— Вдовец, живет один. Квартира на Штайнерштрассе. Это совсем недалеко отсюда.
Шавасс взглянул на часы. Была половина пятого утра.
— Не хотите ли его навестить? Удивительно, сколько можно вытянуть из человека холодным утром, когда над городом занимается рассвет.
— Именно это я и хотел вам предложить. — Хардт встал, но потянувшись за плащом, внезапно застыл, будто что-то припомнив. — Кстати, Анна; ведь ты мне, кажется, говорила будто Мюллер служил в армии?
— Верно, — подтвердила она. — Разве что-нибудь не так?
— Только то, что судя по фотографии, которую Шавасс обнаружил в его пиджаке, Мюллер летал в «люфтваффе».
— Но он служил в армии, — повторила Анна. — У меня есть старый снимок, доказывающий это. — Она схватила свою сумочку, принялась в ней рыться и тут же протянула фотографию Хардту. — Вчера Кати показывала мне снимок, он выпал из ее сумки. Снимок был сделан в сорок втором, когда Кати была еще совсем маленькой.
Хардт взял фотографию, и Шавасс приблизился, чтобы взглянуть через его плечо. Снимок был старый, рваный, погнутый, но все равно можно было заметить гордость в лице девочки, держащей за руку старшего брата, напряженно застывшего перед фотокамерой.
Шавасс получше присмотрелся и вдруг выхватил снимок из рук Хардта.
— Но это не Мюллер, — сказал он Анне. — Вы, наверное, ошиблись!..
Она твердо ответила:
— Да нет же, это он — зачем Кати было врать? В любом случае я могу утверждать, что эта девочка — бесспорно она, и между ней и этим молодым человеком существует явное сходство. Так что это наверняка и есть ее брат.
— Тогда кто же был тот человек в вашем купе? — спросил Хардт.
— Не Мюллер. Сомнений нет.
— Тогда что там произошло?
Шавасс надел плащ и быстро застегнул его на все пуговицы.
— Можно только предполагать. А мне никогда не нравилось этим заниматься. Думаю, что несколько слов с Отто Шмидтом прояснят картину.
— Тогда навестим его немедленно, — выдохнул Хардт и обратился к Анне. — Мы возьмем твою машину. Ключи здесь?
Она быстро достала их из сумочки и протянула Марку. Хардт побежал вперед, а Шавасс дошел до лестницы и оглянулся: Анна стояла в дверях. Она подняла руку в прощальном жесте, губы шевельнулись, будто она хотела что-то сказать. Когда он снова оглянулся, дверь уже закрылась.
Машину они оставили за углом, не доезжая до Штайнерштрассе, а весь оставшийся путь прошли пешком. Хардт без особого труда отыскал нужный дом. Квартира Шмидта оказалась на третьем этаже. Они задержались перед ней, прислушались. За дверью стояла полная тишина. Шавасс осторожно нажал на ручку. Дверь оказалась запертой.
Хардт решительно нажал на кнопку звонка и не отпускал ее некоторое время. Через несколько мгновений раздались шаги. Дверь отворилась на длину цепочки и Шмидт сонно произнес:
— Кто там?
— Полиция! — рявкнул Шавасс на немецком. — А ну, открывай!
Казалось, Шмидт сразу ожил. Цепочка упала и дверь распахнулась. Когда он увидел Шавасса, у него отвалилась челюсть. Прежде чем Шмидт смог закричать, Шавасс надвинулся и впаял кулак в его живот. Шмидт рухнул на колени и стал валиться вперед. Пол поднырнул под него, обхватил за плечи, приподнял и втащил в комнату.
Хардт запер дверь, и Шавасс откинул Шмидта в кресло, как тряпку. Потом закурил и принялся ждать.
Шмидт выглядел ужасно: его лицо в тусклом свете настольной лампы казалось зеленым. Через некоторое время он снова смог нормально дышать. Шавасс придвинул к креслу стул и сел напротив.
— Не ожидали меня увидеть? — спросил он.
Казалось, проводник напуган до смерти. Он облизал губы.
— Вас ищет полиция, герр Шавасс.
— Какая неожиданность. Спасибо за предупреждение, — сказал Пол. Он сделал выпад вперед и резко ударил Шмидта по губам тыльной стороной ладони. — А теперь прекратим любезничать и перейдем к делу. Кофе, который ты принес мне перед самым Оснабрюком, был чем-то приправлен, каким-то наркотиком, не правда ли?
Шмидт сделал было слабую попытку протестовать.
— Понятия не имею, майне герр, о чем это вы говорите!
Шавасс наклонился к нему и холодно произнес:
— У меня не так много времени, поэтому сейчас я расставлю все точки над «и». Даю тебе десять секунд, чтобы собраться с духом. Если признания не последует, боюсь, придется сломать тебе левую кисть. Если и это не поможет, придется то же сделать с правой.
Капли пота покатились у Шмидта по лбу, губы отвисли.
