— Проклятый дурак. — сказал Шарп, обращаясь к трупу, потом поднял голову, пытаясь рассмотреть сквозь сгустившуюся тьму, как выбраться из ущелья, и увидел над собой на краю обрыва большую тень.
Сначала он решил, что это какой-то француз, но потом услышал голос Харпера.
— Он правда помер?
— И даже не сопротивлялся. Вильямсон тоже.
Шарп вскарабкался вверх по стенке ущелья, а когда подобрался близко к Харперу, сержант опустил вниз свою винтовку и втащил Шарпа наверх. Сержант Мачедо был рядом. Вернуться на скалу они не могли, потому что по дороге шли французы, и им пришлось найти укрытие от дождя в расселине, образовавшейся в огромном валуне. Шарп рассказал Харперу, что случилось, и спросил, видел ли ирландец Кейт.
— Она с лейтенантом, сэр, — отозвался Харпер. — Последнее, что я видел, так это что она ревёт, а он её крепко обнимает и гладит по спине. Женщины любят пореветь, вы ведь знаете, сэр.
— Знаю, — ответил Шарп.
— Они поплачут, и успокаиваются, — заметил Харпер. — Странно, а нам это не помогает.
Шарп отдал один золотой Харперу, один — Мачедо, а последний оставил себе. Совсем стемнело. Ночь обещала быть долгой, холодной и голодной, но Шарп не возражал.
— Вернул всё же свою трубу, — сказал он Харперу.
— Я так и думал, что у вас получится.
— Она даже не повреждена. По крайней мере, так кажется.
Внутри сложенной трубы ничего не дребезжало, когда он её встряхивал — и он решил, что это хороший знак.
Дождь поутих, и Шарп слышал лишь шарканье ног тысяч французов о камни Сальтадора, шум ветра, журчание реки и шорох дождя. Орудийная канонада прекратилась. Где-то далеко, в Понте Ново бой закончился, и он не сомневался, что наши победили. Французы пришли, встретились с сэром Артуром Уэлсли, и он побил их хорошенько, как следует. Шарпа это радовало, потому что Уэлсли был хладнокровной скотиной, но при этом — чертовски хорошим воякой. Он устроил Королю Николасу кровавый хаос. А Шарп ему в этом помог. Внёс, так сказать, свою лепту.
Шарп в очередной раз присвоил себе чужую славу. Действительно, существовал некий португальский парикмахер, который переплыл на лодке через Дору и показал подполковнику Уотерсу три лежащих на отмели баржи на северном берегу реки, но сделал он это исключительно по собственной инициативе. Никаких британских войск на северном берегу в это время не было. И стрелки 95-ого полка не участвовали в обороне семинарии. Французы действительно считали, что уничтожили или спрятали все средства переправы на реке, но проглядели три баржи, с помощью которых организовали паромную переправу красномундирников в семинарию, по необъяснимому стечению обстоятельств оставленную врагом. История о том, как с помощью шрапнели была уничтожена французская артиллерийская батарея, взят из книги Чарльза Омана «История войны на Полуострове», книга II. Генерал сэр Эдвард Пэйджет был при этом ранен в руку, потерял её, вернулся в Англию, а после выздоровления вернулся как генерал 1-го дивизиона, но ему и дальше не везло — был взят в плен французами. Британцы потеряли семьдесят семь человек убитыми или раненными во время обороны семинарии, потери французов по крайней мере в три-четыре раза больше. Французам также не удалось уничтожить паром в Барка д’Авинтас, который тем же утром переправил через реку два батальона из легиона Королевской немецкой пехоты и 14-й полк легких драгунов, что могло составить для французов серьёзную проблему при отступлении из Опорто. Но генерал — майор Джордж Мюррей, выдвинувшись на север, к дороге на Амаранте, ограничился тем, что наблюдал за отступлением противника. Позже в тот же день генерал Чарльз Стюарт дал приказ 14-му полку лёгких драгунов атаковать французский аръергард, но Мюррей отказался продвинуть свою пехоту. Таким образом, эти боевые действия можно расценивать как малозначимые и запоздалые. Описывая сцену разговора маршала Сульта с поваром в тот момент, когда британцы начали переправу, я опирался на знание его привычек. Однако документально подтверждено, что тем утром он действительно спал почти до одиннадцати, и, независимо от того, что его повар решил готовить на ужин, ужин этот был действительно съеден сэром Атруром Уэлсли.
