Мистер Батчер знаком подозвал меня к себе. Нагнувшись, он взял горсть земли и вложил ее мне в руку.
— Сидни тебя любил, — сказал он.
Кивнув, я разжал пальцы, и сухая земля струйкой стекла в могилу.
До конца дня в квартиру Батчер на Тридцать шестой улице тянулся поток тех, кто хотел выразить соболезнования. И такое будет продолжаться еще семь дней. Все приносили с собой еду. Все выходцы из Сицилии, обитающие в нашем районе, навестили Батчер, после чего вернулись в клинику.
Когда мы приехали, отец еще не до конца очнулся от сна, усугубленного наркотиками. Он улыбнулся, здороваясь с нами, но появившийся доктор Дженнаро поспешил выпроводить нас из палаты. Отец попросил его разрешить мне задержаться на минуту, и тот скрепя сердце согласился. Подсев к изголовью кровати, я взял отца за руку.
— Винченцо… — начал отец. Его голос был тихим и хриплым, рукопожатие слабым. — Анджело рассказал мне про Колуччи… Я пытался этому помешать.
— Знаю, — сказал я.
— Ты знаешь, чего хочет Костелло?
— Анджело мне рассказал.
— Вероятно, мать с этим не согласится.
— Она уже высказала свое мнение.
— Винченцо… я хочу, чтобы ты ничего не предпринимал. Матерью движет гнев. Пройдет немного времени, и она одумается. Слушайся Анджело.
— Хорошо, папа. А теперь отдыхай. Маму я уговорю.
— Bene, — сказал отец. Улыбнувшись, он закрыл глаза.
Попрощавшись с матерью, я вместе с ребятами отправился домой к Бенни. Мы сняли пиджаки, ослабили галстуки и открыли по банке пива. Один за другим прошли к столику из дубовой двери и сели. Кое-где в углах оставался мусор, и в воздухе еще чувствовался запах пороха. Никто не произнес ни слова — все сосредоточенно изучали банки с пивом.
Я первым прервал молчание.
— Я получил письмо, — сказал я.
— Да? — спросил Мальчонка. — И от кого?
— От Франклина и Маршалла, — ответил я. — Две недели назад.
— Кто это такие? — продолжал Мальчонка.
— Это колледж. В Пенсильвании.
Все разом встрепенулись и, переглянувшись, подались вперед.
— Не врешь? — спросил Порошок. — И что тебе пишут?
— Туда недавно ездил мистер д’Августино, мой классный руководитель. Он привез мне анкету с просьбой о зачислении. Я направил ее — просто ради смеха.
— И?.. — с нетерпением произнес Мальчонка.
— Меня приняли на первый курс.
Все снова переглянулись. Луи тихо присвистнул, у Прыгуна глаза вылезли из орбит.
— В колледж? — переспросил Мальчонка, словно речь шла о полете на Марс. — Тебя приняли в колледж?
— Да, — небрежно подтвердил я. — Вот ведь какая задница!
Мальчонка был оглушен. Никто из ребят не представлял, что сказать. Первым пришел в себя Порошок.
— И что ты будешь делать?
— Понятия не имею, твою мать, — ответил я.
— Но ты над этим думаешь, — сказал Бенни, правильно?
— Можно сказать и так. Пока что думаю.
— Кто еще знает об этом? — спросил Луи.
— Никто. Я ничего не говорил даже Сидни. — Я печально усмехнулся. — Сидни был бы очень рад за меня.
— Мой старик очень обрадуется, — сказал Луи. — Если ты поступишь в колледж, здесь все переменится. Отец хотел, чтобы мы завязали до того, как начнется полное дерьмо.
— Быть может, его желание сбудется, — сказал Рыжий.
— Ты так думаешь? — удивился Луи.
— Ага. Я тоже получил письмо.
— И кто же, блин, тебе написал? — воскликнул Мальчонка.
— Дядя Сэм, — ответил Рыжий. — Меня призывают.
— Господи! — вздохнул Мальчонка. — Весь долбаный мир полетел вверх тормашками! Тебя призывают в армию, Винни собирается поступить в колледж, отец Луи хочет, чтобы мы завязали, а Прыгун берет уроки оперного пения! Кто следующий?
Смущенно улыбнувшись, Порошок пожал плечами.
— Если тебе интересно, меня признали 4-Ф…[45] слишком толстый.
— Что? — криво усмехнулся Мальчонка. — Неужели нашей армии больше не нужны дирижабли?
— Опять ты издеваешься над моим весом, — проворчал Порошок.
— Ты прав, — виновато согласился Мальчонка, — ничего смешного в этом нет. — Отхлебнув пива, он уставился в потолок.
Остальные последовали его примеру. Снова наступило молчание. Никто не решался озвучить очевидное: все кончено… «Налетчики» распадутся, и никто из нас не в силах этому помешать.
