Просьба приехать дописывать портрет сильно озадачила Серьгу. Во всяком случае, он надолго замолчал.
– Ну что? – Мне не понравилось его молчание. – Может быть, заедешь ко мне завтра?
– Ты знаешь, я его продал.
– Что продал?
– Да твой портрет.
– Как продал? Он же не дописан. – Портрет действительно был не дописан, только лицо и руки жили на нем самостоятельной жизнью, линия плеча провалена, а глиняные тарелки и маленькая кофейная мельница были только обозначены.
– Сам знаю.
– И кому?
– Дану.
Я опешила, я чуть не выронила трубку.
– Кому?
– Вчерашнему деятелю на джипе, который так тебе понравился. А что было делать? Эта сволочь меня деньжищами искусила, а ты знаешь мои финансовые проблемы. Я говорил, что задний план не уложен, а задний план всегда подчеркивает то, что не уместилось в глазах… Но он и слушать ничего не хотел… Купил, и все.
– И все?
– Ну не все, – промычал Серьга. – Еще спросил твой адрес. Пришлось покаяться и сказать, что ты не моя сожительница.
– Серьга!
– А что? Мое самолюбие может и пострадать за две штуки баксов.
– Какие две штуки?
– Да выложил он две штуки за твой портрет. Ты бы за две штуки еще не то сделала, знаю я вас, баб, чего только в женских туалетах не понаписано…
– Так он тебя купил? – рассмеялась я.
– Нет, – радостно откликнулся Серьга, – это тебя он купил. За две тысячи долларов. Я сопротивлялся, я же не сутенер какой-нибудь… Хотел ему вместо тебя шедевр свой подарить – “Явление духа Тамерлана узбекам, роющим арык” [13], он ни в какую. Но ты не переживай, я еще один нарисую, не простой, а золотой, краше прежнего…
– Зачем ему мой портрет для офиса? – спросила я непослушными губами.
– Да нет, он для офиса другие взял – “Душу быка” [14] и “Воркующего рыцаря” [15]. Ну, ты же их знаешь…
Я знала. Это были совершенно восхитительные картины, в них не было ничего общего с тем Серьгой, который квасил водку и сидел за самым плохим столиком в “Апартадо”. Видимо, он совсем недавно открыл в себе и для себя эту живописную манеру остро переживающих, влюбленных в эфемерные фактуры мазков – она не успела приесться ему самому и стать штампом. Обе картины были изощренной ловушкой, стоило только потерять осторожность и углубиться в них: одни живописные образы сталкивались с другими только для того, чтобы родить новые; как на палимпсестах, проступали все новые и новые детали, не замеченные ранее; на картины можно было смотреть бесконечно – как на огонь или спящего младенца, которого любишь… С ними не страшно было бы стареть в одиноком неприкаянном доме. Дан выбрал именно те вещи, которые нравились мне, это ничего не значило. Просто он мог думать так же, как и я. Просто он мог думать так же, как и я, и во всем остальном…
Я перестала думать обо всем – и только теперь поняла, какое же это счастье перестать думать, просто лежать, вытянувшись в чужой квартире, на чужой кровати: никаких воспоминаний, никакой вины, никакого прошлого, никакого будущего… А потом я сбежала от Дана в сон, и он оставил меня наедине с собой, он был деликатным человеком.
А утром меня разбудил настойчивый звонок в дверь. Я не успела даже испугаться, хотя и никого не ждала сегодня. Серьга был увлечен братом Борьшей, его цыганистой женой и самогонной тоской ло дебрям Марни-Эл.
Володька умер, и больше никогда не заедет за мной на своем красном “Форде”, а Олег Васильевич имеет тенденцию только следить за мной исподтишка, фээсбэшный иуда, но сейчас мне на это было наплевать.
Когда я открыла дверь, то первым, что увидела, был огромный букет упругих кроваво-красных роз. Я стояла, вцепившись в дверной косяк, а сквозь бархатные змеиные головки полураспустившихся бутонов проступало совсем другое лицо – не то, что я так страстно хотела увидеть. Молодой парень в бсйсболке козырьком назад и почему-то овечьем тулупе. Он прижимал розы к себе и радостно смотрел на меня взглядом человека, которому отстегнули приличные чаевые.
– Доброе утро! Вы Ева?
– Предположим.
– Это вам. – Он протянул мне цветы, как протягивают младенца матери для первого кормления.
– Спасибо. – Я не нашлась что ответить, в букете не было опознавательных знаков в виде небрежно сложенной записки или изящного конверта с вензелем, он казался восхитительно анонимным. – А от кого?
