По прибытии в Брюссель американский курьер, который в действительности был немцем по имени Томас Ливен, остановился в гостинице «Рояль». В рецепции он предъявил бельгийский паспорт на имя Армана Деекена. В течение следующего дня Деекен, он же Мерфи, он же Ливен накупил долларов на три миллиона французских франков. Эти деньги он достал из черного чемодана свиной кожи, положив на их место доллары. Три миллиона франков, составивших первоначальный капитал, он позаимствовал из своего небольшого банка. Он чувствовал себя обязанным кредитовать французскую спецслужбу…
Из-за событий в мире международный курс франка упал на 20 процентов. Во Франции частные лица из-за панического страха перед дальнейшим обесцениванием франка старались скупать прежде всего доллары. Поэтому котировки доллара в течение нескольких часов там астрономически выросли. Но не в Брюсселе. Здесь можно было приобрести доллары по значительно более дешевому курсу, поскольку бельгийцы не были заражены страхом французов перед войной. Они были твердо уверены: «Мы сохраним наш нейтралитет, второй раз немцы ни при каких обстоятельствах не нападут на нас».
Вследствие оперативных мер французского правительства, запретившего вывоз капиталов, заграница не была наводнена франками и курс французской валюты, как и ожидал Томас, несмотря ни на что, держался более или менее стабильно. И это обстоятельство было, так сказать, сердцевиной всей операции…
С чемоданом, набитым долларами, Томас Ливен под именем Уильяма С. Мерфи вернулся в Париж. В течение нескольких часов драгоценную валюту у него буквально рвали из рук, причем именно те самые богачи, стремившиеся побыстрее увезти свое состояние в безопасное место, бросив на произвол судьбы свою родину. Томас Ливен заставлял их платить за такое гнусное поведение двойную и даже тройную цену.
На своей первой поездке он заработал себе лично 600000 франков. Теперь Уильям С. Мерфи возвращался в Брюссель, имея в дипбагаже уже пять миллионов франков. Операция повторилась, доходы росли. Неделю спустя между Парижем и Брюсселем, а также между Парижем и Цюрихом курсировали уже четыре господина с диппаспортами. Они вывозили франки и ввозили доллары. Две недели спустя число участников акции возросло до восьми.
Общее руководство осуществлял Томас. Благодаря своим связям он позаботился о том, чтобы валютный источник в Брюсселе и Цюрихе не иссякал. Предприятие теперь приносило прибыли, исчислявшиеся миллионами франков.
Потухшие глаза офицеров французской секретной службы заблестели, в них робко засветилась надежда и благодарность, как только Томас Ливен начал переводить ей все более крупные суммы. Между 12 сентября 1939 года и 10 мая 1940 года, днем германского нападения на Бельгию, оборот Томаса Ливена достиг 80 миллионов франков. За вычетом дорожных расходов и комиссионных в размере 10 процентов его чистая прибыль, переведенная в доллары, составила 27730 «зеленых». Провалов не было, если не считать одного небольшого происшествия…
2 января 1940 года Томас Ливен возвращался — в который именно раз, он и сам не помнил, сбился со счета — вечерним поездом из Брюсселя в Париж. На пограничной станции Фэньи поезд стоял дольше обычного. Томас, слегка обеспокоенный, хотел было пойти выяснить причину, как дверь купе распахнулась и показалась голова начальника французской пограничной службы, крупного мужчины, которого Томас частенько видел раньше. Он деловито проговорил:
— Мсье, вам лучше сойти, распить со мной бутылочку вина и продолжить путь на следующем поезде.
— С какой стати?
— Состав поджидает американского посла в Париже. У его превосходительства тут неподалеку случилась в дороге небольшая поломка, его машина получила повреждения. Для него заререзервировали соседнее купе. Его сопровождают три посольских сотрудника… Так что понимаете, мсье, вам действительно лучше поехать следующим поездом. Разрешите, я вынесу ваш тяжелый чемодан…
— Откуда вам это все известно? — спросил Томас пять минут спустя. Здоровяк отмахнулся:
— Полковник Симеон всякий раз поручает вас нашим особым заботам.
Томас открыл портмоне:
— Как я могу вас отблагодарить?
— Ах, нет, мсье, не стоит! Это дружеская услуга. Но, может быть… Нас здесь шестнадцать служащих, и в последнее время у нас нет ни кофе, ни сигарет…
— В следующий раз, когда я поеду в Брюссель…
— Минутку, мсье, не так все просто! Мы должны держать ухо востро, чтобы не пронюхали эти псы с таможни. Когда вы поедете снова, но только если ночным скорым, то выйдите в тамбур вагона первого класса. В передний тамбур. Приготовьте пакет. Кто-нибудь из моих людей впрыгнет к вам на ходу…
Так это и происходило по два-три раза в неделю. Во всей Франции никто из пограничников не мог похвастаться таким снабжением, как эти, со станции Фэньи. «Маленькие люди — хорошие люди», — говорил Томас Ливен.