Семинария стоит на том же месте, хотя теперь её поглотили пригороды Опорто, и мемориальная доска на ней напоминает о героических событиях обороны 12 мая 1809. Другая мемориальная доска, установленная на причале рядом с тем местом, где великолепный стальной мост Эйфеля соединяет берега реки, описывает катастрофу 29 марта, когда в панике на разрушенном мосту погибли сотни португальских беженцев. Существует два объяснения причин случившегося. Согласно первой версии, отступающие войска подняли разводной мост, чтобы не дать французам прорваться на южный берег. Мне больше нравится вторая версия: вес толпы беженцев заставил погрузиться центральную часть моста, а течение реки разрушило настил. Как бы то ни было, результат оказался ужасным: сотни людей, в большинстве — мирные жители, сорвавшись с обрушенного конца понтона, утонули в Дору.
Захват Опорто означал для маршала Сульта покорение северной Португалии. Собирая силы для наступления на Лиссабон, он действительно тешил себя мыслью сделаться королём. Он искал поддержку среди своих генералов и португальцев и поддерживал Diario do Porto, газету, издаваемую во время французской оккупации, которую редактировал священник, являвшийся сторонником этой возмутительной идеи. Скорее всего, Наполеон остался бы не слишком доволен подобной саморекламой, и перспектива вызвать гнев Императора убедила бы Сульта отказаться от своей идеи.
Но он на самом деле тешил себя подобными планами, за что получил прозвище «Король Николас», и это почти привело к мятежу, во главе которого должны были встать полковники Донадьё и Лафит, а также несколько других офицеров, чьи имена остались неизвестны. Капитан Аржантон действительно пересекал линию фронта, чтобы провести переговоры с британцами. Аржантон хотел, чтобы британцы убедили португальцев поощрить Сульта объявить себя королём. Это стало бы сигналом к началу мятежа, а Донадьё и другие в ответ увели бы армию во Францию. Британцы также должны были перекрыть дороги на восток, в Испанию, но оставить для безопасного отхода французской армии свободными дороги на север. Сэр Артур Уэлсли, прибыв в Лиссабон, чтобы принять командование от Крэддока, встречался с Аржантоном и отклонил идею заговора без обсуждения. Аржантон по возвращении к Сульту был кем-то выдан, арестован, но ему обещали сохранить жизнь при условии, что он расскажет всё, что знает. Для Сульта стало открытием, что, вместо того, чтобы уходить из Португалии, британская армия готовит нападение на север. Это предупреждение позволило Сульту отозвать с южного берега Дору его ударную группировку, которая иначе могла быть окружена в результате стремительного наступления Уэлсли. На этом карьера Аржантона не закончилась. Он сумел сбежать из плена, добрался до британской армии и ему обеспечили безопасность на территории Англии. По некоторым причинам он решил вернуться во Францию, был снова схвачен и на сей раз расстрелян. Обсуждая зловещие заговоры, стоит также отметить, что стремления к «европейской системе, европейскому кодексу законов, европейской судебной власти и одной нации в Европе, европейцах», которые Кристофер приписывает Наполеону, были действительно ясно сформулированы Бонапартом.
Эта история начинается и заканчивается событиями, связанными с мостами. Рассказ о том, как майор Дюлон из 31-го вольтижёрского полка захватил Понте Ново, а затем Сальтадор — правда. Он был очень похож на Шарпа характером, славился необыкновенной храбростью, был ранен при штурме Сальтадора, и дальнейшие его следы теряются. Он, фактически, один спас армию Сульта от полного разгрома и заслуживает за это долгой жизни и легкой смерти. И, конечно, он не заслужил того, чтобы его упоминали в вымышленной истории о провале штурма несуществующего на самом деле Холма Сторожевой Башни у деревни Вила Реаль де Зедес, которой нет на карте.
Меткий выстрел Хэгмэна на семьсот шагов кажется слишком замечательным, чтобы оказаться правдоподобным, но эта история основана на реальном факте, который произошел в предыдущем году во время отступления сэра Джона Мура к Ла-Корунье. Том Планкетт («склонный к неповиновению, грубый стрелок», как называет его в своей книге «Корунья» Кристофер Хибберт) убил «чудесным» выстрелом французского генерала Кольберта с расстояния семьсот ярдов. Выстрел, по справедливости, стал среди стрелков легендарным. Я читал в недавней публикации, что предельная дальность выстрела из винтовки Бейкера составляла всего триста ярдов, что, наверное, удивило бы солдат в зелёных куртках, которые считали это расстояние средней дальностью боя.
