Николай Томан
В ПОГОНЕ ЗА ПРИЗРАКОМ
В кабинете полковника Осипова
Время перевалило за полночь. Все сотрудники генерала Саблина давно уже разошлись по домам. Один только полковник Осипов все еще оставался в своем кабинете, ожидая важного донесения.
Письменный стол его был освещен настольной лампой из темной пластмассы. Лучи света, падая на поверхность стола из-под низко опущенного колпачка, казалось, впитывались зеленым сукном, и лишь белый лист бумаги отражал и слабо рассеивал их по кабинету.
Полковник привык к полумраку. Он бесшумно прохаживался по мягкому ковру, продумывая многочисленные варианты возможных действий противника.
Чистый лист бумаги, казавшийся на темно-зеленом фоне настольного сукна самим источником света, как бы гипнотизировал Осипова. Полковник время от времени подходил к нему, готовый записать так долго продумываемую мысль, но всякий раз, когда уже брался за перо, внутренний голос убеждал его, что мысль его недостаточно созрела, загадка далека от решения и выводы слишком скороспелы.
И снова этот седой, слегка сутуловатый человек, с усталыми глазами, принимался ходить по кабинету, подолгу останавливаясь у окна, за которым все еще не хотела засыпать большая, шумная площадь.
«Только бы он пришел в сознание! — уже в который раз мысленно повторял Осипов, наблюдая, как внизу, за окном, мелькают яркие огоньки автомобильных фар. — Все могло бы тогда проясниться…»
Решив позвонить в больницу, он уже взялся было за трубку, но тотчас же отдернул руку — ни к чему это: было бы что-нибудь новое — ему немедленно сообщили бы.
И он снова зашагал по кабинету, думая все о том же: «Кто такой этот Мухтаров? И почему он бредит такими странными стихами: „Шелковый тревожный шорох в пурпурных портьерах, шторах“? Или вот еще такая строка: „Шумно оправляя траур оперенья своего…“ Как угадать по этим строчкам, какие мысли приходят на ум Мухтарову? И почему он произносит только эти стихи? Ни одного другого слова, кроме стихов… А томик американских поэтов, который нашли у него? Может быть, существует какая-то связь между этой книжкой и его стихотворным бредом? Но какая?..»
Полковник не один раз уже перелистал этот томик стихов, но, какое он имел отношение к бреду Мухтарова, установить не смог. Вчера книгу подвергли исследованию в химической лаборатории, но и это не дало никаких результатов. Теперь она находилась у подполковника Филина, специалиста по шифрам.
Филин высказал предположение, что с помощью одного из стихотворений, входящих в книгу, могла осуществляться тайная переписка. Он даже допускал мысль, что именно этим методом была зашифрована радиограмма, перехваченная несколько дней назад в районе предполагаемого местонахождения знаменитого международного агента, известного под кличкой «Призрак». Догадка Филина не была лишена оснований. Осипов и сам допускал мысль, что Мухтаров предназначался в помощники Призраку; его ведь выследили в поезде, уходившем в Аксакальск, то есть именно в тот район, где находился Призрак.
И все могло бы обернуться по-другому, если бы Мухтаров не догадался, что за ним следят. Но он почувствовал это и, пытаясь уйти от преследования, неудачно выпрыгнул из вагона на ходу поезда. Теперь в бессознательном состоянии лежал он в больнице, и врачи не ручались за его жизнь.
В карманах пострадавшего обнаружили паспорт на имя Мухтарова, удостоверение и железнодорожный билет до Аксакальска. В чемодане нашли портативную радиостанцию и томик избранных стихотворений американских поэтов.
Был уже второй час ночи, когда в кабинете Осипова зазвонил телефон. Полковник торопливо схватил трубку, полагая, что звонят из больницы. Звонили, однако, из шифровального отдела.
— Разрешите доложить, Афанасий Максимович, — услышал он голос Филина. Подполковник был сильно контужен на фронте в годы войны и слегка заикался в минуты волнения.
— Докопались до чего-нибудь? — нетерпеливо спросил его Осипов.
— Так точно. Выяснилось наконец, что Мухтаров произносит в бреду строки из стихотворения «Ворон» Эдгара По…
— Ну и что же? — перебил его Осипов. — Удалось с его помощью прочесть перехваченную шифрограмму?
— Нет, не удалось. Видимо, стихотворение Эдгара По не имеет к ней никакого отношения.
