— И вы встретились у Жеки, которая сидела за городом?
— Ну, не к тебе же было его везти. Ты-то всегда дома. При галерее. А я вообще числился в Псковской области, если ты помнишь…
— Помню.
— А мне, грешному, очень хотелось посмотреть, как действует моя настоечка на здоровую мужскую особь. Кое-что подправил, кое-что прибавил. Травы злого Христа на пару унций больше, травы Тлальтекутли на пару унций меньше. Что из этого получилось, ты видела сама.
— Такты…
— Ну да, я смазывал поверхность картины. Эффект как от эфира или эфирных масел, только площадь охвата гораздо более широкая.
— Я не почувствовала никакого запаха…
— Это же ацтеки, Кэт. Мистическая культура, древние рецепты. Все выветривается в течение десяти минут максимум. И концов не найдешь. Кстати, если бы эти лохи догадались провести экспертизу…
— То что? — От признаний Лаврухи у меня кружилась голова.
— То ничего бы не нашли. Сечешь поляну? Абсолютное оружие.
— А одежда? Почему он был без одежды?
— Сам сбросил. Я же говорю, в основе — голый эротизм. Плюс колоссальная нагрузка на сердце. Плюс боязнь открытых пространств… Забыл, как называется…
— Агорафобия, — загробным голосом подсказала я.
— Точно. Целый букет. Я перед тем, как уйти, одежду подобрал. Думал, пивка попью и через полчаса вернусь. Взгляну на дело рук своих. Так нет же, Жеке приспичило вернуться с дачи во внеурочный час. Сидела же до этого безвылазно… Чуть в дверях не столкнулись…
Теперь мне стало ясно, почему картина исчезла с чердака, куда спрятал ее мнительный Иосиф Семенович. Ее нашли, потому что ее искали. Нет, не так: ее нашли, потому что искали именно ее…
— …Потом ты прикатила. Я даже не думал, что мне так с тобой повезет.
— Конечно, Снегирь. Я же сука. Я всегда хотела разбогатеть, а не сидеть во вшивой галерее и периодически выставлять вшивых художников.
— Не дразни меня, Кэт, — снова повторил Снегирь.
— Но зачем ты убил его, Снегирь?
— Видишь ли, твой хахаль Быкадоров был совсем не глуп. Он несколько лет работал с антиквариатом и частными коллекциями. Он сразу же определил реальную стоимость картины. Начались склоки из-за доли. Он не понимал, что эту картину нельзя так просто реализовать: ни у нас, ни за рубежом. И потом, уж слишком он был своенравен…
Это точно, Снегирь.
— Сидел у кое-кого бельмом в глазу. Ты меня понимаешь, Кэт? Ты же сама от него пострадала…
— А Титов? Зачем ты убил Титова? Мы же получили деньги за картину. Сумасшедшую сумму… Чего ты этим добивался?
— Денег никогда не бывает много, правда, Кэт?
А когда он купил картину, а потом еще и ты пристроилась к нему на правах сестры-близнеца девушки с портрета… Вот это была настоящая удача, Кэт! Вот это был фарт! Я уже давно пас его. Независимо от картины…
— Ты?! Пас?
— Ну да. Я ведь не только работал с Быкадоровым… Но и выполнял поручения… м-м… солидных людей. Деликатного свойства.
— В морду эфиром?
— Не утрируй, Кэт. Словом, мне намекнули…
— Чтобы ты убрал его.
— Скажем так, подсадил его сердчишко. К нему было не подобраться. Два покушения — и все псу под хвост.
— У него был профессиональный телохранитель, — я вспомнила Жаика и запоздало попросила у него прощения.
— А у меня была ты, Кэт! Ты даже не знаешь, что значило для меня твое приглашение на вечеринку…
— А Херри-бой? Зачем ты приволок его?
— Он сам напросился. Он же не мог отлипнуть от картины. Он готов был заложить дьяволу душу, чтобы получить ее. А в самом начале нашего знакомства я слегка попугал его. Сказал, что лучше бы ему не заикаться о своем визите в Россию в феврале. Что его пребывание здесь могут связать со смертью Гольтмана. Тогда он еще не знал об аукционе. И о том, за сколько купят картину… Я обнадежил его, как хозяин доски: вам лучше не светиться с первым визитом в Москву, Херри… Всего лишь пара слов в разговоре с Ванькой. А потом он уже не мог взять свои слова назад… Кто же мог представить себе, что картина окажется не обыкновенной доской, а частью триптиха…
— Но ты с самого начала знал, что это Лукас Устрица…
— Догадывался. По тому впечатлению, которое он на меня произвел…
— Ты приехал на вечеринку, — сейчас меня меньше всего интересовали Лукас Устрица и его триптих.
— Ну да. С маленькой штучкой в кармане. Вернее, с двумя штучками. Случай был уникальный, я не мог им не воспользоваться.
— Значит, это ты запер меня в спальне? А перед этим специально облил пуншем.
