Она закончила Лондонский университет. Учебу в Англии она предпочла учебе в Париже потому, что за время обучения в Лондоне она получила там не только высшее образование, но и в совершенстве овладела английским языком.
В настоящее время она руководила на фабрике экспериментальным цехом, где вместе с художниками-модельерами, конструкторами создавала новые образцы одежды, лучшие из которых потом обретали жизнь в готовой продукции фабрики. Работа Элизабет на предприятии была не обязанностью, а творческой потребностью, необходимостью. Свою огромную, неуемную фантазию, фантазию своих товарищей по работе она выражала на бумаге. Она могла одной непрерывной линией карандаша на бумаге изобразить специфические контуры любого человека.
Полученное образование и богатство отца делали в девичестве Элизабет перспективной невестой. Многие парни ухаживали за ней в надежде жениться на деньгах ее отца, но никто не тронул ее сердца, и оно ритмично продолжало выбивать шестьдесят ударов в минуту, как у человека, которого никто и ничто не волновало.
На подсказки родителей, обращавших ее внимание на того или иного потенциального жениха, она, недовольно отмахиваясь, говорила:
— Все это не то, дорогие мои, не то…
— Так какого тебе еще жениха надо? — недоумевали родители. — Когда найду его, тогда и узнаете, — таинственно, но не очень уверенная в своих планах, отвечала она им.
Однажды, будучи в гостях с родителями в доме друзей отца, она впервые обмерла от волнующего предчувствия. Виновником его был высокий черноволосый парень, с правильными европейскими чертами лица, с тонкими, показавшимися ей хищными, усиками, одетый во фрак. Это был тот рыцарь, которого она искала и наконец-то встретила. Ждать, когда кто-то познакомит их, а такая возможность могла и не представиться, она не стала. Поэтому решила форсировать события сама.
Она смогла так близко встать от объекта своего внимания, что не пригласить скучающую девушку на танец тот не мог. Парень очень легко попался в ее ловушку. Во время танца с кавалером, свободно говорящим на французском языке, она с удивлением узнала, что он русский, является торговым представителем России во Франции, что в гостях он находится по приглашению хозяина дома, у которого с Россией давние и устоявшиеся деловые отношения.
Голдобеев Геннадий Юрьевич, так он ей представился, оказался интересным собеседником, а танцевал он вальсы так обворожительно, легко и красиво, что во время танца ей казалось: еще немного — и она умрет от полученного удовольствия или в вихре вальса поднимется в небо, на вершину блаженства. Так состоялось знакомство будущих супругов.
Элизабет была уже зрелой девушкой, вкусившей все прелести светской жизни. Несколько месяцев общения с Геннадием показали ей, что первое чувство ее не обмануло, оно переросло в любовь. Оно заставило ее думать о возможном замужестве с Геннадием, перемене места жительства, переезде к мужу в Россию. В этом случае Элизабет точно знала: она может лишиться многих благ, которые стали для нее обыденными, естественными и необходимыми, но она без колебания с ними рассталась. Элизабет также понимала, что любовь есть не только бесконечное витание в облаках нежности, внимания, удовлетворении желаний, а и повседневная жизнь, которая потребует от нее добровольного ограничения личной свободы, отказа от девичьих привычек и даже образа жизни в интересах любимого. В свою очередь, Геннадий брал на себя ответственность за благополучие не только их обоих, но и всего будущего семейства, которое, как они считали, обязательно должно быть многодетным.
Огромная, загадочная страна с суровым климатом стала ее манить, и она, как любопытное дитя, захотела поскорее увидеть родину мужа.
Несмотря на сопротивление родителей, Элизабет не только вышла замуж за Геннадия, переехала жить в Россию, но и приняла российское гражданство. Таким поступком она показала серьезность отношения к браку.
Все это любящим ее Геннадием было оценено по достоинству. Он оказался однолюбом, а поэтому Элизабет, купаясь в их любви, часто ловила себя на тревожной мысли: «Такого безмерного семейного счастья не может быть в реальной жизни. Если же мне повезло не только его увидеть, но и прикоснуться к нему, то оно должно вот-вот меня покинуть. Ему обязательно должны прийти на смену горе, трагедия и беда».
Чтобы отдалить от себя и своей семьи трагедию, а она, по ее мнению, все равно должна была свершиться, Элизабет, оставаясь одна дома, становилась в спальне на колени перед распятием Христа и часто исступленно молилась Богу, прося его о заступничестве и милосердии.