— Но я не смею ничего говорить, майн герр. Если я раскрою рот, он меня прикончит.
— Кто? — спросил Хардт, быстро пересекая комнату и становясь за спиной Шмидта.
Проводник с ужасом посмотрел вверх, и глаза его округлились.
— Инспектор Штайнер, — выдавил он.
— Так я и думал, — произнес Шавасс. — Ну, вот мы и поехали в нужную сторону. — Он снова наклонился к проводнику, и глаза его принялись буравить его перепуганное лицо. — Человек, которого убили в моем купе — это тот, который сел на поезд в Оснабрюке?
Лицо Шмидта конвульсивно подергивалось.
— Нет, майн герр, — торопливо, со странными всхлипами ответил он.
— Тогда кто это был?
Похоже, у Шмидта от страха пересохло во рту, когда он снова заговорил, то из горла вылетел прерывистый шепот.
— Это тот, которого Штайнер и доктор Крюгер втащили на носилках.
— Может быть, было нечто особенное в этом человеке, когда его впихивали в поезд? — спросил Шавасс. Он грубо приподнял Шмидта за отвороты халата. — Ну, отвечай!
— Он был мертв, майн герр! — простонал Шмидт, рухнув обратно в кресло.
Со вздохом удовлетворения Шавасс выпрямился.
— Так я и думал. Была одна деталь, которая не вписывалась в общую картину. Но в то время, когда я его осматривал, я был под наркотиком и не понял, в чем дело. И только, когда мы ехали сюда, я вдруг вспомнил. Пальцы трупа скрючились, и тело было окоченевшим.
— Человек уже несколько часов был мертв? — спросил Хардт.
— Конечно, — воскликнул Шавасс. — Не знаю, кто это. Наверное, какой-нибудь бродяга, труп которого Штайнеру поставил Крюгер. Они с полицейским на Рейне сели в поезд, заставили Шмидта отравить мой кофе и ждали в моем купе, пока в него не вошел настоящий Мюллер.
— Значит, именно Мюллер был тем самым человеком, которого вынесли в Гамбурге на носилках?
— Получается, Мюллер. Все было сработано чисто и аккуратно. Устранив меня, они наложили лапы на Мюллера. Вероятнее всего, они намереваются спокойно вытянуть у него всю информацию. Да, именно так: спокойно, никуда не торопясь.
— Интересно, куда его оттащили? — пробормотал Хардт.
Шавасс задумался, внезапно ему в голову пришла мысль.
— Может быть, в этом нам поможет наш приятель. — И он за волосы откинул голову Шмидта. — Есть какие-нибудь соображения на этот счет?
— «Скорая» была из частной клиники доктора Крюгера в Бланкенезе, — проговорил проводник, и умоляюще поднял руки. — Заклинаю вас, майн герр, пощадите. Не говорите Штайнеру, что я сообщил вам эту информацию. Он страшный человек. В свое время он был группенфюрером СС.
— Тогда зачем же ты ему помогал? — презрительно бросил Хардт.
— У меня не было выбора, — заплакал Шмидт. — Вы не представляете, насколько могущественны эти люди.
В этот момент на лестнице послышались шаги, и в дверь позвонили. Шавасс выдернул Шмидта из кресла и рывком поставил его на ноги.
— Выясни, кто это, — прошипел он. — Только не пытайся шутки шутить.
Шмидт неуверенно подошел к двери и произнес охрипшим голосом:
— Кто там?
— Инспектор Штайнер! — сквозь тонкую дверь слова слышались отчетливо. Шмидт издал нечленораздельный хрип и в отчаяньи повернулся к Шавассу и Хардту.
— Это Штайнер! — проговорил он затравленно. — Что делать?
— Вы вооружены? — спросил Шавасс Хардта.
— Нет, зато Штайнер наверняка, — отозвался тот.
— Я тоже так думаю. Какая блестящая возможность для этого недобитка одним разом избавиться от вас и меня. Шансов у нас никаких.
Он прошел вглубь комнаты, по пути отстранив Шмидта, цепляющегося за его рукав, и распахнул окно. Чуть в стороне уходила вниз толстая водосточная труба. Тремя футами дальше блестела металлическая пожарная лестница.
Хардт тоже смотрел на нее, прикидывая расстояние. Штайнер изо всей силы замолотил кулаками в дверь.
— Шмидт, открывай, иначе будет худо!
Проводник впился пальцами Шавассу в руку.
— Что же мне делать, майн герр? Он же убьет меня!
Пол, не обращая на него внимания, показал Хардту на пожарную лестницу.
— Кажется, лучшего спуска нам не найти.
Не дожидаясь согласия Марка, он выбрался на подоконник. Дотянувшись до трубы и чувствуя, как костяшки пальцев обдирает грубый, словно наждак, кирпич, — он вцепился в нее обеими руками. На мгновение он задержался, а потом качнувшись, бросил тело вбок и уцепился за металлические поручни пожарной лестницы. Еще секунда и он встал на площадку.
