— Я никогда не требовал, чтобы кто-то постоянно охранял моего ребенка. А теперь это вообще не имеет значения.
— О-о, дьявол, — выдохнул Каплан. — Они похитили Елю?
Барски кивнул. И все заговорили разом, перебивая друг друга.
— Тише! — закричал Барски.
Александра Гордон разрыдалась. Норма хотела было подойти к Барски, но почувствовала, что и шага ступить не в состоянии.
— Ваши сотрудники у вас в кабинете? — спросил Сондерсен.
— Да.
— Один момент, — сказал он. — Меня кто-то вызывает… Это тот самый человек с измененным голосом, — сказал Сондерсен несколько погодя. — Требует, чтобы мы немедленно прекратили «круговой розыск», чтобы мы вообще ее не разыскивали, чтобы вернули всех полицейских на места. И требует моего немедленного согласия. В противном случае они сейчас же убьют Елю. Как мне поступить?
— И это вы спрашиваете меня?
— Конечно, вас.
— Отмените! Отзывайте! Сию же секунду! — Барски задыхался. — Сию же секунду! — прохрипел он.
— Подождите, — проговорил Сондерсен. Барски слышал что-то неразборчивое и потом снова четкий голос Сондерсена. — Я уступил их требованиям, доктор Барски. Этот субъект слышал, как я приказал по рации прекратить розыск. Безумие! Чистейшее безумие! Но это ваш ребенок, я понимаю, ваше единственное дитя. — Голос Сондерсена стал вдруг непривычно жестким. — Проинформируйте ваших коллег, что похитители предъявят им свои требования. Вам известно какие. Все телефоны у вас в институте, доктор Барски, с этой минуты прослушиваются. И дома — тоже. Вы знаете, что техникам требуется некоторое время, чтобы установить, откуда звонят. Кто бы из вас ни говорил с похитителями, нужно постараться затянуть разговор как можно дольше. Я немедленно выезжаю к вам.
— А мне что делать? — спросил Барски.
— Ждать. Набраться терпения, — сказал Сондерсен. — И не занимать телефон. До скорого! — Он положил трубку.
Барски сидел ни жив ни мертв. Александра все плакала, никак не могла успокоиться.
— Перестань наконец реветь! — прикрикнул на нее Каплан.
— Не могу, — всхлипывала Александра.
— Тогда выйти отсюда!
— Все выйдите отсюда, все! — очень тихо проговорил Барски. — Пожалуйста, уходите! Все! А ты, Норма, останься!
Каплан, Александра и Сасаки вышли. И Норма осталась с ним наедине. Он сидел, уставившись прямо перед собой невидящими глазами. Норме хотелось подойти к нему, и опять она не смогла ступить ни шагу. Лицо Барски окаменело. Прошло довольно много времени, пока Норма сообразила, что он молится.
18 часов 21 минута.
Только в это время позвонили похитители. Барски по-прежнему находился в прострации. Он двигался и говорил как механическая кукла. Пока они ждали звонка, Норма приготовила кофе. Приехал, уехал и снова вернулся Сондерсен; Барски отослал домой своих секретарш, входили и выходили друзья и сотрудники, чтобы выразить сочувствие, узнать, нет ли новостей. Какие там новости! А какие могут быть утешения? Когда зазвонил телефон, он по совету Сондерсена снял трубку не сразу, а через пять звонков. Услышал мужской голос с металлическими нотками:
— Если вы еще хоть раз заставите нас ждать, это будет нашим последним разговором.
— Я…
— Замолчите! Сейчас буду говорить я. Причем не так долго, как обычно. «Круговой розыск», ишь что выдумали!
Магнитофон, подключенный к телефонному аппарату, был включен. Сондерсен с Нормой сидели напротив Барски, обратившись в слух.
— С вашей дочерью обращаются хорошо. Ей не на что жаловаться. Мы требуем выдать нам плату из главного компьютера. И код к ней. А потом еще кое-что потребуется. Если вы передадите нам все точно в срок, мы вашу девочку отпустим. Если нет — убьем. Мы не блефуем. Вспомните о цирке и семействе Гельхорн.
— Я хочу поговорить с моей дочкой.
— Вы получите возможность убедиться, что она жива. Вскоре я перезвоню вам. Можете спокойно отправляться домой. Мы вас везде достанем. Передайте вашему господину Сондерсену, что если он хоть пальцем пошевелит, вашей дочери не жить. Немедленно передайте.
