— Что-нибудь еще?
Он почти уже собрался пригласить ее поужинать.
— Нет, — все-таки ответил он. — Вроде бы все. И не забывайте: я беру вас на испытательный срок.
— Я понимаю. До завтра.
В трубке послышались короткие гудки.
Бонд спал как ребенок в тихом коконе гостиничного номера. Ужин в виде внушительного омлета, доставленного прямо в номер, три двойных бурбона и горячая ванна позволили даже обойтись без снотворного.
Утром он встал пораньше и сделал хорошую зарядку, заставив себя присесть раз шестьдесят и проделав ряд упражнений на растяжку ног и спины, которым Вейланд научил его на Барбадосе. Пока он остывал, горничная принесла завтрак, который он и съел, сидя за столом у окна, завернувшись в банное полотенце. Кофе был отличный, но к любителям круассанов Бонд никогда себя не относил. К счастью, на подносе обнаружилась и вазочка с чем-то отдаленно напоминающим джем.
После душа Бонд надел хлопчатобумажную голубую рубашку с короткими рукавами, черные брюки и блейзер. По правде говоря, он не был уверен, какой дресс-код существует в теннисном клубе «Спортинг», но опыт подсказывал, что подобные заведения во Франции стремятся быть еще более британскими, чем в самой Британии, особенно в отношении приема в члены клуба и чрезмерно ярких клубных галстуков. Положив теннисные принадлежности в небольшую спортивную сумку, он спустился в гостиничный вестибюль.
Без одной минуты девять перед входной дверью лихо, под визг тормозных колодок, остановился маленький белый кабриолет «санбим-альпин». Матерчатая крыша была убрана; на водительском сиденье во всей своей красе восседала Скарлетт Папава, в темных очках и обескураживающе коротком красном льняном платье.
— Запрыгивайте, Джеймс. Если хотите, можете отодвинуть сиденье подальше назад.
Он еще не успел толком отрегулировать под себя пассажирское кресло, как она уже включила первую передачу и машинка, взвизгнув шинами, сорвалась с места и понеслась в сторону площади Согласия.
Бонд улыбнулся:
— Мы спешим?
— Лучше поторопиться, — подтвердила Скарлетт. — Если удастся записать вас на игру с доктором Горнером, вы должны быть в самой лучшей форме. Небольшая разминка не помешает. Играет он классно.
Скарлетт свернула на Елисейские Поля и энергично нажала на педаль газа.
— С этими ребятами лучше играть по их правилам, — сказала она. — Я имею в виду французских водителей. Здесь на дороге надо вести себя нагло. Нет никакого смысла прикидываться увядшей фиалкой.
— А почему вы выбрали «альпин», а не «тайгер», например? — спросил Бонд.
— Это отец мне купил. Она подержанная. «Тайгер» ведь гораздо больше, правда?
— Да, и у него восьмицилиндровый V-образный двигатель, — подтвердил Бонд, — но коробка передач такой малышки, как «санбим», не переварит настолько огромный крутящий момент. Но куда вам еще больше мощности? За вами, похоже, и так не угнаться.
На площади Этуаль, там, где сливались в один круговорот сразу полтора десятка транспортных потоков, Скарлетт тоже не стушевалась, и буквально через несколько кошмарных секунд, провожаемые множеством возмущенных гудков, они уже мчались вперед по авеню Нейи. Ветер трепал темные волосы Скарлетт, на лице которой сияла улыбка победительницы.
К клубу «Спортинг» через Булонский лес вела неприметная, присыпанная песком дорога. Бонд и Скарлетт оставили машину на клубной стоянке и под аккомпанемент непрерывно стрекотавших кузнечиков, через лужайки, поросшие аккуратно подстриженной зеленой травой, направились к новому административному корпусу чрезвычайно современной архитектуры.
— Подождите здесь, — сказала Скарлетт. — Я сейчас.
Она направилась к дверям офиса, а Бонд окинул оценивающим взглядом ее стройные ноги, открытые до середины бедра; у нее была походка сильной, спортивной девушки, уверенной в себе.
Он просмотрел доску объявлений: внутренние турниры, сетки расписаний, списки победителей и выбывших из дальнейшей борьбы, соревнования юниоров и игроков старшего возраста. В списках членов клуба мелькали фамилии некоторых хорошо известных в Париже людей. В самом начале сетки турнира мастеров он обнаружил нужное имя: «Дж. Горнер». Судя по уровню клуба и количеству его членов, верхние строчки в турнирных таблицах должны были занимать молодые люди до тридцати лет, играющие почти на профессиональном уровне, а это означало, что Горнер действительно очень сильный игрок. Если оценивать его по меркам гольфа — игры, в которой Бонд был сведущ несравненно больше, — Горнер спокойно мог бы дать противнику фору в семь, а то и в восемь ударов. Что и говорить, противник незаурядный.