— Нет, это дух Франциска Ассизского, — растянул губы в улыбке Снегирь. — Конечно же, это я, душа моя…
— А потом ты отправился в кабинет…
— Голландец уже благополучно выкатился оттуда, Кэт.
— И сделал все это. Натер картину своей смесью.
— Помещение должно быть максимально замкнутым. Иначе нужного эффекта не добиться. У Жеки пришлось предварительно закрыть форточку. А у Титова пришлось отключить…
— …кондиционер! — выдохнула я. — Вот почему в кабинете была такая тишина… А потом ты нашел Титова и сказал, что я жду его в кабинете. И что ему нужно шевелить булками…
— Ну что ты, Кэт, я был гораздо более почтителен. И гораздо более убедителен в своих доводах, чем ты сейчас. Хотя у меня было не так много времени.
— Десять минут.
— Тринадцать. Я слегка подправил химический состав.
— Ты сильно рисковал, Снегирь, — я покачала головой.
— Ну, какой воспитанный человек полез бы в кабинет хозяина без приглашения? Тем более что все уже полюбовались красотами “Всадников”.
— Жека…
— Да, — Снегирь опустил голову. — К сожалению. Черт ее понес в эту сторону. Я ведь не видел ее. Потом она сама сказала мне, что несколько секунд наблюдала, как я орудую возле картины. Тогда она не придала этому особого значения. И только потом, когда стало известно о смерти Титова…
— Я знаю, — теперь все его спокойные слова впивались в меня, как иглы. — Можешь не продолжать. Что было потом?
— Потом Титов вошел в кабинет. Все остальное ты знаешь.
— Ты получил свои деньги, Снегирь? Все деньги?
— Я собираюсь в Мексику, старуха. Это о чем-то говорит тебе? — Снегирь подошел ко мне и приподнял мягкими пальцами мой подбородок. — А жаль. Мы бы могли съездить в Барселону — ты, я и дети… Жека изгадила всю малину. И мне, и тебе, Кэт. Я вытащил ее на Васильевский, я пытался договориться с ней, но она сказала, что я убийца. И что я убил не только Титова, но и Быкадорова. И что она видела, как я готовил это убийство, — она сама почувствовала легкие признаки недомогания, хотя находилась в коридоре, достаточно далеко от картины. Она сказала, что не сможет жить с этим знанием. Что же мне оставалось делать, Кэт? Я не хотел крови, я не был готов к ней, но что же мне оставалось делать? Теперь ты прошла весь путь до конца?
— Подожди. — Снегирь выговорился, и я перестала представлять для него всякий интерес. — Подожди… Но зачем ты повез ее тело в Купчино? Ты снова рисковал, Снегирь…
— А что оставалось делать? Ты хотела, чтобы ее тело нашли на Васильевском? Возле твоего дома, от которого есть только три ключа? Тогда бы они нагрянули к тебе гораздо быстрее. И сразу же обнаружили Жекин автограф… А так об этом знаешь только ты, — он испытующе посмотрел на меня. — Ведь об этом знаешь только ты, правда?
— Конечно. Мы же соучастники, Снегирь…
Лавруха подошел ко мне и приложил ко лбу ледяные губы. Ни один поцелуй ни одного мужчины не был таким ужасным.
— Мы соучастники, да…
— Но как ты сам оставался жив? Если все остальные умирали? Как?
— Выпьем, Кэт, — Снегирь разлил по бокалам выдохшееся шампанское. — Твое здоровье.
— Твое здоровье, Снегирь…
— А насчет того, как я остался жив… — Снегирь прошелся по мастерской, подошел к двери и повернул ключ в замке. — Тебе не холодно, Кэт?
Я машинально повернула голову к окну: форточка была закрыта.
— Есть такая маленькая штучка, которая называется многослойный респиратор. Импортная вещь. Абсолютная гарантия. Умещается в кармане. Сейчас продемонстрирую.
Он двинулся в угол, туда, где раньше стоял портрет Быкадорова — лже-Себастьяна. Теперь там устроился недописанный Адик Ованесов. Я неотрывно следила за Снегирем: его руки сомкнулись на затылке, и он обернулся ко мне. Теперь на его лице красовался маленький изящный респиратор. Снегирь приподнял его и почесал переносицу.
— Именно в таком виде я и предстал перед Жекой, как она утверждала… Тогда еще она не знала об убийстве ничего. Тогда еще не было никакого убийства. Мне жаль, Кэт.
Снегирь снова натянул респиратор на лицо, молниеносно вытащил из кармана плоский пузырек, отвинтил пробку и плеснул тягучую жидкость на портрет Адика Ованесова.
Холод пронзил меня до самого нутра, а потом понизу живота растекся расплавленный металл… Он прав, как все просто, он прав, но почему нечем дышать… Черта с два, Снегирь, ты еще не знаешь, что в кармане курточки Катьки-младшей лежит листок с двумя абзацами… текста… я… написала… они придут и увидят… Динка достанет его… или кто-то… кто-то еще… Кто-то похожий на Быкадорова, которого я любила, на Леху, которого я не любила, на… Марича… которого я хотела… полюбить… я любила бы их всех…
