нарочно, пуста.
В тот момент, когда черный «БМВ» с желтым в шашечку гребнем притормаживает рядом со мной, сзади раздается знакомый бас:
— Алекс, отпусти машину, мне надо с тобой поговорить.
— Соломон, ради всего святого, потом. Я очень тороплюсь.
Но, повернувшись, я наталкиваюсь на пристально-угрюмый взгляд Соломона, который заставляет екнуть сердце. Едва я, вялым взмахом руки отпустив такси, подхожу, он спрашивает:
— Ты слышал? Только что звонили — Джой погибла.
* * *
Ван Айхен, отведя занавеску, смотрел на коричневатую воду канала под окнами его кабинета. Пожилая женщина тяжело оперлась на чугунную решетку. Переводя дыхание, она подняла глаза на фасады домов. Ее взгляд скользнул по окну кабинета Ван Айхена, и он механически улыбнулся старой даме. Подумав, что скорее всего она не может видеть его из-за бликов стекла, Ван Айхен согнал улыбку. Повода для радости не было.
Прошло два с половиной часа после ранее оговоренного контрольного звонка Януса. Когда он сообщил Ван Айхену, что вся группа вылетает в Москву для сопровождения Соловьева, оба они вздохнули с облегчением. Януса удалось прикрыть, и это почти гарантировало победу.
И только расставшись с Янусом, Ван Айхен ощутил легкое чувство тревоги. Пока дело не сделано, оно не сделано, и безопасность Януса еще далеко не все. Более того, и эта безопасность еще оставалсь под вопросом. Сам Ван Айхен, приведись ему расшифровать Януса и решать ситуацию в его отношении, поступил бы именно так — отвлек бы его внимание на Соловьева. И только в Москве или на борту самолета Януса можно было бы задерживать.
Шефы Януса могли, даже должны были бы поступить именно так. И радоваться удаче было рано. Отпустив занавеску, Ван Айхен вернулся к столу. Если случилось худшее и Януса действительно расшифровали, то вся схема оказывалась под угрозой.
С другой стороны, для того, чтобы расколоть Януса и получить от него информацию, потребуется время. И тогда еще не все потеряно. Но это только в том случае, если вся группа выехала в Москву. А вот если Соловьев остался в Голландии, это меняет ситуацию.
Ван Айхен вздохнул и потянулся к телефону.
* * *
Ноги у меня пето что подкашиваются — я просто перестаю их чувствовать и замираю на месте. С каким-то бессмысленным напряжением жду продолжения, хотя ничего существенного услышать не могу — самое главное и самое страшное уже сказано.
Внимательно посмотрев мне в лицо, Соломон берет меня под руку и отводит к себе в номер.
— Звонила Шам Шан и сказала, что только что приезжали из полиции. Ее нашли в канале, следователь говорит, что вполне допускает возможность самоубийства.
— Они что, нашли письмо?
— Не знаю, слышал только разговоры.
— Когда ее последний раз видели?
Соломон с некоторым удивлением смотрит на меня — видимо, не ожидал с моей стороны столь рассудочной реакции на известие. Но что поделаешь, хотя мне хочется закричать от отчаяния, я автоматически размышляю над тем, что все произошедшее может означать.
Я хотел, чтобы Ван Айхен дозрел за время моего отсутствия, и он дозрел. В то время, когда я наслаждался жизнью с упоением жизнерадостного сумасшедшего, он нанес удар.
Боже, что я наделал! Надо же быть таким идиотом, чтобы настолько увлечься этими играми и подставить чужую голову. Собрался играть в одиночку и в упоении забыл, что вокруг люди. Только как Ван Айхен мог поднять руку на жену? Чего-то я тут не понимаю. Может, Джой о чем-то догадалась и сказала ему? Нельзя было ее отпускать от себя!
Наконец Шам Шан подходит к телефону. Узнав мой голос, она ахает, но мне меньше всего хочется слушать ее причитания. Договорившись встретиться в китайском ресторанчике неподалеку от их дома через сорок минут, бегу ловить такси.
Еще подходя к ресторану, через стекло вижу Шам Шан сидящей за столиком недалеко от входа. Она выглядит бледной и встревоженной. Шам Шан произносит дрожащим голосом слова, которых в подобной ситуации можно ждать от любой женщины:
— Алекс, какой ужас!
— Да уж. Подожди минуту, я закажу нам кофе.
Сделав заказ, я снова поворачиваюсь к Шам Шан.
— Полиция к вам приезжала?
— Да, сегодня рано утром был один человек в штатском. Задавал вопросы, но пробыл очень недолго. Открыл и осмотрел комнату Джой и уехал. Сказал, что сегодня еще приедет.
— Комнату опечатали?
— Нет.
— А этот тип в штатском что-нибудь говорил о том, что произошло?
— Нет, только задавал вопросы. Спрашивая, были ли у нее проблемы последнее время.
— Кстати действительно, проблемы были?
— Понятия не имею. Неужели, если бы что-нибудь было не так, ты бы не знал?
— Как тебе сказать. Когда ты ее последний раз видела?
— Она звонила, что хочет пожить у меня. Я, конечно, согласилась. Она так и не приехала.
— Ее кто-нибудь спрашивал?
Наступает пауза. Шам Шан опускает глаза и внимательно разглядывает свой кофе. Сточки зрения европейца, внешность китайцев вообще особой выразительностью не отличается. Но сейчас моя собеседница — просто каменное изваяние. Неожиданно по ее лицу пробегает испуганное выражение.
— Алекс, я не знаю… Может быть, это ничего не значит. Джой звонила мне и исчезла в тот день, когда вы приехали с острова, так ведь? Так вот, к ней приезжал один молодой человек. Я его раньше никогда не видела.
— Когда это было?
— Часов в одиннадцать утра. Я чувствовала себя плохо — видимо, давление менялось, — и решила не ездить в институт. Он пришел и спросил Джой. Я сказала, что ее нет.
Китаянка умолкает. Но даже на ее прелестном восточном личике я могу кое-что прочесть. Не так просто переживать потрясение и скрывать мысли.
— Что ты еще хотела мне сказать?
— Он извинился и вышел. Я пила кофе и ходила у себя по комнате. Подошла к окну и увидела…
Она снова умолкает.
— Шам Шан, что ты увидела??
— Алекс, может быть, я ошибаюсь, и это не имеет отношения к делу.
— Я сам решу, что относится к делу, а что нет. Как он выглядел?
Шам Шан опускает голову, и я только вижу, как серебристая слезинка сбегает по ее округлой, чудесной формы щеке.
— Господи, да не обижайся ты. Ну, прости меня, пожалуйста. Все-таки, что ты увидела?
Шам Шан вытирает глаза малюсеньким платочком и делает глоток остывшего кофе.
— Он садился в машину. Там уже сидел парень из вашей группы. Пакистанец. Не помню, как его зовут.
— Азат?
— Да-да, Азат.
Короткая дружелюбная улыбка должна убедить Шам Шан в том, что ее рассказ — пустяк и ерунда. Она не знает, что Азат съехал из гостиницы.
