– Витамины едим? – приговаривал Громов. – О своем драгоценном здоровье заботимся?
Грузное падение хозяйской туши послужило толчком к началу всеобщего столпотворения. Вот тут-то и началась настоящая работа для «АКМа» в руках Громова. Собственно говоря, он временно превратился если не в придаток автомата, то в единое с ним целое. Трудно было разобрать, то ли Громов направляет ствол в нужном направлении, то ли ствол сам выбирает мишени, а стрелок только успевает за ним поворачиваться.
Р-ра-та-та-та!.. Пули мочалили грудь коротконогого юноши в свитере домашней вязки, а он, отброшенный к стене, мог только дергаться, как паяц, хотя был уже мертв – с того мгновения, как лопнуло и утонуло в крови его сердце.
Р-ра-та-та-та-та-та!.. Сразу двое мужчин, метнувшихся на крыльцо, синхронно всплеснули руками, крутнулись вокруг своей оси и, хватаясь друг за друга, рухнули вниз… Еще очередь! Подхваченный свинцовым вихрем казах, теряя в падении шлепанцы и пояс халата, высадил дверцу сарая и наполовину исчез внутри, оставив снаружи лишь судорожно подергивающиеся пятки, желтые, как воск. Кто-то догадался опрокинуть дощатый настил, служивший столом, самые расторопные попадали на землю, но Громов тут же перенес огонь на этот жалкий заслон и не отпускал спусковой крючок до тех пор, пока в магазине не закончились патроны, а окровавленные щепки не усеяли землю в радиусе двух метров.
Отшвырнув раскалившийся автомат, Громов схватил новый, приятно холодящий руки, и продолжил поливать двор огнем, не пропуская ни одной движущейся мишени. Появлялось в прицеле чье-то круглое сморщенное лицо с щелочками глаз – дырявил это круглое лицо. Возникала на периферии зрения бегущая фигура – валил фигуру. Когда из окна второго этажа высунулся детина в тельнике, Громов загнал его внутрь вместе с автоматом, который тот приладил к плечу, и вместе с оконной рамой, за которую детина попытался ухватиться перед падением.
Осыпалось осколками соседнее окно, оттуда высунулся хобот ручного пулемета, начал было корежить подпрыгивающую «Ниву» латунными пулями, начиненными сталью, но продолжалось это недолго. Стоило Громову увидеть макушку пулеметчика, приподнявшуюся над подоконником, как он снес ее к чертовой матери, только брызги полетели.
– А-а-а! – завопил совершенно ошалевший казах, размахивая тесаком, выхваченным из расшитых бисером ножен.
Сообразив, что залитый кровью двор превратился в ловушку, он бросился вперед, надеясь прорваться наружу. Пули встретили его на бегу, подбросили над слетевшими с ног тапками, опрокинули на остатки пиршественного стола.
Исполосовав попутно юрту, возвышающуюся на заднем плане, Громов вогнал в автомат новый рожок, передернул затвор и с сожалением понял, что в этом нет никакой необходимости. Байская резиденция казалась вымершей.
Казалась? Среди полутора десятков тел, валяющихся во дворе, признаки жизни подавал лишь старик, мечущийся туда-сюда в развевающемся халате, под которым не было ничего, кроме черных сатиновых трусов и майки.
Отодвинув войлочный полог юрты, выглянула наружу голая женщина, стоящая на четвереньках. С удивлением опознав в ней Наталью, Громов призывно мотнул головой, но она отпрянула обратно.
Надо же, он внушает ей страха больше, чем все это отребье, пировавшее за праздничным столом, пока неподалеку умирал молодой парень, распятый на кресте.
– Хрен с тобой, – прошептал Громов, давая задний ход. – Хрен со всеми вами. Живите как знаете. Хороните своих мертвецов и почаще наведывайтесь к их могилам. Может, из вас еще получится что-нибудь путное… Когда-нибудь.
* * *
Он еле дотянул обратно. Из-за пробитых пулями скатов «Ниву» постоянно уводило в сторону, двигатель работал с перебоями, глох через каждые полкилометра. Дорога заняла около часа, но спешить теперь было некуда, так что Громов не спешил. Держался за руль, смотрел вперед и слушал, как гуляет по салону ветер, как звякают перекатывающиеся на полу гильзы.
Когда «Нива» на последнем издыхании добралась до подножья холма, из поврежденного радиатора повалил пар.
Прежде чем выйти, Громов протянул руку к автомату, но так и не притронулся к нему. Его тошнило от одной мысли об оружии, слюна до сих пор была кислой от пороха, в ушах отдавалось эхо автоматных очередей. Это была не та война, которую хотелось продолжать. Не та война, в которой можно победить. Просто пришлось израсходовать много патронов, а теперь необходимость в стрельбе отпала, и это был единственный положительный результат карательной экспедиции.
