В церкви пахло свечами и ладаном. С десяток людей неспешной вереницей проходили мимо двух исповедален. Павел Черный пристроился в очередь к одной из них.
— О Иисусе! — удивленно прошептал Мерфи. — Старый педик решил покаяться. — Он спрятался за колонной и стал ждать.
Минут через пятнадцать подошла очередь Черного. Тот нырнул в исповедальню, притворил за собой дверь, сел, приблизив лицо к решетке.
— Благослови меня, святой отец, ибо я согрешил, — сказал он по-русски.
— Как смешно, Павел, — ответил на том же языке голос с другой стороны решетки.
— Посмотрим, будешь ли ты смеяться, когда услышишь то, о чем я собираюсь тебе сказать.
В конце беседы Черный спросил Кухулина:
— Что будем делать?
— Только не паниковать. Они не знают, кто я, и вряд ли узнают в ближайшее время, так как я убрал Левина.
— А я? Если Левин рассказал им про дела в Друморе, он не умолчал и о моем в них участии.
— Конечно. За тобой уже следят. Но не англичане, а ИРА, так что пока рано беспокоиться. Свяжись с Москвой. Масловский должен знать об этой ситуации. Может, он даже захочет отозвать нас отсюда. Вечером я тебе позвоню. Насчет хвоста не волнуйся, я о нем позабочусь.
Черный покинул исповедальню. Кухулин наблюдал через щель в двери, как из-за колонны выскользнул Майкл Мерфи и пошел за ним. Дверь ризницы с шумом открылась и закрылась. Старая уборщица появилась в проходе, а из исповедальни вышел священник в черной сутане.
* * *
Мерфи не сомневался, что Черный после посещения церкви возвратится в колледж, поэтому держался на порядочном расстоянии. Черный остановился и зашел в телефонную будку, но пробыл там совсем недолго. Мерфи встал под дерево, будто спасаясь от дождя, потом двинулся дальше.
Перед ним к обочине свернула какая-то машина, из нее вышел священник и уставился на шину переднего колеса. Повернулся, заметил Мерфи и воскликнул:
— У вас не будет лишней минутки?
Мерфи остановился.
— Извините меня, святой отец, но я спешу на важную встречу.
Рука священника оказалась на руке Мерфи, и тот почувствовал, как в бок ему уперся ствол пистолета.
— Спокойно, без нервов, молодой человек. Вот так. Пойдем вместе.
Кассейн повел его по каменным ступеням, спускающимся к старому деревянному молу. Они шли по прогнившим доскам. В тишине гулко раздавались звуки их шагов. В конце мола стоял дряхлый речной домик с дырявой крышей и полом. Мерфи не чувствовал страха, был наготове в ожидании своего шанса.
— Это подойдет, — сказал Кассейн.
Мерфи стоял спиной к человеку в сутане, держа руку на рукоятке автоматического пистолета в кармане плаща.
— Вы настоящий священник?
— О, да. Может, не очень хороший, но все-таки настоящий.
Мерфи стал медленно поворачиваться. Выдернул руку из кармана, но было уже поздно. «Вальтер» издал хлопок, и первая пуля попала Мерфи в плечо, вторая размозжила голову. Он свалился в огромную дыру в полу и стал медленно погружаться в темные воды реки.
* * *
Дмитрий Любов, числившийся торговым представителем в советском посольстве в Дублине, на самом деле был капитаном КГБ. Получив сообщение Черного, он покинул свой кабинет, оделся и пошел в кинотеатр, расположенный в самом центре города. В это полуденное время в кинотеатре было малолюдно. Дмитрий сел в последнем ряду и стал ждать Черного. Тот пришел минут через двадцать.
— Неужели так срочно, Павел? Зачем понадобилась эта необговоренная встреча?
— Достаточно срочно. Кухулина раскрыли. Нужно как можно быстрее сообщить Масловскому. Вдруг он примет решение отозвать нас.
— Конечно, конечно, — Любов не скрывал тревоги. — Я все сделаю, но не лучше ли вам рассказать, что произошло, в деталях?
* * *
Девлин работал в своем кабинете над курсовой одного из студентов, посвященной творчеству Элиота, когда зазвонил телефон. Раздался голос Фергюсона:
— Все летит к чертям. Кто-то с вашей стороны обкакался. Ваши кретины в ИРА, оказывается, далеко не самые надежные в мире ребята.
— Упреки и оскорбления ни к чему не приведут. Что вы хотите?
— Татьяна Воронина. Гарри вам о ней говорил?
— Та самая девочка из Друмора, которую взял в семью Масловский. Что с ней?
— Сейчас она в Париже, дает серию концертов. Дело в том, что она как приемная дочь Масловского имеет колоссальные возможности улизнуть за кордон, поэтому представляет для КГБ постоянный риск. Я подумал, а не поехать ли вам на встречу с ней? Есть прямой самолет из Дублина в Париж, летает каждый вечер.