И в трубке щелкнуло — незнакомец положил трубку. Кассета магнитофона автоматически остановилась. Барски поднял глаза на Сондерсена.
— Я просто не имею права… — начал тот.
Но Барски не дал ему договорить:
— Вы ничего не предпримите! Ничего! Я требую! Это мой ребенок! Это мой ребенок! Вот и все!
Сондерсен промолчал.
— Вот и все! — выкрикнул Барски.
Снова телефонный звонок. Мужской голос:
— Господин Сондерсен?
— Да, я.
— Ничего не вышло. Слишком короткий разговор.
— Спасибо, Хельмерс. — Сондерсен встал, набрал номер телефона специальной комиссии в полицейском управлении и сказал:
— Говорит Сондерсен. Впредь до моих дальнейших указаний прекратить розыск и ничего не предпринимать! Они грозятся убить ребенка. — Очевидно, его собеседник на другом конце провода что-то возразил, потому что Сондерсен вдруг заорал на него: — Сидите и не шевелитесь! Ничего не предпринимайте, слышите! Это приказ.
Барски пригласил в кабинет Эли Каплана, Александру Гордон и Такахито Сасаки, позвонил Вестену в «Атлантик» и попросил его приехать. Бывший министр появился около девятнадцати часов. За исключением Сасаки, все присутствующие высказались за то, чтобы Барски выдал плату вместе с кодом.
— Я думаю, думаю. И еще ничего сообразить не могу, — сказала Александра. — Ведь если ты ее вырвешь, ты разрушишь все, что нами сделано. А тогда зачем им код?
— Что попусту горевать, — сказал Сасаки. — Совершенно ясно, что информацию они получат так или иначе.
Четыре с половиной часа спустя, за час до полуночи, они все еще сидели вместе и пытались переубедить Сасаки, требовавшего решительных действий. Телефон больше не звонил.
В ноль часов тридцать семь минут Александра Гордон потеряла сознание.
Барски вызвал из терапии врача, который сделал Александре укол. Оглядев всех присутствующих, терапевт сказал:
— Вы все готовы. Примите таблетки и постарайтесь полежать, отдохнуть.
— Вот уж нет, — сразу отказался Барски. — Я транквилизаторов не принимаю. Надо, чтобы мысль работала четко.
— Примешь ты таблетки или не примешь, голова у тебя работать все равно не будет, — сказал врач. — Если не повезет, дело может затянуться на несколько дней. Отдаешь себе отчет? К тому времени все вы рехнетесь. Вот. Я принес вам кое-какие снадобья. Не смейтесь. Мой тебе совет: ляг, постарайся уснуть. Это я тебе как врач и товарищ говорю. И не только тебе, Ян, а всем. Лучше всего дома, в своей постели. И ты, Ян, не колотись. Если эта скотина позвонит сюда, я тебя сразу вызову.
— Ваш коллега прав, — сказал Сондерсен. — В моей жизни это не первый случай подобного рода. Все по домам! Фрау Десмонд! Может быть, вам стоит остаться здесь вместе с доктором Барски?
— Да, — сказала Норма. — Ян, пойдем! Я остаюсь в клинике. И прими таблетку! Мы все примем. Пожалуйста, прими!
Барски взял лекарство, которое протянул ему врач, проглотил и запил водой.
— А Миле дай две таблетки, — сказал врач. — И в восемь утра еще две. Ей будет необходимо. — Кивнув всем, он вышел.
— Выходит, мы абсолютно бессильны, — сказал Сасаки.
— Да, надеяться нам не на что, — сказала Александра. — Нет, сдурела я, что ли, — будем надеяться, что Еля спасется.
Каплан бегал по кабинету, как тигр в клетке.
— Проклятье, — сдавленно проговорил он. — Не может быть, чтобы никакого выхода не было.
— Выхода нет, Эли, — сказал Сасаки.
— Выход всегда отыщется, — упрямо проговорил израильтянин. — Надо только найти его.
Алвин Вестен встал и пошатнулся.
— Господин министр! — подбежал к нему Каплан. — Вам нехорошо?
— На воздух! — сказал старик. — Мне нечем дышать. Проводите меня, пожалуйста!
Петра Штайнбах села на кровати, услышав в коридоре чьи-то шаги. В ее комнате в инфекционном отделении загорелся свет.
