– Он очень болен.
– Ладно, тогда мы прилетим следующим же рейсом. Ах, да, у нас же прием у Дермота Райана – архиепископа. Он может быть очень важным для меня с точки зрения выборов, но на него уйдет несколько часов, а вечером мы вылетим.
Пока Пат договаривал, Констанца вышла из ванной. Лицо ее было розовым после душа, короткие черные волосы привлекательно вились вокруг щек. В длинном, прилипшем к телу халате она была очень похожа на девушку, которая сопровождала Пата в Швейцарию. Это было так давно – тогда, когда изуродованные хромосомы только еще смешивались, создавая жизнь бедного Себастьяна. Конни вытирала волосы большим белым полотенцем.
– Что-нибудь не так?
– Ничего серьезного, – сказал Пат, – но мы вернемся домой на несколько дней раньше. Я закажу билеты на завтрашний вечер, если есть такой рейс.
– Я не против, – заметила Конни, садясь за столик и расчесывая волосы. – Я хочу побыстрее оказаться дома и снова увидеть Себастьяна. Никогда еще я не расставалась с ним так надолго.
– Постараемся оказаться там как можно быстрее. Пат получил горячий прием за ленчем, который организовали для него сотрудники архиепископа Райана.
Ирландцы проявляли дружелюбие ко всем, кто был полицейским в Нью-Йорке, да еще и католиком – у многих из них родственники служили в полиции. Пата опережал пресс-релиз, описывавший его как героя-копа и отмечавший, что он только что виделся с Папой Римским.
Пат нанял местного кинооператора, чтобы тот снимал его, когда он ходит по городу, и особенно во время беседы с архиепископом перед собором Святого Патрика. Из всего этого будет составлен фильм для демонстрации по телевидению и на различных собраниях.
Только тогда, когда они на лимузине ехали в аэропорт, Пат решил сказать Конни истинную причину того, почему они сократили поездку.
– Я не хотел тебя тревожить, Конни, и, может быть, беспокоиться особенно не о чем. Вчера вечером я говорил по телефону с доктором Пиледжи.
Конни резко вдохнула:
– Это Себастьян! Что-то случилось с Себастьяном!
– Успокойся, – сказал Пат. – У него что-то с легкими, но доктор Пиледжи смотрит за ним, дает ему антибиотики и делает все, что надо. Ты ничем не могла бы помочь, если бы и была там.
– Я знала, что я не должна была его оставлять! Я не должна была тебя слушать! Зачем вообще все это нужно? Твоя чертова, дурацкая кампания! А я на две недели оставила его одного. Это наказание Божье.
– Послушай, – сказал Пат, – он был под круглосуточным наблюдением сиделок. Если с ним что-то и случилось, то это случилось бы в любом случае.
– Я должна была быть с ним.
– Может, ничего серьезного и нет, – заметил Пат. – Ты же знаешь, с ним это бывало и раньше. С детьми такое бывает.
Констанца сверлила его глазами, полными ненависти:
– Вся ответственность за это на тебе.
Остаток пути Констанца почти не говорила. Она кусала губы, смотрела в иллюминатор и перебирала четки. Она даже отказалась сойти с самолета во время получасовой остановки в Шэнноне, пока ее не заставили это сделать, но и тогда она просто сидела в зале ожидания, не заходя ни в какие магазины.
Пат пытался дозвониться в Нью-Йорк из Шэннона, но не успел – объявили посадку. Когда самолет приземлился в аэропорту Кеннеди и трап был опущен, на борт поднялась бортпроводница. Она провела чету Конте в маленькую комнату в зале прибытия. Их там ждали отец Рэй, Сэм Мэсси и Арти Уинберг. Они выглядели мрачными.
Конни, казалось, сразу все поняла. Не успел никто и слова сказать, как она испустила душераздирающий вопль.
– Матерь Божья! Он умер! Себастьян умер! Умер! Папа, Бога ради, скажи мне!
Сэм молча подошел и обнял ее. Конни опустила голову ему на плечо и зарыдала. Рыдания выходили сухими, долгими стонами.
– Мой ребенок, мой ребенок, – говорила она. – Это наказание Божье!
Сэм, казалось, чувствовал себя не в своей тарелке. Он неловко похлопал ее по спине и сказал:
– Ничего, дорогая. Ничего.
Пат спросил отца Рэя:
– Что случилось?
Тот вздохнул:
– Он умер сегодня рано утром. Захлебнулся собственным гноем. Мы ничего не могли поделать. Антибиотики не помогали – инфекция зашла слишком далеко. Он был слаб, как ты знаешь, и его легкие были очень уязвимы. Доктор Пиледжи говорит, что такие дети редко живут даже столько. Это чудо, что он прожил так долго.