— Да что я, к чертям вонючим, там должен делать? Заставить ее эмигрировать?
— Не исключено. Когда она узнает всю правду, Бог весть как ей захочется поступить. По крайней мере встретиться с нею надо, Лайам. Ей от этого хуже не будет.
— Ну, хорошо… А почему бы и нет? Пара глотков французского воздуха мне не повредит.
— Я так и думал. Обратитесь в справочное бюро «Эр Франс», на ваше имя будет забронировано место. В аэропорту имени де Голля вас встретят. Кто-нибудь из наших парней в Париже. Скорее всего Тони Хантер. Он обо всем позаботится.
— Да я в этом и не сомневаюсь.
Девлин быстро упаковал чемодан. Внутри все пело. Он себя чувствовал так, будто впервые надевает окопную шинель. Телефон вновь заверещал. На этот раз звонил Мак-Гиннес.
— Плохо дело. Что конкретно произошло?
Девлин рассказал ему все подробности. Когда закончил, Мак-Гиннес взорвался.
— Так он на самом деле существует, этот ублюдок?
— Выходит, да. Но вас сейчас должно в большей степени волновать то, как Кухулин узнал, что Левин сюда едет. Единственный человек, способный его узнать…
— Почему вы говорите это именно мне?
— Фергюсон считает, что утечка произошла с вашей стороны.
— Е… я хотел вашего Фергюсона.
— Я бы этого не посоветовал, Мартин. Послушайте, мне надо идти. Я должен успеть на самолет до Парижа.
— Какого черта?
— Ради женщины по имени Татьяна Воронина. Теперь лишь она способна узнать Кухулина в лицо. Я с вами свяжусь.
Когда Девлин заканчивал упаковывать чемодан, раздался стук в стеклянную дверь. Вошел Гарри Кассейн.
— Прости, Гарри, мне нужно лететь.
— Куда это вы собрались?
— В Париж. — Девлин ухмыльнулся. — Шампанское, веселые женщины, великолепная еда. Вы никогда не думали, Гарри, что выбрали не ту профессию?
Дверь за ним хлопнула. Кассейн слышал, как заработал двигатель автомобиля. Вернулся к себе. Поднялся на чердак, где было спрятано подслушивающее оборудование. Быстро перемотал пленку и стал слушать разговоры Левина за тот день, пока его самого не было. Информация оказалась очень существенной, но уж слишком запоздалой. Кассейн про себя выругался, спустился вниз к телефону и снова набрал номер Павла Черного.
Одеваясь к вечерней проповеди в ризнице деревенской церкви, Кассейн рассматривал себя в зеркало, как актер, готовящийся к выходу на сцену. Кто же я такой, думал Кассейн. Кухулин — безжалостный убийца, или Гарри Кассейн — служитель церкви? Михаил Келли не вписывался ни в то, ни в другое. От него осталось только эхо, полузабытый сон.
За двадцать с лишним лет он прожил тысячу жизней, но ни одна из них не стала главной. Он просто исполнял роли по заранее написанному кем-то сценарию, а потом о них забывал.
Кассейн надел епитрахиль и прошептал своему второму «я» в зеркале:
— Я в доме Господа, и я его слуга.
Повернулся и вышел из ризницы.
* * *
В аэропорту имени Шарля де Голля у таможенного выхода стоял Тони Хантер — высокий, с покатыми плечами, лет сорока, мягкие каштановые волосы давно не стрижены, костюм заждался утюга. Тони курил сигарету, читал «Пари Суар» и поглядывал на выход из таможни. Наконец там появился Лайам Девлин. На нем были свободного покроя плащ и черная фетровая шляпа. В руке Лайам держал портфель.
Хантер, получивший фотографию и описание Девлина по телеграфу, двинулся ему навстречу.
— Профессор Девлин? Я Тони Хантер. У меня здесь машина.
Вместе они пошли к выходу.
— Приятный полет?
— Лучше не бывает… Тысячу лет назад я летел из Германии в Ирландию на бомбардировщике «Дорнье». Тогда я воевал на стороне противников Англии. Выпрыгнул с парашютом на высоте шесть тысяч футов. Так до сих пор и не пойму, как это у меня получилось.
Они подошли к машине Хантера. Открывая дверцу, Тони предложил:
— Можете остановиться на ночь у меня. Квартира на авеню Фош.
— Неплохо устроился, сынок. Я не предполагал, что Фергюсон разбрасывается золотом.
— Вы хорошо знаете Париж?
— Можно и так сказать.
— Квартира не служебная, моя. Отец в прошлом году умер. Оставил приличное состояние.
— Как наша девушка? Живет в советском посольстве?