— Джеймс! — Услышав свое имя, он обернулся. Скарлетт как раз направлялась к нему. — Секретарь клуба сказал, что доктор Горнер должен подъехать через несколько минут и в спарринг-партнеры к нему пока что никто не записывался. Вам повезло.
— Как вы это устроили?
Скарлетт мгновенно приняла пристыженный вид:
— Я знаю от Поппи, что Горнер любит играть на деньги. И я взяла на себя смелость сказать секретарю, что вы очень неплохой игрок и можете составить доктору Горнеру хорошую компанию. Я также дала ему понять, что вы человек азартный и не прочь сыграть на деньги; притом вы играете не настолько хорошо, чтобы выиграть, но вы настоящий джентльмен, который всегда оплачивает свои долги.
— Я прямо вижу, как у парня слюнки потекли от такой перспективы, — заметил Бонд.
— Ну, я думаю, что большинство постоянных членов клуба не горит желанием играть с Горнером.
— Интересно почему, — съязвил Бонд. — И кстати, сколько с вашей легкой руки я поставил?
— Всего сто фунтов, — с самым невинным видом ответила Скарлетт. — Ну, теперь мне пора на некоторое время скрыться из поля зрения.
— Все остается так, как мы договаривались, — сказал Бонд. — Но ни в коем случае не уходите.
— Да меня отсюда не выманишь. Я собираюсь поглядеть на вашу игру. Разумеется, с безопасного расстояния. Смотрите-ка. Это не его машина подъехала?
Через большие стеклянные двери холла Бонд увидел черный «Мерседес 300D», за рулем которого сидел человек в военном кепи. Машина припарковалась прямо у входа, водитель бросил ключи швейцару и, почти бегом обогнув автомобиль, открыл дверцу пассажиру.
Из «мерседеса» вышел тот самый человек, которого Бонд уже видел в марсельском порту и на фотографии в кабинете М. На нем была белая фланелевая рубашка с длинными рукавами, серые слаксы и неизменная белая перчатка на излишне крупной левой руке. Пока человек шел к дверям офиса, Бонд отвернулся и сделал вид, что изучает доску объявлений. Скарлетт уже успела благоразумно испариться.
Бонд принялся рассматривать ряд телевизионных экранов на стене, — судя по всему, их количество соответствовало числу наружных кортов на территории клуба. На экранах можно было наблюдать, как идет игра на той или иной площадке; кроме того, внизу каждого экрана небольшое табло показывало текущий счет; эти сведения обновлялись игроками всякий раз, когда они менялись сторонами площадки. Такая технология, насколько было известно Бонду, редко применялась за пределами профессиональных телестудий и, должно быть, стоила клубу, вернее, его членам бешеных денег.
В дополнение к этому клуб располагал просторным комплексом крытых кортов, находившимся на нижнем уровне — прямо под наружными. Здесь за ходом игры можно было наблюдать с внутренней галереи, которая опоясывала изнутри каждый корт.
Не прошло и минуты, как Бонд услышал приближающиеся шаги. Это был человек в кепи.
— Извините, — сказал он по-английски, — вы мистер Бонд? Меня зовут Шагрен.[20]
Бонд обернулся и посмотрел ему в лицо. У Шагрена была желтоватая кожа, по-восточному узкий разрез глаз, а лицо какое-то плоское, почти неподвижное. «Есть в нем что-то полумертвое или, во всяком случае, не совсем живое», — подумал Бонд. Ему приходилось видеть такую безжизненную плоть, но только у парализованных. Здесь же неподвижность лица странно контрастировала с резкими и активными жестами.
— Я думай, вы играй с доктор Горнер. — Акцент у Шагрена был то ли китайский, то ли тайский.
— Если ему хочется играть, я не откажусь, — небрежно сказал Бонд.
— О да. Он хочет играй. Я вас представь.
Шагрен повел Бонда по широкой винтовой лестнице на просторную смотровую площадку с барами и рестораном.
Горнер стоял у панорамного окна и внимательно следил за игрой на ближайших кортах.
Он обернулся и посмотрел Бонду в глаза. Затем протянул правую руку — без перчатки.
— Вы даже не представляете, как я рад нашему знакомству, мистер Бонд. Ну что ж, сыграем?
Раздевалка находилась на заглубленном первом этаже и представляла собой целый комплекс, включающий большую парную, четыре сауны и такое количество расставленных по полкам одеколонов и лосьонов после бритья, что их хватило бы на целый год парфюмерному отделу какого-нибудь универмага вроде «Мейфэр». Бонд, который прежде играл в клубе на Барбадосе (единственная душевая кабина, деревянная барная стойка с холодным пивом) или в «Куинз-клубе» в Лондоне, где помещения тоже не страдали избытком роскоши, а попросту говоря, были довольно убогими, заметил, однако, что даже ароматы самой дорогой парфюмерии не в состоянии перебить витающий в любой спортивной раздевалке кислый запах потных носков.
