«Что же мне, по грязным электричкам в хорошем пальто болтаться? — огрызнулась она самой себе. — Сейчас осень, дожди, в поезде одни садоводы. Такие же, как я. Но вообще-то неприятно».
«Позвоню завтра Маше, Любиной дочке, узнаю, нет ли новостей о Любиной смерти, может, убийцу уже нашли? Хотя маловероятно, и того, кто Зинаиду убил, тоже не найдут».
— Надя, что ты сегодня такая беспокойная? — сонно пробормотал муж. — Вертишься, Бейсику спать мешаешь.
«Ему лишь бы Бейсику никто не мешал!» — с обидой подумала Надежда, но в глубине души она знала, что не права, что муж очень беспокоится за нее, потому что первая его жена умерла, он тогда очень переживал и знает, как это тяжело. А она, Надежда, вечно впутывается во всякие истории, как тогда на работе три с половиной года назад, когда в институте, где она проработала много лет, вдруг начали загадочно умирать люди. Конечно, Надежда со своим приятелем Валей Голубевым не могли остаться в стороне, и сами взялись за расследование загадочных убийств. А в результате Надежда чуть не погибла у проходной собственного института. Тогда от страха она сделала огромную глупость — обо всем рассказала мужу. Муж ужасно за нее испугался и, как всякий мужчина в подобном случае, устроил грандиозный скандал. Поэтому Надежда дала себе слово никогда больше мужу ничего не рассказывать, а со своими неприятностями разбираться самой.
А сейчас надо скорее заснуть, ведь завтра рано на работу. И уже перед глазами, как всегда перед наступлением сна, поплыли какие-то образы, дома, люди, но вдруг одна страшная мысль заставила Надежду сесть в кровати.
Вера, Надежда, Любовь… Ведь это все взаимосвязано: сначала убили Любу, потом покушались на Веру, ведь именно для этого заложили в ее машину взрывное устройство. А потом наступила очередь Надежды. И кому же это, интересно, понадобилось убивать трех немолодых женщин?
— Чушь какая! — сказала Надежда вполголоса.
Муж проснулся и посмотрел на нее внимательно:
— Не спится? Болит что-нибудь?
— Так, мысли разные. Все Зинаида мертвая перед глазами стоит.
Сан Саныч взбил ей подушку, обнял, укрыл одеялом и даже — неслыханно! — выгнал с дивана Бейсика.
«Наконец-то сообразил», — успокоенно подумала Надежда и заснула, прижавшись к его теплому боку.
* * *
Назавтра вечером, когда муж Сан Саныч ушел читать лекции на курсы пользователей персональных компьютеров, Надежда позвонила Маше, Любиной дочери. Вспомнив о матери, Маша заговорила сквозь слезы. Конечно, никого из этих хулиганов не нашли.
— Голову ей разбили чем-то тяжелым. И ведь ничего не взяли, сволочи. — Маша замолчала, чувствовалось, что она борется с подступившими к горлу рыданиями. — Просто так, просто так ни за что убили человека… И откуда берутся такие подонки? Матерей у них не было, что ли? Господи, как жить! И таких случаев много, очень много. На работе у нас в роддоме так же бессмысленно женщину одну убили.
Клавдию Васильевну, медсестру. Она уже на пенсии была, но подрабатывала. А тут не выходит на работу, ей звонят домой, дежурство у нее, если заболела — нужно предупреждать, чтобы подменили. А родственники сами волнуются, говорят, с дачи не вернулась. Искали-искали, только через неделю нашли в пожарном водоеме на полпути от дачи к станции… Сначала думали — плохо стало, упала, а вскрытие показало, что задушили ее, а потом мертвую в воду бросили. И тоже ничего не взяли, да и брать-то особо нечего было, но даже кошелек с деньгами, уж какие там были, и то в кармане остался, не тронули.
— Клавдия Васильевна? Полненькая такая, роста маленького, голосок тонкий?
— Нуда, голос писклявый, маленькая, толстушка. А вы ее знали, тетя Надя?
— Да вроде как знала. Когда мы с твоей мамой в роддоме лежали, она у нас детской сестрой была. Клава, фамилию не помню, конечно. А доктор Алексей Иванович как поживает?
— Алексея-то Ивановича уже нету, лет пять назад как умер, мы с мамой и на похоронах были. Такой доктор хороший, и человек редкостный… Инфаркт у него был.
— Да что ты? Жалко как, золотой человек был. Ты скажи, Маша, у вас в роддоме старые дела, истории болезни или как они там называются, долго хранятся?
— Хранятся-то они долго, да только и тут у нас ЧП было. Кто-то ночью в архив влез и часть документов украл. Понятия не имеем, зачем ему это понадобилось? Видно шпана, хулиганье. Нянечка дежурная видела, как подросток оттуда убегал.
