Они тоже нашли ключ.
Я сел и почувствовал себя бесконечно старым.
И все-таки десять минут спустя я был на Уринанштрассе и высматривал такси. На это ушло еще десять минут. Шофер не хотел со мной связываться по причине моих кондиций. Если он и взялся бы отвезти меня куда-нибудь, то предпочел бы полицейский участок. Проклятый законопослушный городишка! Но я продолжал упорно твердить:
– Отель «Батерфляй», доктор.
И он в конце концов сдался.
Для отеля это тоже стало большим потрясением. Но там меня снабдили огромной порцией шотландского виски и вызвали доктора. Доктор был маленьким, чистеньким, суетливым старикашкой с быстрыми безжалостными пальцами, и абсолютно не верил, что меня сбила проезжавшая машина. Он и прежде встречался с ранами от резиновой дубинки. Даже здесь, в Цюрихе. Все что он сделал – это накрутил тюрбан бинтов на голове и залепил пластырем щеку. Кроме того, он принял гонорар наличными.
Когда он ушел, я взял телефонную трубку и попросил соединить меня с отелем «Доелен» в Амстердаме. Лучше уж сразу исповедаться и покончить с этим.
Спустя несколько минут, а было уже около часу, я связался с Карлосом.
– Я в Цюрихе, – я тщательно подбирал слова. – И у меня произошел инцидент.
Пауза. Затем:
– Насколько серьезный?
По телефону его шотландский акцент был заметнее.
– Боюсь… Мы потеряли… контракт. Я сожалею…
– А-а. Я также. Как, дьявол вас дери, вы умудрились вляпаться?
– Послушайте, я был контужен и просто ничего не помню. Как насчет полиции?
– Вы заявили? – это прозвучало весьма резко.
– Нет, но…
– Лучше пока воздержаться.
– Они все равно узнают, так или иначе. Я имею в виду, несколько человек знают, что я попал в переделку. Они не станут молчать.
– Ничего не рассказывать.
– Могу я сослаться на хозяйку, как поручителя?
– Ни в коем случае.
– Ну спасибо… – я был предоставлен самому себе.
– Вы будете здесь завтра с объяснениями?
– Да, обязательно.
И назад, торговать оружием – завтра же вечером. Ладно. Такое иногда случается.
Он повесил трубку. Я навзничь рухнул на кровать и закрыл глаза. Голову переполняла тупая боль, очень похожей на зубную, с острыми уколами каждый раз, когда я ее поворачивал. Чертов докторишка, взглянув на виски, отказался дать мне снотворное.
Затем последовал стук в дверь: резкий двойной удар, что означало «слово и дело», Что ж, этого следовало ожидать.
– Да? – спросил я.
– Криминальная полиция.
Я осторожно слез с кровати и открыл дверь.
Он был человеком моих лет, среднего роста, с квадратными плечами и узкими бедрами, с лицом, составленным из одних углов, наподобие шведских деревянных скульптур, и аккуратно причесанными темными волосами. Серый двубортный дождевик он так и не расстегивал на протяжении всего общения со мной.
Помахав карточкой, которая могла с тем же успехом быть и собачьей лицензией, он буркнул: лейтенант полиции Линдманн. И без приглашения уселся. Я вновь улегся на кровать.
Лейтенант вынул блокнот, перелистал страницы, что-то прочитал, взглянул на меня и снова в блокнот.
– Говорите по-немецки?
– Нет.
– Итак, – он принялся громко читать по блокноту, – у вас… ссадина выше правого уха, да? И синяк на лбу? С контузией, но без переломов и сотрясения мозга, да?
Откуда, черт возьми, мне знать? Но я догадывался, что доктор расписал все детали.
– И все это в результате инцидента с автомашиной, да?
– Не знаю.
Его брови поднялись вверх на четко отрегулированную высоту, выражавшую официальное недоумение.
– Вы не знаете?
– Я не могу вспомнить. Я пришел в себя и понял, что лежу на улице. Полагаю, меня сбил автомобиль.
– Вы не запомнили номер?
Я только взглянул на него.
Он кашлянул, прочищая горло, и снова заглянул в блокнот.
– Когда это случилось?
– Не знаю. Я прибыл сюда сразу после полуночи.
– Но Ваш поезд прибыл из Парижа в 23.14, верно?
– Да. Я лежал на улице и приходил в себя как раз около получаса.
Он чуть подался вперед и стал серьезнее.
– Вы не думаете, что на вас напали?
Я замахал руками.
– Зачем? Вот мой багаж. Вот мой бумажник, – я подвинул тот к нему. – С какой целью?
