Во время обыска в квартире Котельника нашли, кроме золота и денег, коробку пудры "Ша нуар". Ярлык на коробке гласил, что месяца два назад она была во Франции.
Жена Котельника охотно объяснила, откуда взялась коробка: купила у женщины, которая и раньше приносила "интересные" вещи. Зовут ее Марфуша, пожилая, одевается во все темное, на голове черный платок. О своем приходе никогда не предупреждает.
Хорошенькая белая коробка с изображением черного кота на крышке стала очень хорошую службу уголовном розыске.
Работники розыска пришли к выводу, что пудра могла попасть из Франции лишь контрабандным путем через один из морских портов.
После длительного и пристального наблюдения удалось установить, что некоторое Игнат Гуровой ежемесячно, а то и дважды в месяц, получает посылки с Энск.
Начали проверять личность Турова. Оказалось, что доверие оно не вызывает.
Когда Гуровой был "мурашкивцем". "Мурашкивци" – одна из наиболее фанатичных религиозных сект.
В тридцатых годах на Волыни некий Иван Мурашко от имени господа бога объявил себя "Ильей-пророком" и "ангелом завета". Основания для этого, по словам Мурашко, были такие. Однажды прогуливаясь по полю, он, Мурашко, встретил женщину. Или от неожиданности, то ли по иным причинам женщина "помертвела". Из "помертвела" послышался голос Христа. Вещал он трое суток, а Мурашко аккуратно все это записывал. Наконец, Христос замолчал, и женщина "воскресла".
Эта бессмысленно-фантастическая история легла в основу "мурашкивськои веры", которая до сих пор кое сохранилась в нашей стране.
Особенно по-варварски относятся "мурашкивци" к женщинам. "Сестрам", которые вступают в секту, делают на спине крестообразный надрез бритвой. Кровь жертвы собирают в бутылку, смешивают с водой и крестят ней новорожденных, конечно, за хорошую плату, превращая человеческую кровь на деньги. Первой удостоилась "наложение креста" Любовь Ишенко. За это она получила титул "матери Сиона", и когда Мурашко, наторгувавшы за кровь немалую сумму, бежал в Аргентину, "иметь Сиона" осталась во главе секты, вместе с назначенными ею "апостолами",. агитируя верующих ждать "царства Сиона".
В годы войны Игнат Гуровой неизвестно как оказался на Херсонщине, в далеком селе, и образовал там секту "мурашкивцив". Ему повезло втянуть в свои сети несколько женщин, которые заботились о "пастыря", и Туровом жилось как у Христа за пазухой.
Но вот стали возвращаться домой фронтовики. Ни один из них не одобрил религиозного увлечении своей жены.
Законным порядком повлиять на гастрольной было хлопотно, да они и не хотели впутывать закон в свои семейные дела. Просто однажды вечером к дому, где был на квартире Гуровой, вошли двое мужчин и предложили ему до утра убраться из деревни. Глядя на их лица, на солдатские ордена, медали и нашивки за ранения, которые они получили в боях, Гуровой понял, что спорить на этот раз не только бесполезно, но и опасно.
"Беседа" с бывшими фронтовиками так повлияла на Турове, что с Херсонщины, заехав на короткое время в Энск, ресниц метнулся аж в Новосибирск. Жил здесь тихо и смирно, работал банщиком. Но об истинных заработки гастрольной стало известно только в последнее время, когда узнали, что к нему одна за другой поступают посылки с обратным адресом: "Энск, Гоголя, 4, квартира 9. П. Т. Малов ", а он так же регулярно направляет крупные суммы в Энск до востребования на имя П. Т. Карпов.
Собрав все необходимые данные и подождав пока Гуровой получит очередную посылку, уголовный розыск потребовал от прокурора санкции на обыск.
В грязной, темной каморке, которую занимал Гуровой, нашли на сто двадцать тысяч рублей различных зарубежных вещей. Как потом выяснилось, Гуровой и тут сумел найти двух мракобесок и образовать с ними нечто вроде новой "религиозной секты". По его поручению Саша и Марфуша сбывали товар.
А когда сотрудники уголовного розыска подняли половицы в коридоре Турове, то обнаружили "товар" уже другого сорта. Бережно завернутые в клеенку, там лежали пять брошюр "За что молятся" слуги седьмого дня ". На титульном листе было указано, где они печатались: "Бруклин, Нью-Йорк, США".
