эта мечта осуществилась, – но, как им стать и что делать, чтобы им стать? Я не знал, а меня никто не научил. А что вокруг? Родители, родственники, друзья? Все придерживаются единственного правила – идти по пути наименьшего сопротивления. Для достижения поставленной цели? Как бы ни так! Для достижения должного уровня жизни! Ты спросишь, а почему это не может быть целью? Да потому, что это обычное животное стремление, смазанное человеческой склонностью к комфорту. И никак не цель, способствующая прогрессу даже для самого себя. И когда ты становишься на путь, на тот путь, на котором стоят все, ты автоматически становишься зависимым и от этих всех и ото всех сопутствующих элементов этой удивительной разнообразной и интересной жизни, смысл которой спрятан за дверьми всевозможных квартир, домов, машин, салонов, бутиков и банков. Кто я? Животное, только осознающее себя таковым в силу природных особенностей человеческого мозга. Но вот вопрос! А почему я не выбрал свой путь? И нет ответа! Я не знаю, честно. Я его потерял где-то там, в детстве, когда хотел стать путешественником. Почему? Да в силу какой-то врожденной привычки. Я даже не задумывался об этом, я делал все, что делали все вокруг. Я становился, как все, и в итоге, стал им. И мне было хорошо. Хорошо ли? Я и об этом не задумывался. До поры. А тот путь? Я о нем не вспоминал даже для смеха. Возможно, тот путь я не смог забрать с собой в жизнь, потому что он не проходил в ее узкие двери, и мог быть раздавлен ее стенами, в рамки которых не должно помещаться что-то, выходящие за пределы общепризнанного чего? Правильно, этого животного стремления к определенному уровню жизни. Или я не смог, или не хотел, я уже не могу точно сказать. Случилось то, что случилось. Я превратился в стандартный продукт своего общества, продукт массового производства. И я слился с массой, стал ее инструментом. Это незаметное, возможно, черт возьми, подсознательное, или, как там еще, неосознанное стремление к выживанию. То же самое выживание, только в иных условиях. Это не Африка, не твоя яма. Но, это тоже яма!.. Ислам?.. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Ислам незаметно улыбнулся.
– Ну, извини, я увлекся, – продолжил Андрей. – Я не мастер говорить, и, возможно, пиши бы я речь о том, что сейчас говорю, я бы ее десять раз отредактировал, но… Ладно. Я, вообще, не об этом хотел поговорить. Как-то в пятницу вечером я так напился в баре, что заснул прямо на столе. И пока я спал, мне приснилось, что я нахожусь то ли в бездне, то ли в яме, то ли у позорного столба. И тут мне ясно дали понять, что я собой представляю. Мое сознание, подсознание, черт его знает. То, о чем я итак прекрасно знал, предстало передо мной в таких красках, что я совсем обезумел. «Ты раб, рабом родился, рабом и подохнешь!» Вот так кричало мне оно. Что оно? Черт его знает. И где-то в этот момент меня, похоже, и пригрело чем-то по голове. А чуть позже я… В общем, после я встретил Оксану. Вот, я тебе признался. Твоя очередь. Что ты там про шайтанов? И мир этот, сквозящий через наш мир. Это фраза так напугала Машу.
– Я видел его, – сказал Ислам.
– Кого?
– Мир.
– Это как? – удивился Андрей.
– Однажды меня очень долго били, целую неделю. Я провинился… я… Я всю неделю сидел в яме. Днем меня поднимали, привязывали к столбу и били, по нескольку раз в день. Брат мой меня бил, а дядя выходил иногда и смеялся, говорил, чтоб били меня сильнее, чтоб я, собака, знал свое место. Когда я стоял у столба на меня плевали, меня…
– Слушай, Ислам, если не хочешь, не рассказывай, – прервал Андрей.
– Ночью я сидел в яме, – не слушая, продолжал Ислам, – и уже не мог плакать, сил не было. И тогда я понял, что я больше не хочу жить… но было это странно.
– Что странно?
– Я не хотел жить, и в то же время хотел.
– Ислам?
– Я думал, что нечего мне больше делать на земле, что ничего нельзя изменить, что я так и останусь навсегда в этой яме, меня будут бить и плевать в меня, но я хотел жить… не здесь. Я… мне хотелось, чтобы я как будто бы умер и родился заново в другом месте, или там же, но по-другому. Или… Я сидел и думал об этом, я плакал без слез и думал, мне было так больно, но я все же старался думать не о боли, а о… И вдруг я его увидел. Нет, не увидел, я его ощутил. Там было очень темно. Так темно, как не бывает здесь, на земле. Была ночь, но не было звезд, луны, не было ни одного огонька. Была только дорога, пустая ровная дорога. Ее и не видно было, но… я видел ее. И шла эта дорога в тот мир, и мир этот такой же, как наш, но другой… Вот…
– Ислам, это был сон? – спросил Андрей.
– Нет, я клянусь, я видел это. И там были шайтаны. Их не видно, не слышно, но они там были.
– В том мире?
– Нет, между.
– Между чем? – не понял Андрей.
– Между ними и нами. Шайтаны всех видят и не дают жить так, как хочется, они всех опутывают цепями и тянут вниз, вниз. Они видят людей только, когда те внизу, когда они ползают, поэтому они притягивают их вниз. И в том мире, и в этом. Если кого-то они и отпускают чуть выше, то все равно держат на цепи, заставляют его держать на цепи других, тех, что внизу. Тогда они вселяются в них, как в моего дядю. Моего дяди нет, но шайтан остался, и я никак с ним не встречусь, чтобы сразиться… Многие стремятся избавиться от цепей, такие, как ты, или Оксана, Слава, Петр Ильич, Маша, но шайтаны не пускают их. Кто-то боится, не выдерживает, и они возвращаются вниз. Маша не выдержала, поэтому ее нужно отпустить.
– А Слава?
– Слава может пропасть, если опуститься с Машей, потому что его сила, уже решившая избавится от цепей, может погубить его в самом низу, и его и Машу.
– Не понимаю… – признался Андрей.
– Он должен сдаться, чтобы оказаться внизу с Машей, но он не сможет этого сделать, потому что он не сможет скрыть свою силу, свое стремление.
