тети Тамары. Нет, Саша заслуживает лучшего, и самое лучшее, что я могу сделать, это отпустить ее.
Я встал, подошел к ней, обнял и поцеловал волосы.
– Прости…
В этот раз она не отстранилась, наверное, почувствовала, что это прощание. Она подняла заплаканные глаза, и наши взгляды встретились. Больно было обоим.
– Береги себя. – Я решительно шагнул к двери.
– Ты тоже… – прозвучало мне в спину.
Я гнал машину, почти не убирая ногу с газа. В душе был раздрай, мысли бешено крутились в моей голове, словно клочки бумаги в воздушном вихре. Несколько раз я был готов вернуться, но тут же отбрасывал эту мысль. Все это ни к чему не приведет, даже если мы сегодня помиримся, я не смогу изменить свою жизнь. И жизнь Саши я ломать не хочу!
Очнулся я, когда понял, что дальше гнать джип, не рискуя влететь в дерево на повороте, я не могу. Я ехал по узкой лесной дороге. Взбудораженный своими мыслями, я даже не заметил, когда свернул с трассы в тайгу. Дорогу я не узнавал, хотя все заезды в лес вокруг Подгорного я облазил еще в детстве. Черт с ней, я сбавил скорость и стал высматривать подходящее место, чтобы развернуться. Вдруг сердце мое сжалось – я узнал эту дорогу. За поворотом я увидел то, что не видел уже много лет, – по крепкой мертвой лиственнице с облетевшей от времени корой ползла полуметровая черепаха.
Грубо вырезанное изображение, тогда сразу бросавшееся в глаза, сейчас посерело и сливалось с остальным стволом. Если бы я сам не вырубал этот рисунок, я бы не обратил внимания на него. Я резко ударил по тормозам и вышел из машины. Проламывая подросшие кусты, я подошел к засохшему дереву. Провел рукой по ползущей много лет черепахе, и воспоминания унесли меня.
Откуда взялась черепаха, я уже не помню, но именно этот знак давным-давно был тотемом у нас, ребят, живущих в районе геологической экспедиции, «экспедиционных». Наверное, что-то связанное с черепашьим панцирем. Потому что тотемы у «парковских», «тальцовских» и прочих были куда агрессивнее: волк, рысь и тому подобное. Несмотря на такой небоевой знак, наша группировка была достаточно сильной, и в драках мы часто становились победителями, в чем была немалая заслуга моих двоюродных братцев. Они всегда шли на острие атаки.
У всех группировок была своя база; у парковских – летняя танцплощадка в парке, у центровских развалины старой котельной, а у нас – избушка в лесу недалеко от поселка. Даже скорее не избушка, а дом. Правда, без окон и дверей. Он был явно построен пару веков назад. Еще до появления самого Подгорного. Грубые толстые бревна были обработаны лишь топором. Между бревен торчал мох. Облюбовали его еще наши предшественники. И понятно почему. Чтобы добраться к «базам» других группировок, милиции надо было просто подъехать на машине, а к нашей вела только эта дорога, по которой я сейчас ехал. Отворот на нее был километрах в пяти по трассе от Подгорного в сторону Маликовского. Зато пешком добраться до избушки было легко – двадцать минут по лесной тропинке, и ты на базе. Почему заезд к заброшенному дому был так далеко от поселка, я до сих пор не знаю. Может, потому, что этот старый дом никому, кроме нас, был не нужен. Как бы то ни было, милиция нас почти не навещала, кому охота почти час трястись по лесу. А пешком слуги закона что тогда, что сейчас ходить не любили и не любят.
Когда-то в этом доме мы учились курить. Потом попробовали пиво и водку. Здесь же я первый раз затянулся самокруткой с анашой… А сколько тут было разговоров о будущем, о девчонках и прочем, что было важно для нас тогда.
Я вернулся в машину и медленно поехал дальше. Раз уже здесь, подъеду к дому, посмотрю, стоит ли еще или, может, уже сожгли. Только сейчас я обратил внимание на свежие следы машин. Пока я не знал, куда еду, следы меня не интересовали, но сейчас же мне стало интересно, кто же это ездит на наш схрон. Ехать оставалось совсем ничего, метров пятьдесят. Однако пришлось почти ползти, я боялся, как бы не поймать гвоздь из детства. Тогда мы специально набивали в доски гвозди и прикапывали на дороге – это была наша дополнительная защита от приезда милиции, да и любых других незваных гостей.
На пятачке, где еще можно было развернуться, я остановился и вышел из машины. Дом был цел – из-за разросшегося куста рябины торчала почерневшая крыша. Не раздумывая, я направился туда – я был рад, что воспоминания хоть на время вытеснили мои сегодняшние переживания, и хотел продлить эти ощущения.
Как только я отошел от машины, я почувствовал запах свежего дымка. Тут совсем недавно жгли костер. Потом я разобрал и запах пищи, кто-то что-то варил, и тоже совсем недавно. Черт! Неужели нынешние пацаны тоже обитают здесь?! Хотя вряд ли. Как я знал, все движение группировок сошло на нет вместе с нашим поколением, похоже, мы были последние. Нынешние большие индивидуалисты и собираются в банды только на время. Как те, что облюбовали остановку возле универмага.
Я остановился и прислушался – нет, тишина, если кто и был, то сбежал, услышав мою машину. Я пошел дальше. Обошел разросшуюся рябину и снова застыл – из-за дома чуть выглядывал бампер джипа. Ни хрена себе! Да тут, похоже, какие-то любовники облюбовали себе гнездышко. Надо уходить, нечего мешать людям. Все хорошее настроение пропало, стоило только мне подумать о парочке, торчавшей в доме, как все мысли о Саше и мне нахлынули вновь. Я, стараясь не шуметь, развернулся и чуть не вскрикнул. Передо мной стояло привидение – оборванный, грязный, с торчащими во все стороны волосами, с отвратительной довольной ухмылкой на меня смотрел братец Борька. В руке его был пистолет. И его ствол был направлен мне в грудь. За последние дни я почти совсем забыл про белобрысого, мне почему-то казалось, что он исчез из моей жизни навсегда. Наверное, это я сам себя уговорил, ведь найди я его, Бориса надо было непременно убить, а он все-таки мой брат. Тогда в доме, в горячке, я бы убил не задумываясь, но потом, когда остыл…
В общем, я был даже рад, что он исчез.
– Ты приехал умереть? – Его голос был полон злой радости. – Теперь видишь, что бог хочет, чтобы ты сдох?
Похоже, он прав, подумал я. Какой черт понес меня на эту