— Так, так… — разочарованно проговорил полковник. — Сообщение не очень-то утешительное…
Едва он положил трубку на рычажки телефонного аппарата, как снова раздался звонок. Полковник почти не сомневался теперь, что на этот раз звонят из больницы. Предчувствие не обмануло его.
— Это я, Круглова… — торопливо и сбивчиво докладывала дежурная медсестра.
По ее голосу Осипов догадался, что в больнице произошло что-то особенное.
— Знаете, что случилось? Мухтаров умер только что…
Надежда напасть на след Призрака с помощью Мухтарова рухнула, и Осипов не сдержал тяжелого вздоха.
— Приходил ли он хоть перед смертью в сознание? — спросил полковник уже без всякой надежды.
— Нет, — поспешно ответила Круглова. — Только по-прежнему бредил стихами. Может быть, он поэт какой-нибудь?..
— Люди такой профессии не бывают поэтами! — убежденно произнес Осипов. Какие же стихи говорил Мухтаров? Всё те же?
— Я записала. Сейчас прочту, только тут тоже всё разрозненные строки: «Гость какой-то запоздалый у порога моего, гость-и больше ничего»… Похоже, Афанасий Максимович, что он это сам сочинил, — заключила Круглова. — Наверно, под «гостем» смерть свою имел в виду.
— Это все, что он произнес?
— Нет, еще четыре строчки:
Согнется колено, вихляет ступня,
Осклабится челюсть в гримасе,
Скелет со скелетом столкнется, звеня,
И снова колышется в плясе.
— Прочтите еще раз, помедленнее, — попросил Осипов и стал торопливо записывать.
«Действительно, какие-то загробные строки пришли на память Мухтарову перед смертью», — подумал полковник и, поблагодарив Круглову, набрал номер телефона Филина.
Филин отозвался тотчас же.
— Запишите-ка, пожалуйста, еще несколько строк стихотворного бреда Мухтарова, — попросил полковник и продиктовал Филину строки, сообщенные медицинской сестрой.
— Первая строка-вернее, две строки-это из «Ворона» Эдгара По, — выслушав Осипова, сказал Филин. — А «скелеты», видимо, из какого-то другого стихотворения: размер иной. Придется теперь сидеть до утра, перечитывать поэтов, родившихся позже Эдгара По. Всех его предшественников я уже, как говорится, проработал, — добавил он с усмешкой.
Домой Осипов шел пешком. В голове было много неясных мыслей, смутных догадок. Невольно приходили на память стихи Эдгара По о шорохах и портьерах, о черных птицах, оправляющих траур своего оперения… Что значило все это? Какой смысл таился в наборе таинственных слов? От разгадки зависела, быть может, судьба многих людей, безопасность каких-то районов страны, государственная или военная тайна. Было над чем поломать голову…
Хотя Осипов не спал почти всю ночь, на работу он явился как обычно-к девяти часам утра.
Едва он прошел в свой кабинет, как к нему негромко, но энергично постучали.
«Филин», — подумал полковник, знавший его манеру стучать.
В кабинет действительно вошел подполковник Филин.
«Позавидуешь человеку, — подумал Осипов. — Тоже не спал, наверно, всю ночь, а ведь по виду не скажешь-здоровяк!»
По стремительной походке подполковника, по выражению его лица и по блеску серых глаз было видно, что он бодрствовал не напрасно.
— Разгадали? — быстро спросил его Осипов.
— Так точно, Афанасий Максимович! — весело проговорил Филин и положил на стол массивный однотомник произведений Гёте.
Осипов, полагавший, что разгадать тайну шифра должен был помочь сборник американских поэтов, найденный в чемодане Мухтарова, удивленно поднял глаза.
Помедлив немного, будто наслаждаясь недоумением Осипова, Филин с загадочной улыбкой раскрыл семьдесят вторую страницу однотомника и показал напечатанное на ней стихотворение «Пляска мертвецов»:
— Вот откуда новая строка мухтаровского бреда, товарищ полковник! Догадка эта родилась в результате специальной консультации у опытного литературоведа. Текстом этого стихотворения и закодирована перехваченная нами шифрограмма. Обратили вы внимание, что цифры в ней не только разбиты на группы, но и как бы разложены на строки? Это показалось мне не случайным и подтверждало мою мысль, что для шифровки могли быть использованы стихи. И я не ошибся. Получается следующая система: каждая новая строка начинается трехзначной цифрой с нолем впереди; ноль тут означает начало новой строчки шифра. Вторая цифра порядковый номер строфы стихотворения. Третья — строка в строфе, а все последующие цифры-номера букв в строках. Возьмем теперь для примера первую строку перехваченной нами шифровки:
