Дарелл уже был здесь однажды. Хотя с тех пор прошел год, он не сомневался, что Хамад узнает его. Толстяк никогда не забывал своих деловых партнеров. У него всегда была для них информация, конечно, за деньги, и у Сэма было с собой пять тысяч долларов, полученных от Генри Калингера еще в Истамбуле.
Сэм вошел в чайную и сел за дальний столик, стараясь не привлекать к себе внимания. В чайной было полно народу, жизнь кипела. Он подождал, пока официант в грязных шальварах принесет ему чай, и стал наблюдать за муллой, который молился в стороне с закрытыми глазами, будто никого вокруг не было. Зеленый тюрбан на голове муллы означал, что он совершил паломничество в Мекку. Дарелл не спеша пил чай и ждал. Ждать пришлось недолго.
Маленький загорелый мальчик-араб с длинными волосами подошел к нему и попросил следовать за ним. Он говорил на урду:
— Искултан имеет честь пригласить вас к себе в гости Он хочет вас видеть.
— Где?
— В своем кабинете, сэр. Пожалуйста, следуйте за мной.
Сверджи Хамад сидел в темном кресле. Рядом с ним на низком столике лежала стопка бумаг, придавленная полупустой бутылкой от «пепси». На потолке работал электровентилятор, и бутылка не давала бумагам разлететься. Сверджи не говорил по-английски. Он хорошо знал несколько местных диалектов, урду и отлично французский, которым и предпочитал пользоваться при таких встречах.
— А, это вы, мистер Дарелл. Пожалуйста, располагайтесь, как дома.
— Спасибо, я очень рад нашей встрече. Как поживаете? Как самочувствие?
— По-прежнему толстею. Приобрел астму. Завел новую жену.
— Как дети?
— Они съедят меня живьем. Никто из них не в состоянии заработать себе на жизнь. Все лежит на мне. Но это неважно. Важно, что я снова вижу вас. Очень рад.
— Я подумал, может быть, у вас найдется что-нибудь интересное для меня, — в тон ему ответил Сэм.
Все это являлось лишь преамбулой. Главный разговор был впереди. Сверджи начал жаловаться на тяжелую жизнь, и Сэм намекнул, что может ему помочь.
— Конечно, кое-что для вас у меня найдется, — важно проговорил Сверджи.
— Я куплю ваши сведения. Что у вас есть?
— Много чего. Но кое-что идет дороже, чем обычно.
— Цена зависит от качества.
— Ваша страна богата, — сказал толстяк с наивным видом. — Всем известно, что американцы сорят деньгами. Тратят их и на друзей, и на врагов.
— А себя вы к кому относите?
— Я друг, — толстяк мягко засмеялся. — Я давно вас поджидаю. У меня есть важные новости.
— Мне нужны сведения об Эрнсте Бергмане, геологе, который исчез в Равалпинди около месяца назад.
— Постараюсь что-нибудь выяснить, но я думал, что вам будет интересно узнать кое-что о «Красном гобое».
Чтобы скрыть волнение, Дарелл закурил сигарету, но закуривал дольше, чем нужно, и толстяк это заметил.
— Я куплю о нем все, — тихо сказал Сэм.
— С вами, мистер Дарелл, очень приятно работать. Вы его знаете?
— Слышал о нем, и не один раз. Он в Равалпинди?
— Мне сказали, что да.
— Кто сказал?
— Рамон — очень уважаемый здесь человек.
«Красный гобой». Это было чье-то прозвище, но конкретно о нем ничего не знали даже в К-секции в Вашингтоне. Это имя было связано со многими громкими делами, но ни одно из них не было раскрыто до конца. «Красный гобой» появился на горизонте шесть лет назад в связи с кражей сведений о секретных ракетах на одной натовской базе в Италии. В это дело была вовлечена молодая девушка лет семнадцати. Она была из богатой знатной семьи. Звали ее Испиглия. Ее нашли на улице жестоко избитой. У нее была сломана челюсть и выбиты зубы. Описать избившего ее человека она не могла и только твердила, какой он красивый и как романтична и прекрасна была их любовь. Больше она ничего сказать не успела. Ее последние слова были о том, что он называл себя «Красным гобоем». Она добывала ему сведения через брата, который работал на этой базе.
«Красный гобой» был известен тем, что продавал важнейшие международные тайны за низкую цену. Он занимался контрабандой, торговал оружием, снабжал им алжирских повстанцев. Он принимал участие в организации взрыва в кафе «Оран», который унес восемнадцать жизней, работал в Конго, продал датчанам планы Индонезии, имевшей виды на восточную территорию Индии. Он участвовал в знаменитом подкопе под стеной между Восточным и Западным Берлином. Досье его изобиловало именами женщин и крупными суммами денег. Причем женщины всегда или погибали, или оказывались изувеченными.
В Вашингтоне хотели с ним покончить, электрический стул плакал по нему уже давно, но никто из агентов К-секции не мог напасть на его след.
Сэм посмотрел на Хамада и спросил:
— «Красный гобой» имеет отношение к Бергману?
Но толстяк, казалось, крепко спал, подперев пухлыми руками жирные щеки. В такой позе он был похож на Будду. Не открывая глаз, Хамад проговорил:
— Это будет стоить две тысячи американских долларов наличными.
— А может, информация не потянет на столько, — начал торговаться Дарелл; он вообще любил поспорить. — Это слишком высокая цена, Хамад.
— Две тысячи, — повторил Хамад. — Кредиторы совсем замучили. К тому же недавно меня крупно надули в одном деле с хлопком. Мне нужны деньги.
— Что вы знаете о «Красном гобое»? — прервал его Сэм.
— Сейчас почти ничего, но завтра у меня будет информация.
— Когда, точнее?
— Утром.
— Хорошо. Что вы знаете о Бергмане?
— Мне сказали, что он жив.
— Он в городе?
— Это будет стоить две тысячи наличными, — опять начал Хамад.
— Тысяча без затрат.
Хамад недовольно поморщился:
— Я очень рад, что не все американцы похожи на вас.
Они поднялись и перешли в другую комнату. Там за чаем они долго обсуждали семейные дела, трудности, связанные с близостью Афганистана, опасную работу контрабандистов. Хамад рассказал о выгодном предложении провозить товар через Советский Союз, что намного сокращало путь из Пакистана в Кабул. Поговорили и о провинции Кашмир, которая была лакомым кусочком и для Индии, и для Пакистана, а также о возможной вспышке вражды между индийцами и мусульманами. Делать бизнес в такое время нелегко, жаловался Хамад, однако надо жить, и каждый крутится, как может. Каждая рупия, каждая анна на счету. Потребности семьи растут с каждым годом, как и цены.
— Ладно, уговорили, — согласился Сэм, — тысяча и расходы. Предел — полторы тысячи долларов.
Хамад открыл сонные глаза и улыбнулся:
— Деньги у вас при себе?
— Да, конечно.
— Ждите меня завтра. Я найду вас до того, как вы отправитесь в горы, — он сделал паузу. — Об экспедиции С-5 ходят разные слухи, говорят, вы хотите найти корону. Но это смешно. Вы не такой человек, чтобы заниматься ерундой. У вас наверняка другая цель.
— Какая, например? — осторожно спросил Сэм.
Хамад опять улыбнулся.
— Ну… Зачем вы ищете старика-геолога?
Принесли чай и пироги. Хамад снова начал рассказывать о семейных делах, но Сэм незаметно перевел разговор на «Красного гобоя».
— Вы слышали, Хамад, о теневой системе? Откуда у «Красного гобоя» такая оперативная информация?
— Меня это мало волнует.
— Такому человеку нужны помощники как вору деньги. Обычно те, кто работает в теневой системе, никому не известны, у них зашифрованные имена или номера. У него должен быть свой осведомитель в Равалпинди. У вас есть какие-нибудь предположения?
— Здесь много людей такого рода. Я вижу, он вам очень нужен, но ничем не могу помочь.
Дарелл вышел из кабинета Хамада в зал чайной, посидел там еще немного, выпил чая. Сидя за столиком, он внимательно наблюдал за улицей и неожиданно увидел фон Бахлена. Сэм быстро расплатился и вышел на улицу, но австриец завернул за угол и исчез. Дарелл последовал за ним и, не остановившись у своего «Морриса», тоже завернул за угол.
Сэм шел осторожно, оглядываясь и пытаясь найти Руди. Он внимательно всматривался в лица прохожих, но Руди как сквозь землю провалился.
Руди повернул налево и прошел мимо четырех дверей каменного здания. Рядом с домом стояли верблюжьи повозки, тачки мелких торговцев, в канаве валялся нищий. Руди обошел здоровенного араба, стоящего на дороге, и вошел в следующую, пятую дверь. Он спустился по ступенькам вниз и оказался в зловонном темном коридоре, пройдя через который, опять повернул налево, в узкий проход, и вышел на другую улицу. Голые дети барахтались в пыли, прыгали и визжали. Эта улица, уже совсем узкая, была не пригодна для транспорта, однако на ней отлично разместился караван верблюдов. Они понуро стояли между маленькими магазинчиками и переносными прилавками. Руди кивнул в ответ на приветствие погонщика и вошел в маленький огороженный дворик. В центре двора стояла небольшая бронзовая статуя Будды с цветком лотоса на коленях.