– Вам лучше знать, от кого. Поступил заказ, и все. Поздравляю на всякий случай, если у вас торжество. От имени цветочной фирмы “Чарли”. – Парень позволил себе наглую отсебятину, за которую я, расчувствовавшись, тут же отстегнула десятку – жест, совершенно непонятный мне самой.
Приняв букет, я еще раз поблагодарила парня и закрыла за ним дверь. И несколько минут стояла на пороге, уронив лицо в цветы. Никто не спросил, нравится ли мне этот сорт и этот цвет, нравятся ли мне вообще розы…
Я вдруг вспомнила лепестки в квартире Веньки и ее мальчиков – те лепестки были мертвы, были давно уже мертвы. Я вспомнила розы, которые Алена бросила на заднее сиденье джипа, – для меня. Тогда я сказала, что вообще не люблю цветы.
И вот теперь этот букет.
В нем было тридцать три розы – почему столько, я не знала. Но я знала, кто мог мне их подарить. В доме Грека было множество незаметных, но необходимых вещей, которые в нужный момент оказывались под рукой. Вот и сейчас я нашла справочник “Вся Москва” и обнаружила в нем цветочную фирму “Чарли” – довольно солидная организация, если исходить из количества указанных телефонов и адреса. Я знала этот маленький переулок в самом центре Москвы. Набрав первый из номеров, я позвонила в фирму, чтобы узнать, кто сделал заказ на цветы по моему адресу. Но информации мне не дали, видите ли, мы уважаем анонимность клиента; черт возьми, прямо частное сыскное бюро!
Я с трудом нашла вазу, подходящую для такого количества цветов. Они слепили меня своей пунцовой плотью, это было похоже на поцелуи, украдкой сорванные с губ. За каждым бутоном мне чудился затылок Дана, аккуратно подстриженный, – это мог быть только он. Но тогда… Я даже зажмурилась, боясь представить, что – тогда. В любом случае, за этим должно последовать что-то еще. Телефонный звонок, например, – “Вам понравились мои розы?..”, приглашение в ресторан – “Это отличный коньяк, не возражаете, если я налью?..”, приглашение в съедаемую Адриатикой Венецию – “Монастырь Сан-Джорджо Маджоре вам должен обязательно понравиться”… Я даже невольно рассмеялась над своим разыгравшимся воображением. Кажется, ему больше всего нравится Испания.
Я стала ждать звонка, но Дан так и не позвонил.
А утром следующего дня в мой дом снова пришел молодой человек в тулупе и бейсболке и снова принес розы. Тридцать три, как и в первый раз.
Так продолжалось целую неделю. Теперь я оживала Только утром, смутно надеясь, что в цветах может оказаться записка, которая все мне объяснит. Но ничего, кроме цветов, не было. Они заполнили всю квартиру, и когда первые, самые первые, умерли – их место заняли другие. Это был непрекращающийся, похожий на постоянную смену поколений поток роз.
Пытка цветами измотала меня, я готова была позвонить Дану, всю неделю балансируя под дамокловым мечом этой готовности: “Приходи, дурачок, мне не нужны цветы, мне нужен ты…” Но так и не позвонила. Навсегда ушедшая в небытие Мышь давно бы струсила, но хладнокровная оболочка Евы, собрав все силы, решила выждать – что же будет дальше. Ведь это не может продолжаться вечно.
Приехавший в середине недели Серьга рассмешил меня огромным синяком под глазом: накануне уехал брат, и напоследок они устроили фирменную семейную драку без оглядки на голосящую братнину жену и пошлейшие правила гостеприимства.
Серьга выглядел грустным – я подумала было, что ему жаль расставаться с братом, но причина оказалась гораздо более прозаичной.
– Перхоть заела, – ероша волосы перед большим зеркалом, сказал Серьга, – не знаю, что и делать.
А увидев отраженные в зеркале букеты роз, несказанно удивился.
– Это еще что за плантация?
– Присылают каждый день.
– А-а… Я бы на твоем месте не расслаблялся. Когда присылают такое количество цветов – это значит только одно: на тебе никогда не женятся.
– Кто?
– Кто присылает. Такую прорву трудно потом будет совместить с семейными кастрюлями. Это тот ненормальный, да?
– Ненормальный?
– Ну да. Тот, кто спрашивал у меня адрес. Если ты, конечно, не подцепила какого-нибудь шейха из Эмиратов. Жаль, что я не баба, мне бы легче жилось. А вообще цветы – это дешевка, никакой полезности, только банки для них ищи, чтобы все поставить. Лучше бы он тебе шубу подарил. Из голубого песца.
…Молодого человека в овчинном тулупе звали Костик. Мы почти подружились, я даже поила его коньяком. Он покорил меня, когда сказал в свой третий визит: “Да у вас не одноразовый праздник, я смотрю, а настоящая фиеста!.."