— А много документов пропало?
— Да все папки за один год.
— За какой? — Голос Надежды задрожал от волнения.
— За семьдесят первый. А что? Ой, как раз год моего рождения…
— Да, твоего и Алены моей. Год, когда мы все познакомились, — я, мама твоя, Вера, Софа…
После разговора с Машей Надежда уже не сомневалась, что все трагические события последних дней взаимосвязаны. Любу убили, медсестру Клаву убили. Ее саму и Веру явно пытались убить, и по случайности, которую язык не поворачивается назвать счастливой, вместо них погибли два других человека. Правда, рассматривая все происшедшее с точки зрения «высшей справедливости», можно было бы сказать, что женщина, погибшая вместо Веры, наказана за собственную жадность и хищничество, а о пьянчужке Зинаиде никто особенно не горевал, но кто может взять на себя смелость решить, что один человек ценнее другого и более достоин жизни? Такая постановка вопроса может далеко завести, и от нее прямая дорожка ведет к печам концлагерей…
Но так или иначе, погибли по крайней мере четыре человека, пропали документы, связанные с годом и местом рождения ее дочери Алены, и неизвестный убийца наверняка не остановится на достигнутом. Он уже ошибся один, нет, два раза, но он будет продолжать начатое, и, судя по тому, как обильно собирает он свою кровавую жатву, он постарается добраться и до них с Верой, и до остальных.
Как бы то ни было, явно нужно было встретиться с Верой, вспомнить все события далекого семьдесят первого года и подумать сообща, что же происходит, какие тучи над ними собираются и как им выпутаться из свалившихся на них неприятностей.
Не откладывая дело в долгий ящик, Надежда набрала телефон Веры.
— Вера, нужно встретиться, — сказала она не терпящим возражений тоном.
— Ну, приезжай завтра ко мне, — со вздохом согласилась Вера. — Угол Суворовского и Таврической, наискосок от музея Суворова. Подъезд прямо с угла, скажешь, что в пятнадцатую квартиру.
— Жди меня к пяти, я из института, тут рядом, пешком дойду.
Нужный дом Надежда нашла без труда — ведь весь этот район она знала как свои пять пальцев, — ее институт находился на площади Растрелли, это десять минут ходу. Подъезд был впечатляющий, над дверью висела телекамера. Надежда нажала красную кнопку.
— Вы к кому? — сказала телекамера.
— В пятнадцатую квартиру.
Дверь открылась автоматически, и Надежда увидела охранника в «пятне», он сидел в углу за столиком, перед ним светились четыре или пять мониторов.
— Это же надо, как в кино, — усмехнулась Надежда.
По широкой лестнице, устланной малиновой ковровой дорожкой, она поднялась на второй этаж. Между этажами на площадке у красивой формы окна стояли два искусственных кипариса.
«И ничего такого! — подумала Надежда. — Дом старый, просто вернули все, как было до революции, только вместо швейцара в галунах охранник в пятне»".
Вера открыла дверь сразу же, видно, охранник ее предупредил. Была она аккуратно одета и причесана, но в глазах виднелась такая тоска, что Надежда забеспокоилась.
— Ты здорова, Вера? Что-то мне твой вид не нравится.
— Так вроде ничего не болит, только ночами не сплю. Тише, Мак, не приставай!
Человечество испокон веков делится на два враждующих лагеря — владельцев собак и владельцев котов. Правда, есть люди, которые держат и кота, и собаку, мотивируя это тем, что их любимцы якобы очень дружат и жить не могут друг без друга. Надежда таких людей не одобряла и считала их двурушниками. И хотя она была ревностной котовладелицей, но светло-желтый Маклай с неподстриженными по последней боксерской моде ушами привел ее в умиление.
— Какой красавец!
— Последнее время стал меня больше любить, а то все к мужу ластился. Вот так и сидим с ним целыми днями дома одни, — вздохнула Вера, — скоро разговаривать разучусь.
— Квартиру можно посмотреть? — перевела разговор Надежда.
— Смотри, а я пока там на кухне все приготовлю.
Квартира Надежду потрясла. Она долго ходила по комнатам и мечтала, как было бы здорово всем поселиться в такой квартире. Алена приехала бы из Северодвинска, где зять все равно собирается увольняться из флота, и они все впятером зажили бы в такой квартире. Четыре комнаты и огромная кухня — фантастика! Она заглянула в кухню. Увидев ее лицо, Вера криво улыбнулась:
— Ну, скажи, как все: «И что вам не жилось в такой квартире!».
— И верно, — засмеялась Надежда, — вертится на языке эта фраза. Здорово ты тут поработала, уютно очень.
