс откроются все дороги. Она сможет получить образование в лучших университетах Европы и Америки. А у родной матери её ожидают ясли, круглосуточный детсад и обычная школа, после которой ни о какой дальнейшей учёбе не стоит и заикаться.
Вроде бы Валерия уже склоняется к мысли о передаче дочери Елизавете Лосс. Если она потеряет поддержку Тураева, вопрос решится ещё быстрее. Но выбить у майора почву из-под ног, легально лишить его возможности продолжать расследование может именно полковник Петруничев. С этого момента все действия Артура станут незаконными. В случае чего можно будет, предварительно сняв погоны, «закрыть» его по соответствующей статье. А там уголовнички с ним разберутся — у ментов на зоне один конец…
Петруничев кое-как дотащился до своего служебного кабинета, упал в кресло и долго вытирал платком лицо, чтобы выглядеть более или менее прилично. Руки полковника так и тряслись, пот тёк за ворот форменной рубашки. Весенний свет, льющийся в окна, мерк перед слепнущими глазами. Вот сейчас он лично вызовет Тураева, который вчера вернулся из Питера. И объявит, что дело Леоновой передаётся в РУБОП, где его, скорее всего, довольно быстро закроют.
Полковник не знал, как после этого будет работать дальше. Но из органов всегда можно уволиться, а вот от ответственности за свою семью не убежишь. Отцом, мужем, дедом, сыном быть не перестанешь. Да, пока все его родные живы. Но четверо из них уже находятся в больнице, причём сын — в реанимации. Жена тоже вот-вот сляжет. А он, полковник милиции, большой начальник, самым дорогим людям помочь не может. Выход один — он должен отстранить майора Тураева от ведения дела Леоновой…
А потом можно будет снять со специального счёта сто тысяч долларов. Если трудно сделать это сразу, можно перевести деньги на свой счёт и брать понемногу. Бояться за репутацию нечего — всё чисто, никакого криминала. Жертвуют средства вроде бы разные люди, да не полковнику, а его сыну Максиму, получившему перелом основания черепа в страшной автокатастрофе.
Максим занимался бизнесом, торговал морепродуктами, поставляя их в рестораны и дорогие магазины Москвы. Другие деловые люди, узнав о трагедии, вполне могли пустить шапку по кругу. Но полковник-то знал, что КамАЗ вылетел на полосу встречного движения не случайно. И что не мифические конкуренты сына направляли самосвал, а Иннокентий Лукин. Он же перевёл в банк деньги, выставив свои условия, и не через кого-нибудь. Посредником стал генерал, непосредственный начальник Петруничева.
Нет, он не давил на убитого горем отца. Не вынуждал его закрыть глаза на деятельности фирмы Лукиных. Он просто посоветовал изменить подход и поподробнее разобраться в методах работы его подчинённого майора Тураева.
Петруничев понял, что нужно генералу. И ответил — «Есть!» Они попили чайку с печеньем, потом приняли по рюмашке коньяка и простились. Выходя от добродушного генерала, Петруничев уже знал, что выполнит волю Лукина. Выполнит потому, что следующей жертвой станет жена Вероника, с которой они прожили тридцать три года. А вот теперь могут расстаться навсегда…
Полковника все эти дни терзала мысль о ненужности, о бессмысленности дальнейшей работы по делу, потому что с такими обширными связями и влиятельными покровителями Лукин был неуязвим. Он всё равно выиграет, а Петруничев за просто так лишится всей семьи. И после этого одна дорога — в психушку. Впрочем, есть и другая — к сейфу, за личным оружием. Пистолет поможет решить проблемы раз и навсегда.