Гуровой рассказал, что вещи он действительно получил посылками от знакомого с Энск, а откуда взялись брошюры – объяснить отказался. "Не знаю, я их туда не клал", отвечал он. Следователь отметил, что на клеенке, в которую завернуты брошюры, отпечатки пальцев Турова. Тогда бывший "мурашкивець" придумал новую версию: буклеты отправлено почтой неизвестно кем, он, Гуровой, испугался, никому их не показал и спрятал. Эту басню он повторял с тупой упрямством.
Искали и сообщников Турове, что поставляли ему заграничные вещи. Как и предполагали сотрудники уголовного розыска, обратный адрес на посылке оказалась фальшивой – никакой Малов на улице Гоголя не жил, и вообще Маловым с инициалами П.Т. в Энск не нашлось. Но вот деньги, долю выручки за проданное, на фальшивую адрес Гуровой посылать, конечно, не мог. Получала их вполне реальное лицо – П. Т. Карпов.
Начали следить за Карпов. И тогда произошло событие, и завершила всю эту довольно сложную историю.
Однажды вечером на одной из улиц Энск, недалеко от порта, стоял моряк. Он был хорошо пьян. Держа в руках пиджак яркого модного цвета, моряк непрестанно повторял: "Купийт! Купийт! Три сто рублз! "Время от времени он хлопал себя пальцем по горлу, интернациональном языке жестов показывая, для какой цели нужны" три сто рублз ".
Поведение моряка никого не удивляло. После освобождения от гитлеровцев Энск все чаще посещали иностранные суда. И экипажи получили у местного населения пренебрежительное прозвище "барахольщики". Некоторые моряки просто на улицах продавали всякую мелочь, привезенный из-за рубежа.
С полчаса призывы купить пиджак остались напрасными, прохожие не обращали на них внимания. Только какая сердобольная бабушка заметила: "Вот она, водка, до чего доводит. С себя продает… Говорят, гипнозом от нее теперь лечат", и пошла своей дорогой.
Моряк начал хрипнуть, но все еще не переставал повторять свое "купите", но уже не так бодро, как прежде. Когда, казалось, иностранец уже окончательно потерял надежду продать пиджак, к нему подошел благообразно пожилой мужчина, пощупал, внимательно осмотрел вещь. Сторговались быстро.
Не успел человек отойти и полквартала, как его остановили, попросили предъявить документы.
Вместо документов мужчина выхватил новенький пистолет системы "Вальтер" и выстрелил. Работник уголовного розыска, который не ожидал такой прыти от благообразно старичка, едва успел уклониться от пули. Товарищ его выбил из руки неизвестного пистолет. Преступник бросился бежать. На его пути случился случайный прохожий, который и схватил его за шиворот. Как потом выяснилось, этим преступником был Карпов.
Только вспоров подшивку купленного пиджака, сотрудники уголовного розыска поняли, какую ошибку допустили, не задержав вместе с "покупателем" и "продавца", их встреча была заранее подстроено, в пиджак были вшиты листовки и брошюры, напечатанные в Бруклине.
…Все это произошло почти в то самое время, когда Воробьев разыскивал внезапно исчезнувшего Ситника…
Отец Иваньо имел небольшой домик с садом и жил одиноко. Знакомства своего никому не навязывал, но и соседей не чурался. Особенно охотно священник проводил время в обществе детей.
Вечерами дети часто собирались у него в саду, и отец Иваньо рассказывал им столь же интересны, насколько и спасены истории о приключениях миссионеров в далеких странах.
Любезностью в обхождении и разными мелкими услугами отец Иваньо сумел преодолеть среди жителей маленькой улице, где стоял его домик, то недоброжелательность, которая глубоко укоренилась в сознании простых людей этого края в отношении униатских священников верных слуг Ватикана. Конечно, к служителям униатской церкви новые знакомые отца Иваньо целом не изменили своего отношения, но для него делали исключение.
Даже старый враг церковников, ожесточенный безбожник Андрей Вершили признавал, что отец Иваньо не подходит под общую мерку. "Некоторое ненастоящий поп, – говорил он, – водки не пьет, ключницы не держит… Живет тихо, если не в церкви служит, то в саду своем копается или детям сказки рассказывает …"
Вершило и сам был не прочь поговорить с "ненастоящим попом", хотя и не хотел в этом признаваться. Беседовали они в основном о будущем урожае, об уходе за пчелами и другие такие же невинные вещи. От бесед, связанных с политикой, отец Иваньо явно уклонялся, а на попытки вершила подвергнуть сомнению догматы святой веры и первоапостольской церкви отвечал деликатным молчанием.
Эти беседы всегда оставляли у Андрея вершила двойственное впечатление.
– Будто ничего себе человек, – говорил он и, помолчав минуту, добавлял: – Правда, еще недавно у нас живет. Посмотрим, что будет дальше.