Поднявшись на холм, Громов молча присоединился к стоящей у могилы Ленки. Корольков ждал в сторонке, стараясь держаться тише воды ниже травы. Осторожно дуя на ладони с лопнувшими волдырями, он украдкой наблюдал за скромной погребальной церемонией, а в его сторону никто не глядел – не было такого желания.
– Как там местный феодал? – спросила Ленка ровным, слишком ровным тоном.
– Нет больше никакого феодала, – сказал Громов.
– Наверное, у него были рабы. Ты освободил их?
– Они сами сбегут, если пожелают. А зимой придут к новому хозяину.
– Почему ты так думаешь?
– Голодно, холодно, – Громов пожал плечами. – Надо же им куда-то деваться.
– Выходит, суслики более независимые существа, чем люди?
– Выходит, что так.
– Зря мы сюда приехали, – неожиданно заключила Ленка.
Она смотрела на тело Андрея, уложенное на дно могилы. Вместо савана – кусок брезента, плотно облегающий голову. Жуткое зрелище, но не станешь ведь засыпать землей обращенное к тебе лицо. Такое родное лицо. Такое чужое.
– Зря, – повторила Ленка. – Мне было бы легче считать его пропавшим без вести.
– Я не знаю, что ответить тебе на это, – признался Громов. – В любом случае, мы приехали, так что ничего не изменишь. А теперь пора домой.
Он осторожно забрал у дочери лопату и подивился тому, какие холодные у нее пальцы. Словно она сама умерла на вершине этого проклятого холма.
– Сначала я ломала голову над тем, как пометить могилу, – Ленка кивнула на кособокую яму у своих ног. – Вкопать рядом крест? Так ведь утащат на дрова. Навалить сверху земли побольше? Ветром сдует. И знаешь, что я решила?
– Что? – Прежде чем задать этот короткий вопрос, Громову пришлось откашляться.
– Я сюда больше не вернусь. Никогда. Мне кажется, что я побывала на другой планете, но она оказалась непригодной для жизни.
– Тогда… – Громов не решился закончить фразу.
– Да, – ответила Ленка, прочитавшая его мысли. – Ты прав. Нужно закопать могилу и убираться отсюда подобру-поздорову. Только ты, пожалуйста, сделай это сам.
Она зачерпнула ладонью рыхлую землю и разжала пальцы над могилой. Брезент отозвался на это глухим шорохом. Сунув руки в карманы, Ленка быстро отошла подальше. Судя по бледности, проступившей на ее лице, она была близка к обмороку.
– Игорь, – крикнул Громов, – помоги ей дойти до машины.
– Ни за что! – Ленка вскинула подбородок и расставила ноги пошире.
Сделавший несколько шагов вперед Корольков замер в нерешительности.
– Тогда спустись к «Ниве», полей ее бензином и подожги, – велел ему Громов. – Только держись подальше.
– Боитесь, что напоследок нанюхаюсь опиумного дыма? – криво усмехнулся Корольков.
– Нюхай, сколько влезет, но в «Ниве» заряженное оружие и боеприпасы.
Повернувшись к ухмыляющемуся Королькову спиной, Громов расстегнул куртку и взялся за лопату. Она вошла в землю, как нож в масло… Как пуля, пронзившая Громова на вдохе.
– Ох, гаденыш, – сказал он, наваливаясь грудью на черенок лопаты, – что же ты делаешь, гаденыш?
Его правая рука поднялась и бессильно упала. Верный «универсал» находился у дочери. Автомат остался в машине. Война, которую он считал законченной, продолжалась.
Грохнул еще один выстрел, почему-то отличающийся по тембру от первого. Решать эту загадку не было ни сил, ни времени. Нужно отвлечь все внимание Королькова на себя, чтобы дать возможность дочери добежать до машины.
– Ну, где ты, гаденыш? – спросил Громов, оборачиваясь через плечо. – Посмотри мне в глаза, с-сукин ты сын.
Корольков при всем желании не смог бы выполнить это требование. Сделавшись неправдоподобно плоским, он лежал на спине, заслоненный от Громова перепачканными глиной подметками. Там, где угадывалась его голова, струился пар. Это могло означать только одно: второй выстрел сделал не Корольков, а Ленка, и со своей задачей она справилась значительно лучше.
Фигура бегущей дочери накренилась вместе с линией горизонта. Громов перевел угасающий взгляд на землю у своих ног и не сумел разглядеть на ней ни одного зеленого побега. Даже самого крошечного.
«Пыль да бурьян», – тоскливо подумал он, падая на чужую землю, встретившую его жестким ударом в лицо.
Глава 22
Конец – делу венец… Только бы не терновый
Неизвестно, в каком точно году… но год тот точно выдался нелегкий – для большей и лучшей части человечества. Вы спросите меня: а разве бывает иначе? Я отвечу вам: нет. Подумаю немного и добавлю: поэтому точная дата не имеет особого значения.