Генерал Эффель предложил ему орден, но Томас отказался:
— Я человек штатский до мозга костей, господин генерал. Все это не по мне.
— Тогда скажите сами, что вы хотели бы, мсье Ливен.
— Если бы можно было получить некоторое количество бланков французских паспортов, господин генерал. И соответствующие штемпеля. В Париже живет так много немцев, которые в случае прихода нацистов хотели бы скрыться. Бежать они не могут — нет денег. Хотелось бы помочь беднягам.
Какое-то время генерал молчал, потом заговорил:
— Хотя это и нелегко, мсье, но я уважаю ваше желание и выполню его.
После этого в элегантную квартиру Томаса Ливена в Булонском сквере один за другим зачастили посетители. Денег он с них не брал. Они получали поддельные паспорта даром, но только те, кому грозили тюрьма или казнь. Томас называл это игрой в консульство, и занимался ею с увлечением. У богачей он изъял целое состояние и теперь немного помогал бедным. А вообще-то немецкие войска не торопились. Французы называли все это странной войной.
А Томас Ливен продолжал ездить в Брюссель и Цюрих. В марте 1940 года он как-то вернулся домой на день раньше обещанного. Мими уже давно жила у него и всегда знала, в котором часу он должен появиться. На этот раз он позабыл сообщить ей, что прибудет раньше. «Для малышки это будет сюрприз», — думал Томас. Сюрприз и впрямь удался — он застал Мими в объятиях любезнейшего полковника Симеона.
— Мсье, — сказал полковник, застегивая пуговицы мундира, — беру всю вину на себя. Я соблазнил Мими. Я злоупотребил вашим доверием. Прощения мне нет. Выбор оружия за вами.
— Убирайтесь из моей квартиры и никогда больше здесь не появляйтесь!
Цвет лица Симеона стал напоминать клубнику, он закусил губу и вышел.
Мими робко сказала:
— Ты был очень груб.
— Ты его, стало быть, любишь?
— Я люблю вас обоих. Он такой мужественный и романтичный, а ты такой умный и веселый!
— Ах, Мими, что мне с тобой делать? — ответил Томас убито и присел на край постели. Внезапно до него дошло, что Мими ему чертовски нравится…
10 мая началось немецкое наступление. Бельгийцы просчитались: на них напали вторично. Немцы задействовали 190 дивизий. Им противостояли 12 голландских дивизий, 23 бельгийских, 10 британских, 78 французских и 1 польская. 850 самолетов союзников, частично устаревших конструкций, должны были сражаться с 4500 немецких самолетов. Крах произошел с пугающей быстротой, началась паника. Десять миллионов французов ожидала жалкая судьба беженцев.
Томас Ливен не спеша ликвидировал свое хозяйство в Париже. Последние поддельные паспорта он выдавал соотечественникам, когда вдали уже были слышны глухие разрывы снарядов. Он перевязал пачки франков, долларов и фунтов, аккуратно снабдив их бандерольками и сложив в чемодан с двойным дном. Ему помогала Мими. В последние дни она подурнела. Томас держался с ней по-дружески, но сохранял дистанцию. Рана, нанесенная полковником, еще не зажила.
Внешне он не терял самообладания:
— Судя по последним сводкам, немцы движутся с севера на восток. У нас еще есть немного времени, а потом мы покинем Париж, двинемся в юго-западном направлении. Бензина у нас достаточно. Поедем через Манс, затем южнее, в направлении Бордо и… — он прервал себя, — ты плачешь?
Мими всхлипнула:
— Ты берешь меня с собой?
— Ну да, конечно. Не могу же я тебя здесь бросить.
— Но я же изменяла тебе…
— Дитя, — ответил он с достоинством, — чтобы иметь право говорить об измене, тебе пришлось бы завести шашни с Уинстоном Черчиллем.
— Ах, Томас, ты прелесть! А его ты тоже прощаешь?
— Еще легче, чем тебя. Что он тебя любит, можно понять.
— Томас…
— Да?
— Он в саду.
Томас даже взвился:
— С какой это стати?
— Он в таком отчаянии. Не знает, что ему делать. Он вернулся из командировки и не застал никого из своих сотрудников. Он сейчас совсем один, без машины, без бензина…