Наконец Мальчонка, посмотрев на банку пива, задумчиво промолвил:
— И все же, позвольте сказать вам одну вещь. Даже если мы разойдемся, никто не сможет нас заменить… мы были лучшими.
Улыбнувшись, я сказал:
— Лучшими из лучших.
Лицо Мальчонки растянулось в широкой улыбке. Он выбросил руку ладонью вниз.
— За дело…
Склонившись над столом из дубовой двери, мы медленно сложили наши руки в привычную пирамиду и на мгновение задержались так. Все сияли.
Это была пятница, 1 сентября 1950 года — конец «лета мафии».
1 сентября — 31 декабря 1950 годаЯ через две недели уехал из «Адской кухни». 15 сентября меня зачислили на первый курс колледжа Франклина и Маршалла в Ланкастере, штат Пенсильвания. Моя мать отказалась признать этот выбор и не разговаривала со мной четыре месяца.
Мальчонка Дельфина подписал контракт с менеджером и стал профессиональным боксером. В первых шести поединках он одержал победу — во всех чистым нокаутом и во всех до четвертого раунда. В конце октября во втором раунде своего седьмого поединка Мальчонка сломал правую руку. В начале следующего раунда он завершил поединок хуком левой, но секундантам пришлось срезать перчатку с его правой руки.
Бенни Вил стал тренером Мальчонки. После того как Мальчонка сломал руку, Бенни некоторое время перебивался случайными заработками, дожидаясь, когда она заживет. Это потребовало больше времени, чем он предполагал, к тому же нашлись те, кто утверждал, что правая рука Мальчонки уже никогда не будет тем мощным оружием, как прежде. Разочарованный, Бенни принял приглашение одной из местных банд и снова свернул на путь преступлений.
Порошок Мазерелли в течение полутора месяцев успел поиграть на пианино в самых разных манхэттенских клубах. В начале ноября его прослушал сам великий Арти Шоу и взял к себе. Порошок стал самым молодым участником одного из последних настоящих биг-бендов.
Луи Антонио устроился работать официантом к своему отцу в «Копакабану». Впервые он вышел на сцену во время вечеринки мафии в День благодарения. К Рождеству Луи уже выступал на «разогрев» перед более известными исполнителями. В афишах его называли Лу Энтони.
Прыгун Камилли после распада «Налетчиков» перестал заикаться. Он продолжал брать уроки пения, и в конце ноября его отец, использовав свои связи, добился того, что Прыгуна взяли в хор «Метрополитен-опера» в качестве стажера. В декабре, к собственному изумлению, Прыгун вышел на сцену с копьем в руках. Это была постановка «Аиды».
Рыжий О’Мара в конце сентября попал в учебный лагерь, а на Рождество вернулся в Манхэттен на побывку. Вместе с нами он сходил посмотреть выступление Луи Лу Энтони в «Копе» и Порошка Мазерелли вместе с биг-бендом Арти Шоу. Завершив обучение, Рыжий получил назначение в пехотный батальон, который должны были перебросить в Корею.
Мой отец оправился от ранения и продолжил «руководить» значительной частью портов нью-йоркского Вест-Сайда, однако самую большую радость он получал, навещая меня в студенческом городке колледжа Франклина и Маршалла. 26 декабря отец был убит во время покушения на Альберта Анастасию. Пять дней спустя, 31 декабря в клубе «Двадцать один» состоялась новогодняя вечеринка, на которую съехались многие мафиози мелкого пошиба. Анджело Мазерелли и близнецы поставили машину напротив клуба на Пятьдесят второй улице и дождались окончания вечеринки. В четыре часа утра громилы, убившие моего отца, вышли из клуба, и больше их никто не видел.
Первые отголоски козней, которые строил Дженовезе в последние дни августа 1950 года, прозвучали восемь месяцев спустя, в апреле 1951 года. Альберт Анастасия расправился с Винченто Маньяно и занял его место капо Семьи Маньяно. Подобно многим до него, Винченто Маньяно просто исчез. Его тело так и не было обнаружено. В отличие от тела его брата Филиппа, которое нашли в водах залива Шипсхэд-бей. За этими убийствами стояли Костелло и Лучано. Для того чтобы сдержать честолюбивые устремления Вито Дженовезе, Анастасия был нужен им как могущественный капо одной из пяти нью-йоркских Семей. После того как Анастасия взял в свои руки Семью Маньяно, положение Костелло, его близкого друга, определенно упрочилось — настолько, что Дженовезе вынужден был обуздать свои амбиции еще на шесть лет… пока он наконец не решил, что снова настала пора действовать. В 1957 году, почти через семь лет после первой попытки, Дженовезе вступил в сговор с Карло Гамбино, ближайшим сподвижником Анастасии, и Томми Луччезе, капо Семьи, которая хозяйничала в Бронксе, убедив их в том, что Фрэнку Костелло пришло время уйти.