Констанца подняла лицо с плеча Сэма. Оно было покрыто красными пятнами, как будто она подхватила какую-нибудь странную кожную болезнь. Ресницы слиплись от слез, глаза смотрели прямо перед собой. Мужчины молча смотрели на нее, когда она сделала несколько глубоких вздохов, стараясь овладеть своим голосом, и взглянула на Пата.
– Пат, я хочу, чтобы ты отказался от выборной кампании. Я хочу, чтобы ты это бросил. Это Божье наказание, и ты прекрасно знаешь, за что.
– Мы поговорим об этом позже, золотце, – мягко ответил Пат.
– Мы будем говорить об этом сейчас, сейчас, сукин ты сын. Господи, прости. Я сама не знаю, что говорю. Ты это бросишь? Слышишь? Я требую, чтобы ты бросил!
Отец Рэй сделал ненавязчивый жест, и ждавшая в углу сестра подошла со стаканом воды и таблетками. Сэм взял у нее пластмассовый стакан и таблетки и сказал:
– Прими это, дорогая. Мы поговорим потом. Ты очень расстроена, и Богу известно, что ты имеешь на это право.
Приблизившись, Пат попытался ее обнять.
– Держись от меня подальше, подонок! – завизжала она. – Подальше. Я убью тебя, клянусь, если приблизишься. Я убью тебя!
Уинберг нервно огляделся, чтобы посмотреть, не слышит ли их кто-нибудь, но кроме бортпроводницы и медсестры в комнате никого не было. Отведя их в сторону, он объяснил, что Констанца в истерике и временном помрачении ума из-за смерти сына, обе понимающе кивали. Констанца рассеянно, не сознавая, что делает, проглотила таблетки. Она повернулась к отцу Рэю.
– Это наказание свыше. Не так ли? Вы должны знать.
Отец Рэй мягко похлопал ее по плечу:
– Это не наказание. Ты – самая лучшая женщина в мире, и Пат – чудесный человек. Господь идет своими путями. Для этого ребенка, может быть, так было лучше всего. Я уверен, что он счастливее там, где сейчас находится.
Глаза Констанцы, уже остекленевшие от сильного лекарства, холодно глядели на отца Рэя.
– Вы так и должны были сказать, не так ли? Да, именно это вы и должны были сказать. Вы – один из них. Вы работаете не на Господа. Вы работаете на них.
Но отец Рэй будто бы не слышал ее:
– Все в порядке, дитя мое. Все в порядке. Господь с нами. Он за нами присмотрит. Я сам прочитал отходные молитвы, и я знаю, что Себастьян сейчас с Господом в раю.
Глаза Конни уже отупели, плечи опустились от шока, усталости и таблеток. Уинберг все устроил так, что сотрудник ирландской авиакомпании провел их через заднюю дверь, поэтому они избежали ждавших у мест таможенного досмотра репортеров.
– Не беспокойтесь, сэр, – сказал служащий авиакомпании. – Я заберу ваш багаж и пришлю его вам на дом. Нет смысла проходить все эти формальности, когда вы в такой беде.
Лимузин Сэма ждал снаружи; за рулем был младший брат Томми – после смерти брата Сэма возил он. Констанца вяло, почти бессознательно, откинулась назад. Пат, сев рядом с ней, попытался взять ее за руку, но даже в таком полусознательном состоянии она оттолкнула его, и он уступил место Сэму, который взял ее за руку. Тяжелая машина ровно двинулась к Ривердейлу. Уинберг сидел на откидном сиденье напротив Пата. Уголком глаза следя за спящей Констанцей, Пат шепотом спросил:
– Как это может повлиять на дела – на выборы?
Уинберг пожал плечами.
– Думаю, это тебе не может повредить. К тебе отнесутся с большим сочувствием. Кто сможет сделать пакость тому, кто пережил то, что ты пережил?
– Ну, – вздохнул Пат, – говоря словами отца Рэя, Господь идет таинственными путями.
По мере того как приближалась осень, Пат сосредоточил свои усилия на других городах. Он по сути дела был городским кандидатом, но не только от Нью-Йорка. Большие группы малых национальностей – итальянцев, поляков, евреев и ирландцев – проживали и в других мегаполисах штата – в Буффало, Сиракузах, Трое, Олбани, Рочестере. В процессе роста эти города тоже испытывали проблемы с преступностью и перенаселенностью.
Отношение голосов сельских жителей и фермеров к голосам остальных избирателей было небольшим – около пятнадцати процентов, но бороться за эти голоса было трудно и дорого. Пат решил здесь ограничиться обычным процентом, рассчитывая на то, что в результате его многочисленных выступлений по телевидению у него появятся дополнительные сторонники, и, приезжая в разные места, он устраивал мероприятия по опробованию национальных блюд. С озабоченным видом Пат посещал разрушенные и выжженные синагоги в Ист-сайде и обещал, что против этого вандализма будут приняты законы, а также гарантировал выделение средств на реконструкцию.
