ГЛАВА VI
Сколько веревочке ни виться...
1
Страх не давал им остановиться. Позади много километров труднопроходимого, заболоченного леса. Благословляя дождь, смывавший следы, грязные и измученные, они не позволили себе еще ни минуты отдыха. Дальше, как можно дальше от совсем недавно так притягивавшей к себе границы, от смертельной опасности, вставшей перед ними в лице людей в зеленых фуражках. Семь часов безумного, страшного неимоверным физическим напряжением пути...
Рачинский поскользнулся на замшелом корневище и, нелепо взмахнув руками, тяжело упал на мокрую землю. Обессиленный, он даже не сделал попытки встать. С глухим стоном повернулся на спину и, привалившись к стволу корявой сосны, судорожно ловил ртом воздух. Его спутник остановился и огляделся. Болота, наконец, пройдены. Под ногами — не пугающая хлябь, а твердая земля, скрытая под толстым слоем прелой хвои.
Могучие сосны окружали небольшую поляну, в середине которой вздымался огромный гранитный валун. Дождь перестал. Сквозь тихо шелестевшие в вышине кроны сосен пробивались солнечные лучики, дробясь и сверкая в каплях воды.
Что же, привал необходим, а лучшего места скоро не найдешь. Под одной, скошенной книзу, стороной валуна полоса сухой земли, здесь можно и отдохнуть. Сбросив рюкзак, Колчин снял и разостлал на сухом месте брезентовую куртку, затем достал из рюкзака и разложил на ней хлеб, колбасу, флягу со спиртом. Не обращая внимания на спутника, начал есть. Молча наблюдавший за ним Рачинский со стонами приковылял к валуну, лег у подножия. Ему не до еды. Страшная усталость сковывала мышцы... Спать, спать...
2
Колчин понимал, что их неудача не была случайной. Спирт вернул ему бодрость, прогнал страх. И сейчас он снова и снова перебирал в памяти события последнего времени: чтобы решить, что делать дальше, нужно разобраться в причинах провала тщательно продуманного им плана.
Неудача на иранской границе не обескуражила Колчина. Случайное стечение обстоятельств — так оценил он события в Кизыл-Дагском районе. Там они не «наследили». А старый контрабандист не может выдать. Дальше опять все шло хорошо. Разработан новый вариант, приобретена экипировка, в пути до Ленинграда — ничего подозрительного. А затем... Покойный Шиндлауэр не зря говорил, что у него чутье прирожденного разведчика. «Ревизор» в пригородном поезде сразу ему не понравился. Что-то почти неуловимое, но настораживающее было в его поведении. Пожалуй, чересчур внимательный, цепкий взгляд...
Тогда, едва заметив слабое движение в головной части вагона, Колчин, всегда настороженный и готовый к схватке, подхватив рюкзак, вышел в противоположный тамбур. Достал сигарету и, вяло перебрасываясь словами с толпившимися здесь курильщиками, стал наблюдать за «ревизором». Смутные подозрения его уже готовы были рассеяться: «ревизор» совсем по-настоящему «прицепился» к старику-карелу, который никак не мог найти свой билет. Но вот он поравнялся с Рачинским, внимательно оглядел рыбака-любителя, взял его билет. Почему-то быстрым взглядом окинул соседние скамьи. Щелкнул компостером и, отвернувшись от Рачинского, вдруг достал из кармана кителя записную книжку, мельком заглянул в нее. Вот он уже идете контролем дальше. Но Колчин готов поклясться — «ревизор» опознал Рачинского и, чтобы убедиться в этом, взглянул на хранившуюся в записной книжке фотокарточку. Однако почему же Рачинского ищут? Где он-то мог наследить? Раздумывать об этом некогда. Сейчас «ревизор» сообщит чекистам, что обнаружил разыскиваемого, они появятся в вагоне и тогда уже не уйти. Уходить надо немедленно, лучше всего одному. Но самые важные фотопленки, на которых запечатлены добытые с таким трудом секретные сведения, — у Рачинского, выманить их у этого прохвоста не удалось. Что ж, придется уходить вдвоем. Хорошо, что «ревизор» идет от головного вагона поезда назад: их прыжок не будет ему виден.
Встретившись с сообщником взглядом, Колчин подал ему знак следовать за собой и перешел в соседний вагон. В этом тамбуре было почти пусто, только парень с девушкой, обнявшись, шептались о чем-то в уголке. Сердито сопя, в плохо открывавшуюся дверь тамбура протиснулся Рачинский. Соседство озабоченных, даже злых «рыболовов» молодым людям явно не понравилось: не прошло и пяти минут, как парочка перебралась в соседний вагон.
— Нас ищут, надо прыгать и уходить, — сиплым шепотом выдохнул Колчин в ухо Рачинскому.
