– Боюсь, у меня для вас плохие новости, – начал посол, – поэтому вам лучше присесть. Поступила телеграмма из Лондона. Это касается вашего отца.
Старый деспот умер от сердечного приступа в возрасте шестидесяти пяти лет.
– Разрази меня гром! – отозвался на известие Стивен. – Вот уж не ожидал, что это случится так рано.
– Примите мои глубочайшие соболезнования, – сказал посол.
– Весьма признателен, что вы лично прибыли сообщить мне об этом.
– Это мой долг. Скажите, если чем-то могу помочь.
– Спасибо, вы очень добры ко мне.
Посол с чувством пожал ему руку и уехал.
А Стивен уставился в пространство, вспоминая старика отца. Это был необычайно высокий человек с железной волей и прескверным характером. Его саркастические замечания способны были кого угодно довести до слез. У его близких существовало только три возможности: уподобиться ему, полностью подчиниться или сбежать. Мать Стивена, милая, но совершенно бесхребетная женщина Викторианской эпохи, позволила мужу совершенно подавить себя и умерла совсем молодой. Стивен предпочел уехать.
Он вообразил себе отца на смертном одре и подумал: «Наконец-то и ты лишился своей власти над людьми. Теперь не будут рыдать горничные, трепетать лакеи, а дети в испуге прятаться от тебя по углам. Ты не сможешь больше насильно устраивать браки и сгонять фермеров с земли, чтобы показать, насколько тебе плевать на принятые парламентом законы. Тебе уже не приговорить вора к пожизненному заключению в тюрьме и не сослать болтуна-агитатора из социалистов в Австралию. Прах к праху, пыль к пыли».
Ему потребовалось много лет, чтобы пересмотреть свое мнение об отце. И теперь, в 1914 году, когда ему самому исполнилось пятьдесят, он признавал и некоторые достоинства батюшки, которые отчасти унаследовал сам: например, тягу к знаниям, веру в рационализм, убеждение, что только добросовестный труд может оправдать существование мужчины на этой земле. Но в 1895-м Стивен не чувствовал ничего, кроме горечи.
Притчард принес на подносе бутылку виски и коротко сказал:
– Воистину печальное событие, милорд.
Услышав обращение «милорд», Стивен едва ли не вздрогнул. До сей поры они с братом носили чисто номинальные титулы – сам Стивен был лордом Хайкомом, и прислуга, обращаясь к нему, именовала его просто «сэр». Милордом для них мог быть только отец. Но отныне, конечно же, именно Стивен становился графом Уолденом. А вместе с титулом к нему в собственность переходили несколько тысяч акров земли в южной Англии, обширные угодья в Шотландии, семь скаковых лошадей, Уолден-Холл, вилла в Монте-Карло, охотничий домик на севере и место в палате лордов.
Ему придется жить в Уолден-Холле. Это было семейное гнездо, и графу, как его главе, полагалось обитать именно там. «Первым делом проведу электричество», – тут же решил он. Можно продать некоторые из ферм, чтобы вложить деньги в лондонскую недвижимость и акции североамериканских железных дорог. Потом предстоит выступить с первой речью в палате лордов. О чем он будет говорить? Скорее всего о внешней политике. У него теперь были арендаторы, за которыми следовало присматривать, и несколько имений, чтобы рачительно ими управлять. Отныне в сезон ему необходимо появляться при дворе, устраивать охоту и приемы…
Ему никак не обойтись без жены.
Роль графа Уолдена совершенно не подходила холостяку. Кто-то должен выполнять обязанности хозяйки во время всех этих приемов, отвечать на письменные приглашения, обсуждать с поварихой меню, распределять гостей по спальням и сидеть на противоположном конце длинного стола во время званых ужинов в Уолден-Холле. Требуется графиня Уолден.
Ведь и о наследнике придется подумать тоже.
– Мне необходимо жениться, Притчард.
– Да, милорд. Вашим холостяцким денькам пришел конец.
На следующий день Уолден нанес визит отцу Лидии и получил официальное разрешение видеться с ней.
Даже теперь, почти двадцать лет спустя, он поражался своей легкомысленной безответственности, непростительной даже по молодости лет. Он ни разу не задался вопросом, станет ли она для него подходящей женой. Его интересовало только, достаточно ли она благородного происхождения, чтобы носить титул графини. У него не возникало сомнений, что он сможет сделать ее счастливой. Ему хотелось верить, что та страсть, которую она обнаружила, играя на фортепиано, неизбежно будет перенесена на него самого, и в этом заключалась ошибка.
