Кормилицын Валерий - Излом

Смеркалось. Накрапывал дождь. Здесь, как всегда, было тихо и сонно… Внизу взлаивали собаки и нервно орали мартовские коты, а за спиной шумел и кипел огнями и жизнью город.

«Я должен сделать свой выбор…

Там, внизу, спокойная жизнь и воспоминания…

Здесь, наверху, сладкая месть и будущее…

Там женщина, которую когда‑то любил…

Здесь – власть и деньги…

Когда последний раз встречались, она сказала, что будет терпеливо нести по жизни свой крест, что всех простила, что будет молиться за меня и сына. А я не стану терпеть! Я не знаю, что такое терпение – сила или слабость? Но знаю, что не хочу терпеть! И не могу простить!

Каждый выбирает свою дорогу сам!» – глядел на маленький дом внизу и на видневшиеся отсюда окна моего офиса в здании банка.

«Я должен быть жесток!!!»

Из‑за угла корпуса института вышла горбунья, которую встречал когда‑то на кладбище, и направилась в мою сторону. Рядом с ней тихонько плелась старая собака.

— Дай‑ка пистолет! – обратился к одному из гоблинов, приехавших на двух машинах вместе со мной.

«Эти ребята, наверное, – оглядел своё окружение, – и кидали когда‑то в них камни…»

Собака приметила что‑то интересное для себя и обогнала хозяйку. На нас они не обращали внимания.

Прицелившись, я выстрелил и увидел, как сеттера подбросило, а затем он тяжело рухнул и забился среди осколков кирпичей и мусора.

Горбунья, бросив сумку с кусками хлеба, упала перед ним на колени и, пачкаясь кровью, прижала к себе собачью голову.

Она не кричала, нет, а лишь молча гладила голову своего единственного друга.

«Мне ни к чему жалость!.. Мне ни к чему терпение!..»

Смотрел, как она обнимала собаку и раскачивалась, словно пела ей колыбельную.

А может, и пела?!

«Bо мне нет жалости!» – говорил себе.

Глаза сеттера остекленели, и он провис на её руках.

Она не плакала, а по–прежнему раскачивалась и пела, или стонала, или беззвучно рыдала.

«Мне не нужна жалость!..» – перевёл взгляд на бывший свой дом, и на секунду показалось, что увидел рядом с ним деревенского деда.

Он глядел в мою сторону и слёзы текли по морщинистым щекам, теряясь в седой бороде.

«Конечно, показалось. Это просто дождь, – вытер со щеки каплю. – Прости, старик! Каждый выбирает свою дорогу сам!» – протянул пистолет бойцу, который шмыгал носом, с трудом скрывая жалость, и увидел, как он вздрогнул, встретившись со мной взглядом.

Глаза мои стали стылые, как у убитого авторитета.

«Больше во мне нет жалости! – подумал я. — Видно из Человека становлюсь Волком!..

«Помарин» – зубная паста