Вроде бы в бизнесе и личной жизни Голдобеевых ничего не предвещало беды, но чуткое сердце молодой женщины уже чувствовало ее. Она пыталась имеющимися у нее средствами защитить свое семейное гнездо от разорения. Однако чему быть, того не избежишь и не минуешь. Как говорится, се ля ви.
Однажды утром Юрий Андреевич, находясь в своем кабинете на фабрике, просматривая деловые бумаги, услышал телефонный звонок. Подняв трубку, он бездумно бросил в нее привычную фразу:
— Я слушаю!
— Юрий Андреевич? — услышал он обычный в таких телефонных разговорах вопрос.
— Он самый, — ответил он беспечно. — Кто звонит и чем я обязан вашему звонку?
— Мы с вами не знакомы, но надеюсь, что в будущем мы познакомимся и подружимся.
— Без вступления, пожалуйста, постарайтесь короче выразить свою мысль. Я занят, — недовольно бросил Голдобеев в трубку. Он не любил пустословия, тем более с незнакомым человеком да еще по телефону.
— Могу короче, — услышал он раздраженный голос в трубке. — Возьмите бумагу, карандаш, так как вам предстоит записать один адрес в Тузове: улица Горького, дом восемнадцать, квартира тридцать девятая.
— Для какой надобности вы сообщили мне этот адрес? — делая на календаре соответствующую запись, поинтересовался Голдобеев.
— По этому адресу в почтовом ящике находится для вас очень важное письмо.
— Почему вы не отправили его мне по почте на мой адрес? К чему такая загадочность?
— Вопрос касается безопасности вашей семьи. Почему письмо не отправлено по вашему адресу… — задумчиво произнес собеседник, размышляя над вопросом.
— Вот именно! — произнес Голдобеев встревоженно.
— Я хочу убедиться в том, что оно не затерялось, вас заинтересовало и попало к вам в руки.
Частые гудки, раздавшиеся из телефонной трубки, показали Голдобееву, что разговор его с абонентом закончился.
После непродолжительного размышления Голдобеев позвонил начальнику отдела милиции полковнику Комину и сообщил ему о заинтриговавшем его недавнем телефонном разговоре с неизвестным лицом. Комин посоветовал ничего не предпринимать, так как он пошлет по известному адресу участкового инспектора, который проверит сигнал и о результатах проверки доложит ему рапортом. Ну а он уж, в свою очередь, без волокиты постарается уведомить его о результатах проверки.
Примерно через полтора часа полковник Комин уже был в кабинете Голдобеева с толстым конвертом в руке. На конверте было напечатано: «Голдобееву Юрию Андреевичу. Лично».
Конверт Коминым не был вскрыт. Вручая его Голдобееву, он сказал:
— Адресованный вам, Юрий Андреевич, конверт лежал в почтовом ящике с номером квартиры, хозяйка которой уже несколько месяцев лежит в больнице. Кроме нее, других жильцов в ее квартире нет. Положив адресованный вам конверт в ее почтовый ящик, посланник знал, что его корреспонденция не попадет в чужие руки, а только в ваши. — Интересно, о чем здесь пишут? — распечатывая конверт, произнес Голдобеев.
Из конверта он извлек подробную справку о работе фирмы «Стимул» в уходящем году, какая прибыль получена ее производственными единицами и какую прибыль от нее получило семейство Голдобеевых.
Ознакомившись с данной справкой, Голдобеев произнес:
— Информация мне знакома и, что характерно, абсолютно достоверная.
После этого он не спеша приступил к чтению машинописного текста письма. Прочитав его, он положил письмо на стол, после чего стал внимательно читать приложенную к письму вырезку из газеты.
Комин не мешал ему знакомиться с содержанием письма, а когда убедился, что тот с ним полностью ознакомился, после слов: «Вот теперь мне понятно, зачем и для чего затеяна вся эта свистопляска», — спросил у Голдобеева:
— С содержанием письма мне можно познакомиться?
— Читай! — задумчиво произнес Голдобеев. — Кто-то угрожает расправиться со мной и моей семьей, требует у меня ежегодную дань в размере двадцати миллионов рублей начиная с уходящего года.
— Аппетит неплохой, — заметил Комин, отрываясь от чтения письма.
Голдобеев дождался, когда Комин отложил в сторону прочитанное письмо, после чего спросил его: