Мотивы притворства, игры и фантазии ярче всего проявляются в тех случаях, когда мошенник выступает в роли фиктивного лица, в качестве представителя профессии, наиболее подходящей для совершения своего преступления. «Игра» дополняется здесь такими атрибутами и аксессуарами, как военный мундир, фрак дипломата, ряса священника, форменный костюм чиновника и т. д., на помощь приходит визитная карточка с громким титулом или высокой должностью, подложные документы и т. д. В литературе описаны случаи, когда такие лжеврачи, дипломаты, офицеры морочили публику довольно долго и извлекали из своего занятая порядочную выгоду.
После вышесказанного становится ясно, что к отзывам о «внушающих к себе доверие мошенниках и производящих впечатление честных и искренних людей» приходится отнестись с некоторым недоверием.
Поскольку завоевание доверия и симпатии своих жертв является вопросом успешности работы мошенника, немудрено, что большинство из них являются общительными, живыми, разговорчивыми людьми, энергичными в своих действиях, решительными в своих поступках. Это отмечают анкетные данные и литература: «Настоящий мошенник сангвиник, его психомоторные нервы постоянно продолжают свою игру и нуждаются в возбужденной, повышенной деятельности. Таким образом часть вымышленного представления выливается в эту огромную потребность деятельности органов речи».
Ляски, ссылаясь на Ферри, сообщает, что 12 % мошенников смеются над своими преступлениями. Вульфен говорит, что «с древних времен мир стремится быть обманутым. Мошенник обманывает мцр и этим наказывает его за его собственную слабость». С другой стороны то, что придает необычную окраску, редкое, удивительное, поразительное, сенсационное, причудливое, действует убедительно и пробуждает интерес.
Второй по численности группой преступления является подделка всевозможных товаров. Из них на первом месте стоят папиросы; непомерно разросшаяся торговля ими, неисчислимое количество сортов и марок, создают благоприятную почву для фальсификации их, что и предоставляет легкий заработок За папиросами идут «куклы», рулоны ткани, где материя лишь снаружи, свертки бумаг вместо денег, продажа стекла вместо бриллиантов, меди вместо золота и т. д. Все это плоды усиленной рыночной жизни, стремления «заработать» на чем бы то ни было, и прежде всего на неопытности, доверчивости и растерянности покупателя.
«Могли ли бы вы мне сказать, где начинается и где кончается коммерческая честность? Лихорадка наживы, которая толкала нас обманывать, толкала наши жертвы быть обманутыми», — цитирует Ляски слова одного мошенника на суде. Немудренно, что сфера применения принципа «не обманешь — не продашь» становится и ареной мошенничества.
(Скляр Л. Мошенники).
Чрезвычайно интересный случай исследования содержания документов был связан с той острой политической и идеологической борьбой, которую вела в России феодальная церковь за свое господство. В этой борьбе церковь ни-. когда не гнушалась пользоваться подложными документами. С помощью таких документов она, в частности, пыталась в начале XVIII в. убедить Старообрядцев в том, что защищаемые ими догматы были осуждены еще в XII в. на церковном соборе, якобы происходившем в 1157 г. в Киеве. Но старообрядцы не поверили словам. Они захотели осмотреть подлинные документы, желая «видеть самое сущее». Их интересовало, «какое оно, на хартии или на бумаге писано или русскими ли, или иным языком и прочая». Рукопись, носившая название «Соборное деяние на еретика арменина на мниха Мартина», якобы нашлась в книгохранилище Никольского пустынного монастыря. По описанию старообрядцев, она была «в полдесть, на пергаменте писанная, пресних аки сединою красящаяся и на многих местах молием изъядена». Однако внешний вид не убедил старообрядцев в древнем происхождении найденного документа. Заподозрив подлог, они решили произвести исследование рукописи. Тот факт, что исследование не носило характера формальной экспертизы, не уменьшает его значения в истории развития экспертизы документов.
В качестве экспертов выступили видные представители старообрядчества начала XVIII в. Андрей Денисов, Мануил Петров и Леонтий Федосеев. Условия для экспертизы были трудными. Чтобы ознакомиться с исследуемой рукописью, Мануилу Петрову пришлось несколько раз ездить в Москву, где на печатном дворе рукопись хранилась «прикованная суть к стене, изрядною цепию», а при ней «аки на страже присно стояше монах… зело быстрыми очима на смотрящих острозрительно книги тыя смотряше и якобы каждого мысли о тех хотяше ведати». Преодолев эти трудности, Петрову удалось тщательно исследовать рукопись и открыть «дивное смешение новости з древностию, простым очесам почти и непонятное».
На основе собранных таким путем материалов Денисов подверг рукопись деяния еретика Мартина всестороннему анализу. Не были оставлены без внимания ни писчий материал, ни чернила, ни графические признаки, ни содержание рукописи. В Поморских ответах указывалось: «…дивимся чернилам имиже деяние оно писано понеже четкостию своею различествуют качества письма залежалого древлехаратейных книг… Сомняемся и буквам, в нем писанным — Белорусским, ныняшняго века пописи, яже в древлехаратейных мы не видохом. Чудым, и еже буквами Белорусскими писано, а речьми Московскими, чесого в древних книгах не случися нам видети.
Недоуменно нам и сие, яко егда разгнеться деяние оно, все листы распрягаются, не якобы улежалые за 500 лет но яко бы ныняшняго времене с старых хартий новосложении шарплются.
Сомненно нам и иная, яже в переплете резания знаки и краев обрезывания, и явствование негде древня го письма и серая бумага вместо досок облочена кожею и прочая, какова в древлехаратейных книгах не прилучися нам видети».
Результаты исследования Денисова оказались настолько неопровержимыми, что церковники не решались после этого отстаивать подлинность рукописи. Саму рукопись они изъяли из обращения и около двух столетий хранили ее в запечатанном виде.
(Крылов И. Ф. В мире криминалистики. Ленинград, 1989).
ПРОЦЕСС ГЕОРГА ГЕРСТЕНБЕРГКА И ВРЕНА ЛЮКА
В середине прошлого века мировую известность получили два сенсационных уголовных процесса о подделках исторических документов: процесс Георга Герстенбергка, 1856 г. в Веймаре и процесс Врена Люка в 1870 г. в Париже.
Георг Герстенбергк — архитектор по профессии — был известен среди коллекционеров как собиратель рукописей великого немецкого поэта Фридриха Шиллера. В разное время книготорговцам и непосредственно коллекционерам он продал более 400 неизвестных ранее рукописей Шиллера. Изучение рукописей породило у приобретателей сомнение в их подлинности, на основании чего и возникло обвинение Герстенбергка в подлогах.
Герстенбергк отрицал обвинение, настойчиво утверждая, что все рукописи подлинные. В этих условиях решающее слово могли сказать лишь сведущие лица, и суд обратился к помощи девяти экспертов. Среди них были директор великогерцогской коллекции редкостей Шолль, хранитель великогерцогской коллекции гравюр Шухарт, профессор граверного искусства Швердгебург, а также специалисты в области литературоведения, каллиграфии и химии.
Одна группа экспертов исследовала рукописи, приписываемые Шиллеру, исходя из литературно-исторических и эстетических оснований, другая изучала внешние признаки рукописей (качество бумаги и проч.), третья занималась исследованием почерка и манеры письма.
В результате исследований все эксперты пришли к единому выводу: рукописи Шиллеру не принадлежат.
Что же убедило экспертов в подложности рукописей?
Первая группа экспертов на основе изучения содержания подлинных произведений Шиллера и анализа истории их публикации пришла к вводу о том, что исследуемые рукописи не могут принадлежать перу Шиллера, ибо чужды ему по духу и по стилю. Вторая группа экспертов установила, что значительная часть исследуемых рукописей, судя по их формату и другим признакам, выполнена на листах бумаги, рванных из старых бумаг. Изучив водяные знаки, эксперты признали, что около 100 рукописей написаны на бумаге, изготовленной в XVI в., а остальные — на бумаге, изготовленной не ранее второй половины XVIII в. (Шиллер умер в 1805 г.). Чтобы придать бумаге старый вид, ее искусственно покрывали грязными пятнами, мочили в воде и т. д.
Эксперты третьей группы, изучавшие почерк и манеру письма, нашли существенные различия в написании отдельных букв в исследуемых и подлинных рукописях Шиллера. Установлены были различия и в манере письма. Так, например, Шиллер имел привычку писать иностранные слова, принятые в немецком языке, по-латыни, в то время как во всех приписываемых Шиллеру рукописях они были написаны по-немецки.
