class="p1">— Вада нет на месте. Итодзаки-сан, прикажете его дождаться или позвонить еще кому-нибудь из наших друзей?
— Не следует полагаться на людей, которым мы не до конца доверяем. Нужен именно Вада-сан. Он нам многим обязан и не откажет в маленькой просьбе. Тем более что, по моим сведениям, необходимости в его вмешательстве не возникнет ни сегодня, ни завтра.
Это было ошибкой. Тело Митико обнаружили именно в эти минуты.
Комура опять проснулся рано. Началось это года два назад. Он пытался бороться с бессонницей, подолгу ворочался, сминая простыню в гармошку, прятал голову под подушку, затыкал уши мягкой воскообразной массой, делавшей окружающий мир бесшумным и нереальным, — не помогало. Вернуться в спасительный сон не удавалось.
Со временем он приспособился: сразу поднимался, стараясь не разбудить жену, по привычке делал несколько приседаний. В университете у него был второй дан [1] по карате, да и позже, уже во время работы в главном полицейском управлении, коллеги собирались, чтобы посмотреть на невиданные в японской полиции трюки. В стремительном прыжке, выбивая ногой оконное стекло, Комура всаживал пулю за пулей в установленную в зале учебного центра мишень. Его профессиональным искусством начальство угощало высокопоставленных гостей, доказывая, что квалификация японских полицейских не уступает американским стандартам.
Теперь он обрывает разговор, когда кто-нибудь из старых товарищей ударяется в воспоминания. В сегодняшнем Комура, располневшем, с обрюзгшим лицом, утратившем былую ловкость и быстроту, с трудом можно узнать молодого любимца всего управления. А прошло всего лишь двенадцать лет. Теперь он выглядит куда старше своих тридцати девяти.
Комура направился на кухню, стараясь не шуметь, приготовил завтрак. Раньше жена ни за что не позволила бы ему подойти к плите («не мужское это дело»), а теперь смирилась. Многое изменилось в их семье.
Делал все Комура не торопясь: времени-то достаточно. До работы и в магазинчик заглянет, порядок наведет. Соседки сколько раз говорили Акико, что лучшего мужа трудно себе и представить. Но она с грустью выслушивала эти восторги. Просыпаясь одновременно с мужем, продолжала лежать, притворяясь спящей. Акико знала, что он предпочитает одиночество, особенно по утрам.
Комура привел кухню в состояние, восхитившее бы любую домохозяйку, огляделся, можно ли еще что-нибудь сделать, и нехотя пошел одеваться. Меняя легкое и удобное кимоно на темный европейский костюм, дзори [2] на черные туфли (несмотря на прихоти моды, неизменно остроносые и на тонкой подошве), повязывая галстук, он словно втискивал себя в тесные и неудобные рамки неотвратимо наступающего дня.
Выйдя на улицу и запрокинув голову, Комура поглядел в небо. Оно было облачным, на протянутую руку упало несколько капель. Вокруг спешили на службу люди, в основном мужчины в строгих, деловых черных или темно-синих костюмах, прикрытые щитами одинаковых зонтов. Засунув руки в карманы и не обращая внимания на дождь, Комура двинулся к станции метро. А если бы вдруг оглянулся, мог бы разглядеть за окном своей комнаты бледное пятно лица. Акико, прижавшись к стеклу, печально смотрела ему вслед.
Он словно устал от жизни, думала она, потерял к ней интерес. Если бы раньше ей сказали, что ее муж когда-нибудь станет считать дни до пенсии, она бы только засмеялась. В двадцать шесть лет Сигэру Комура считался самым перспективным работником японской полиции. Кое-кто поговаривал даже, что не удивится, увидев его со временем в кресле начальника управления.
В полицию Комура поступил после окончания одного из привилегированных учебных заведений Японии — частного университета Васэда. Новый работник сумел вызвать к себе симпатии и начальства, и сослуживцев. И когда появилась возможность послать одного из сотрудников токийской полиции через систему Интерпола на двухгодичную стажировку в Германию, никого не удивило, что выбор пал на Комура. Германская полиция в то время была занята террористами. К одной из групп, специализировавшихся на борьбе с «Роте арме фракци-он», и был прикреплен Комура. Он участвовал в разработке мер «по борьбе с терроризмом», знакомился с организацией крупномасштабных акций, изучал новейшую полицейскую технику.
Ближе к станции метро толпа становилась многолюднее, плотнее, люди начинали ощущать плечи соседей, спины идущих впереди приближались. Волей-неволей Комура пришлось замедлить шаг. Никто не разговаривал, лица были хмуры и сосредоточенны. Сверху все это выглядело так, словно гигантская змея пытается втиснуться в узкое жерло трубы.
В восемь часов утра в дверь квартиры Митико позвонили. Из прачечной привезли белье — с хозяйкой договорились еще вчера. Приехавшие торопились и, не дождавшись ответа, решили потревожить соседей. К ним вышла молодая женщина.
— Простите, вы не знаете, Садзи-сан уехала?
— Вчера поздно вечером она была здесь. Я возвращалась домой часов в десять, у нее играла музыка.
Соседка несколько раз нажала на кнопку звонка, потом, удивленно пожав плечами, постучала в дверь. Квартира была не заперта…
Через десять минут уголовная полиция зарегистрировала убийство Митико Садзи, двадцати лет. На квартиру убитой выехал выпускник полицейской академии, прикрепленный к Комура для практики. Дело пустяковое, пусть мальчик попробует свои силы.
Каждую ночь журналисты занимали наблюдательные посты у домов тех, кого считали виновными в получении взяток от «Джонсон». Возле дома Хироси Касаи не дежурили. Никто и не предполагал, что его могут арестовать. Поэтому ведущие репортеры, проторчавшие всю ночь возле домов бывшего министра транспорта и руководителей двух компаниг вернулись ни с чем. а неожиданный успех выпал на долю второго эшелона — фоторепортеров, оказавшихся утром около городской прокуратуры. Фотопленка зафиксировала напряженную улыбку бывшего премьер-министра, выходившего из машины в сопровождении работников прокуратуры. На пятом этаже в комнате следователей его ожидал сам генеральный прокурор. «Нам очень жаль, — сказал он, — что приходится расследовать деятельность человека, который еще недавно был премьер-министром Японии. Но мы должны выполнить свой долг».
Потрясенные редкостной удачей журналисты разбежались по редакциям. Экстренные выпуски трех крупнейших газет Японии вышли с гигантской шапкой: «Бывший премьер-министр Касаи арестован» — ис той самой фотографией, которой суждено было обойти прессу всего мира. Поднятая в приветствии рука, напряженная улыбка и… двое сзади.
С соблюдением всех формальностей Касаи был взят под стражу. Ему предъявили обвинение в нарушении законов о валютных операциях. Получение взяток доказано пока не было, и прокуратура выигрывала время для расследования. Чуть позже Касаи попросил бумагу и тут же на следовательском столе написал два заявления: об отставке с поста председателя крупнейшей фракции консервативной партии и о выходе из партии.
После допроса бывшего премьер-министра поместили в одиночку. Ему придется просидеть здесь несколько недель, пока не будет получено разрешение выпустить его под крупный денежный залог. Сотни журналистов напишут о фантастической судьбе этого человека, низвергнутого с вершины власти в камеру предварительного