Рывком распахнул он дверь вагона. Искаженное страхом лицо Рачинского метнулось назад, но Колчин сильно сжал руку сообщника, зло и твердо бросил:
— Ну!
Два человека один за другим скатились с высокой насыпи. Вот наверху, над ними, прогрохотал по рельсам последний вагон состава...
Колчин отхлебнул спирта и, задерживая дыхание, потянулся за колбасой. Закусил. Прислонившись спиной к валуну, с наслаждением вытянул ноги. Однако мозг его продолжала сверлить все та же мысль: где просчет, как чекистам стал известен его замысел? И стал ли известен? Его, Колчина, «ревизор» не мог видеть. Но в том, что он искал Рачинского, сомневаться не приходилось. Значит, провалился Рачинский? Как? Проболтался? Преодолевая все нарастающую злобу против своего сообщника, Колчин продолжал анализировать события, во всех деталях восстанавливая их в памяти...
Они не успели скрыться в лесу, как поезд замедлил ход и из вагонов стали выпрыгивать люди в военной форме. Пограничники. Чекисты. Действия их были быстрыми и четкими, они явно пытались взять беглецов в кольцо. Несомненно, они что-то знали, они действовали не вслепую... Воля и энергия Колчина позволили оторваться от преследователей. Но надолго ли?
Рядом тяжело дышал Рачинский. Вновь приник Колчин губами к фляге. Горячим туманом заволокло мозг, мысли вдруг смешались, действительность отступила на второй план. Ставшая неподвластной разуму память вытолкнула из глубин сознания давнее...
Тогда «Оборотень» приехал в Москву с выношенным за долгие годы подполья намерением установить связь с иностранной разведкой. Конечно, хотелось иметь шефов побогаче и пощедрее. Именно поэтому кружил он возле американского посольства, наблюдал. Но зайти так и не рискнул. А вдруг не поверят да и выдадут советским властям? Не-е-т, страшно... Установить бы контакт как-то по-другому, тайно. Но как к этим чертовым американцам незаметно подобраться? И чем убедить? Что, собственно, он может им предложить? Свою ненависть к стране, в которой родился? Готовность всячески, как только прикажут, вредить ей, пакостить? Но многое ли он сможет сделать, находясь на нелегальном положении? Нет, это не очень ходкий товар для разведки, на нем крупно не заработаешь. Но никаких государственных и военных тайн он не знает. А рисковать по мелочам, за которые тоже не будут хорошо платить, — стоит ли?
Сидя в ресторане «Националь», Колчин потягивал пиво, присматривался к публике. И думал, мучительно думал все о том же...
За столиком возле окна толстый, импозантный иностранец в компании с ярко крашенной блондинкой потягивал марочный коньяк. Видать, бизнесмен: на столе батарея бутылок, черная икра, омары, осетрина, котлеты по-киевски, полная ваза фруктов, среди которых торчит ананас. Повернув голову, Колчин неожиданно перехватил устремленный на иностранца взгляд молодого человека, сидевшего в мрачном одиночестве. Что это был за взгляд! Сколько алчной зависти, неудовлетворенных страстей и, пожалуй, восхищения, сквозило в нем. И словно что-то толкнуло «Оборотня», он сразу внутренне насторожился. Мысли приняли другое направление и вскоре вырисовалась, определилась главная: ему нужен сообщник! Вот из таких, недовольных жизнью, не отягченных совестью. Сообщник с чистыми документами, хорошей специальностью, перед которым будут открыты двери режимных объектов... Вот он, путь к желанным секретам, к будущей обеспеченной жизни там, на Западе... Взяв стакан и бутылку, растягивая губы в приветливую улыбку, Колчин медленно направился к столику Рачинского...
После той встречи в «Национале» Колчин поехал на Украину. Там, на берегу реки Иквы, неподалеку от станции Мирогоща, еще с военных времен у него был оборудован тайничок. Последний и единственный сохранившийся из трех, когда-то заложенных для того, чтобы не подвергать превратностям судьбы «накопленные» на доходной службе в СД ценности: золотые коронки, кольца, серьги. Ценности безусловные, но трудно реализуемые. Однако, считал Колчин, в обработке Рачинского они могли сыграть существенную роль.
Колчин не спешил. Постепенно, исподволь подводил он Рачинского к мысли о побеге за границу.
Если бы не сгинули два тайника... Если бы золота было больше... Да, будь его больше, не нужен был бы Колчину этот тип.
Порыв ветра качнул сосновые лапы. По лесу прокатился глухой шум падающих с деревьев крупных капель. Вытерев рукавом потное лицо, Колчин усилием воли отогнал непрошенные воспоминания. С откровенной ненавистью взглянул на спящего: провалил дело, сволочь! Взял и тотчас с сожалением отложил флягу. Нет, голова должна быть ясной, надо принимать решение.