Он виделся с ней каждый день на протяжении двух недель – на похороны отца в Англии он все равно не успевал, – а потом сделал предложение. Не ей, а ее отцу. Тот смотрел на вещи с той же прагматичной точки зрения самого Уолдена, объяснившего, что ему необходимо жениться немедленно, несмотря на траур по отцу, поскольку по возвращении домой его ждали многочисленные обязательства. Отец Лидии был исполнен понимания. Через шесть недель они стали мужем и женой.
«Каким же самодовольным глупцом я тогда себя повел, – думал он теперь. – Мне представлялось, что, подобно тому, как Британия навсегда останется владычицей морей, я неизменно смогу держать в узде свое сердце».
Из-за облаков проглянула луна и осветила спальню. Он посмотрел на спящую Лидию. «Я никак не мог предвидеть, – продолжал размышлять он, – что по уши и безнадежно влюблюсь. Мне нужно было только, чтобы мы друг другу нравились, но в результате этого оказалось достаточно для тебя и слишком мало для меня. Я и представить себе не мог, как необходима мне станет твоя улыбка, как желанны твои поцелуи, как я буду с волнением ждать, придешь ли ты ночью ко мне в спальню, и уж совсем не в состоянии был вообразить, какой страх воцарится в моей душе при мысли, что я могу тебя потерять».
Она что-то пробормотала во сне и повернулась на другой бок. Он осторожно убрал руку из-под ее головы и сел на край кровати. Если задержаться, есть риск тоже уснуть, а горничная Лидии не должна видеть их в одной постели, когда утром принесет хозяйке чашку чая. Он запахнул халат, сунул ноги в ручной работы тапочки и неслышно вышел, чтобы через две смежные гардеробные попасть в свою спальню. «И все-таки как же мне повезло!» – подумал он, забираясь под одеяло.
Уолден оглядел накрытый к завтраку стол. Кофе, чай китайский, чай индийский, молоко, сливки, ликеры, большая чаша с горячей овсянкой, блюда со стопками лепешек и тостов, баночки с мармеладом, медом и джемами. На отдельном столике, подогреваемые специальными спиртовыми горелками, расположились серебряные контейнеры с яичницей, беконом, колбасками, тушеными почками и жареной рыбой. Холодные закуски были представлены ростбифом, ветчиной и языком. Во фруктовых вазах громоздились пирамиды из нектаринов, апельсинов, клубники и ломтиков дыни.
«Все это не может не привести Алекса в хорошее настроение», – подумал он.
Он положил на тарелку немного яичницы с почками и уселся за стол. Русские, конечно же, знают себе цену и потребуют нечто в обмен на обещание военной помощи. Уолдена тревожило, какими будут эти требования. Если они захотят чего-то, что Англия заведомо не сможет им дать, переговоры немедленно окажутся под угрозой срыва, а это…
Нет. Его задача как раз в том и состоит, чтобы не дать переговорам сорваться.
Он сумеет повлиять на Алекса, сможет манипулировать им. Хотя эта мысль причинила ему внутренний дискомфорт. Тот факт, что он давно знал мальчика, вроде бы должен только облегчить миссию, но если придется занять жесткую позицию, ему куда проще было бы сделать это, ведя переговоры с совершенно посторонним человеком, чья судьба его не волновала.
Но сейчас следует забыть все личное. «Мы должны получить Россию в союзницы!»
Он налил себе кофе и намазал кусок лепешки медом. Ровно через минуту появился Алекс, ясноглазый и ухоженный.
– Как спалось? – спросил Уолден.
– На удивление великолепно. – Алекс взял из вазы нектарин и принялся за него, разделывая ножом и вилкой.
– И это все? – удивился Уолден. – Ты же всегда так любил английские завтраки. Помнится, мог съесть тарелку овсянки, порцию яичницы, ростбиф и клубнику, а потом послать на кухню, чтобы принесли еще тостов.
– Я ведь уже больше не расту, дядя Стивен.
«Мне лучше сразу зарубить себе это на носу», – отметил про себя Уолден.
Покончив с завтраком, они перешли в комнату для утреннего отдыха.
– Мы вскоре собираемся объявить о рассчитанном на пять лет плане развития армии и военно-морского флота, – сообщил Алекс.
«Как это похоже на него, – подумал Уолден. – Сначала отвлечь внимание, чтобы сразу же о чем-нибудь попросить». Он вспомнил, как Алекс сказал однажды: «Этим летом я непременно прочитаю Клаузевица, дядя. Кстати, можно, я приглашу своего приятеля на охоту в Шотландию?»
– Бюджет на пять лет составит семь с половиной миллиардов рублей, – продолжал Алекс.
«При курсе десять рублей за фунт стерлингов, – прикинул Уолден, – это семьсот пятьдесят миллионов фунтов».