Кто бы они ни были – они были профессионалами. Гораздо легче было распотрошить весь чемодан. Но тогда я не смог бы развешивать лапшу про инцидент с автомобилем. И все-таки они оставили одну зацепочку. Меня оставили самому разбираться с проблемой моего времяпровождения в Линденхофе, но не могли они пойти на риск и бросить меня на перекрестке? Меня могли подобрать прежде, чем я пришел в сознание, и бредил бы о зеленых полях и Сезаннах.
Они были профессионалами. Мне бы хотелось с ними снова встретиться. Мне очень бы хотелось с ними встретиться с «кольтом» калибра 45 в руке. Это бы мне доставило большое удовольствие.
Он одарил меня пронизывающим взглядом.
– Можете вы объяснить разницу во времени? Не думаю, что вы могли незамеченным лежать на оживленной улице в течении получаса.
Я пожал плечами, стараясь сделать это как можно лучше, учитывая, что я лежал в кровати на спине.
– Может быть, я выпил чашку кофе на вокзале и куда-то позвонил… Я просто не могу ничего вспомнить.
Он уставился мне в живот.
– Если бы вас убили, мы могли бы проверить версию с кофе, анализируя содержимое желудка.
– Вам жутко не повезло.
Он кивнул, соглашаясь.
– Герр Кемп, с какой целью вы пожаловали в Цюрих?
– Деловая встреча в Национальном банке.
Эта легенда была прекрасным прикрытием. Он покосился на меня и я заметил, как тщательно и с каким трудом он выбирает следующий вопрос. Нужно быть очень осторожным, когда дело касается швейцарских банков, даже если вы – из криминальной полиции.
– По какому делу? – спросил он как бы между прочим, и вопрос был случайным и малозначащим.
– Наведите справки в Национальном банке. (И вам порекомендуют прыгнуть с Монблана).
– Я слышал, вы говорили с Амстердамом. Кто был абонентом?
– Человек, чьи интересы я должен был представлять в банке.
Он глубоко вздохнул.
– И о чем вы говорили?
– О деле, которое мне следовало осуществить в Национальном банке.
Он встал и посмотрел на меня сверху вниз.
– Герр Кемп, мы не продвигаемся ни на йоту.
– Я даже не представляю себе, какого результата вы пытаетесь добиться. Я и не знал, что в Цюрихе, угодив по машину, становишься уголовным преступником.
– Вы знаете, что это не автомобиль.
– Правильно. Это могло быть такси или грузовик. Или снежный обвал. Или, наконец, из Бернского зоосада сбежал медведь и ковылял мимо, когда…
Осторожней, Кемп, может быть, все таки у тебя легкое сотрясение мозга. Или просто дает о себя знать возраст и усталость от допроса.
Он медленно и четко произнес:
– Не думаю, что это был автомобиль или медведь. Я думаю, на вас напали. И меня беспокоит, что вас не ограбили. Вы понимаете?
Я понимал. Он думал, я несу в себе в его спокойный чистый город заразу кровной мести и войны между бандами. Может, я должен был вскочить и закричать: «Нет-нет, герр полисмен, я жулик не того сорта. Я совершенно по другой части!»
Но я только закрыл глаза и слабо кивнул. Но даже это жалкое движение отдалось приличной болью.
Он заявил:
– Вы покинете Цюрих завтра.
И вопросом тут и не пахло.
Это была долгая кошмарная ночь, полная боли и видений, наподобие фильма ужасов, склеенного как попало из изрядно затрепанных обрывков. Вот я на велосипеде с моторчиком, он подпрыгивает на кочке и я лечу. При этом, если я хочу жить, нужно лететь до бесконечности. Но я не могу. Вот длинный черный лимузин, который превращается в поезд, несущийся в ночи… Какой – то человек, которого я когда-то убил – его лицо я не могу то ли забыть, то ли вспомнить… Я плыву, отбиваясь от осьминогов и задыхаясь…
Да, отвратительная ночь. Но к утру боль превратилась просто в приглушенную ломоту и я готов был ехать в Амстердам приносить извинения.
Администрация отеля была достаточно корректна, но когда я попросил помочь мне забронировать место в рейсе на Амстердам, они так обрадовались, что буквально готовы были отнести меня в аэропорт на руках, лишь бы быть уверенными, что я занял свое место. Так или иначе, в 10.30 я уже покупал журнал перед входом в зал вылета.
Некий голос, мягкий и явно американского происхождения, произнес:
– Приветствую тебя, Джил.
Говорил хрупкий человек средних лет, в изящном дождевике без пояса. Седеющие волосы аккуратно зачесаны назад. Пенсне без оправы. На лице постоянная застенчивая улыбка. Если вам вдруг случится его заметить, сразу станет ясно, что он не просто из Америки, а из Нью-Йорка… Но вы вряд ли его заметите. Он был идеальным статистом для съемок сцен в аэропорту. Гарри Барроуз, блестящий торговец живописью и столь же блестящий жулик.
