— Некоторые так считают, — подтвердил Франсис.
— Взрывная сила Азии — это Япония. Японцы постепенно склоняются к своей старой идее Великого Возвращения. Я не обвиняю их и даже не порицаю, более того, я считаю, что они сами не осознают своей силы. Но факт налицо: Япония стоит во главе Азии, являясь эквивалентом Германии в Европе. И Запад должен защищаться, если он не хочет попасть в ранг слаборазвитых стран.
Васильев взглянул на часы:
— Вы наверняка хотите узнать, куда я веду?
— Я слушаю вас с большим интересом.
— Предлагая вам освободить Кельберга, я преследовал цель предложить вам одну сделку.
— К несчастью, Кельберг мертв!
— Я не мог этого предвидеть, но смерть Кельберга не меняет моих планов… Нам было известно, что Кельберг связан с японской сетью, руководимой Гансом Бюльке. Я хотел предложить вам следующее: вы забираете Кельберга и в обмен помогаете уничтожить японскую сеть шпионажа. В конечном счете сведения, собранные Кельбергом, предназначались для Токио, и, следовательно, Бюльке наносил ущерб не только соцстранам, но и Франции. Вы имеете контакт с организацией Бюльке?
— До прослушивания записи допроса Кельберга я никогда не слышал ни о Бюльке, ни о его организации.
— Теперь вы в курсе дела. Располагая архивами и шифровками Кельберга, взялись бы вы за это?
— Я должен доложить об этом своему директору.
— Само собой разумеется. Мое предложение остается в силе: если вы согласны начать наступление на Бюльке, я снабжу вас всей информацией, которой располагаю.
— Каким образом?
— Через друзей в Вене. Вы сообщите о вашем решении по тому же каналу. Идет?
— Хорошо, — согласился Коплан.
— Очень рад с вами познакомиться, господин Коплан. Такие люди, как вы, я, Хора и Клаус Налози, построят завтрашний мир. А ископаемых сдадим в Исторический музей. Я буду ждать ваших новостей.
Они крепко пожали друг другу руки.
— Я высажу вас у озера Флореаска, — сказал Васильев. — Когда вы возвращаетесь во Францию?
— Завтра же.
— Пульте осторожны с документами Кельберга.
— Не беспокойтесь, я приму меры предосторожности.
На следующий день, в Париже, Коплан имел долгую беседу со своим директором. Внимательно выслушав подробный отчет Коплана о пережитых им в Бухаресте приключениях, Старик вздохнул:
— Я подозревал, что Кельберг работал не только на нас, тем не менее его смерть — это большая потеря. Не скрою от вас, что я был потрясен, услышав имя Ганса Бюльке.
— Вы его знаете?
— Не знаком с ним лично, но в прошлом много о нем слышал. Я думал, что его уже давно нет в живых. Бюльке осуществлял связь между немецкими и японскими секретными службами во время войны. Любопытно, как ему удалось уйти от возмездия.
— Вы ничего не слышали о нем в последнее время?
— Абсолютно ничего. Два года назад на моем горизонте появился Гельмут Баутен.
— Посредник Бюльке?
— Да… Он очень ловко наладил контакт с одним из наших коммерческих атташе в Бангкоке. Он не знал, что атташе уже работал на меня.
— Риск неизбежен в нашей профессии.
— Да, это известно. Я дал зеленый свет развитию этих контактов, но Баутен, видимо, поняв свою ошибку, больше не объявился.
— А вы?
— Мне ничего не удалось выяснить.
— Вам не кажется, что мы могли бы снова попробовать?
— Это заманчиво. Вы могли бы возобновить контакт под предлогом передачи архивов и шифровок покойного Кельберга. Но в таком случае нужно действовать очень быстро.
— Что вы решили в отношении Юрия Васильева?
— Если японцы с их устрашающей жизнеспособностью и безудержным динамизмом действительно станут лидерами в Азии, то нам всем придется решать очень трудные проблемы. В частности, России, имеющей с ней оспариваемые территории… Для нас же первостепенной задачей является нейтрализация Бюльке.
— Васильев пообещал передать нам ценную информацию, если я принимаю предложение.
— Мы можем обойтись без него, — прогремел Старик. — Не откладывая в долгий ящик, нужно выйти на Гельмута Баутена. Сейчас у нас достаточно шансов. Позднее посмотрим, понадобится ли нам вступать в диалог с Васильевым.
При этих словах Старик придвинул к себе папку, лежащую на краю стола.
— Вот фотография Ганса Бюльке, — сказал он, протягивая Коплану пожелтевший снимок. — На фото ему лет 40–45. Значит, сейчас ему должно быть под семьдесят.
Коплан внимательно посмотрел на снимок. На нем был изображен атлетического сложения высокий мужчина, худощавый, с крупными чертами лица и густой шевелюрой, спадающей на большой выпуклый лоб.
Франсис заметил:
— Даже четверть века спустя такого человека легко узнать. У него лоб ученого старых времен.
— Если все эти годы он провел в Азии, то должен заметно опуститься, — прокомментировал Старик. — Ни для кого не секрет, что европейцы, прожившие долгое время на Дальнем Востоке, бесследно теряют свой лоск.
Коплан вернул фотографию Старику, который протянул ему следующий снимок со словами:
— А вот Гельмут Баутен два года назад. Как видите, но — немец новой формации, в стиле американского бизнесмена.
Действительно, Баутен походил на менеджера из Детройта или Чикаго: высокий, стройный, с короткой стрижкой, с открытым лицом. В общем, красивый мужчина.
Коплан спросил:
— Каким прикрытием пользуется Баутен?
— Два года назад он выполнял миссию боннского правительства по расширению торговых операций с Азией.
— У него дипломатический паспорт?
— По всей видимости, да.
— Его резиденция по-прежнему в Бангкоке?
— Не знаю, но наш агент в Бангкоке, Жан Бондель, представит вам все необходимые сведения, касающиеся данного субъекта.
— Если я правильно понял, то я начну с Таиланда?
— Да, разумеется. Руссо готовит для вас документы. Завтра в одиннадцать часов вы вылетаете на «Боинге».
— Хорошо, — согласился Франсис, вставая.
— Одну минуту! — сказал Старик, нахмурив брови. — Пульте осторожны! Тот факт, что этот стреляный воробей Бюльке снова всплыл после стольких передряг, доказывает его ловкость и хитрость. Не думайте, что дело будет легким и что вы возьмете его голыми руками. На вашем пути будет много препятствий и ловушек. Поэтому будьте очень осмотрительны.
— Знаете ли вы кого-нибудь в Токио, к кому бы я мог обратиться в случае необходимости?
— Да. Вы получите подробную информацию у Руссо.
Даже самый опытный путешественник, прибывший из Европы в аэропорт Дон Муанг, испытывает потрясение, спускаясь с трапа самолета и вдыхая знойный и тяжелый таиландский воздух, который, кажется, выходит из невидимой печи и обволакивает вас своей клейкой испариной, как жгучий компресс.
Коплан попал в это пекло из относительно прохладного парижского ноября и в первые мгновения испытал страшный шок. Но благодаря своей крепкой конституции он собрался уже в следующие минуты и чувствовал себя достаточно бодро.
В аэропорту его ждал коллега Жан Бонд ель со свои «пежо».
После обычных формальностей оба француза направились в город.
Коплану было приятно вернуться в эту страну, которую он по-своему любил, с ее головокружительным голубы небом.
Жан Бондель был высоким тридцатилетним парнем, спортивным, жизнерадостным, с умным и живым лицом, косматой гривой светлых волос.
— Я зарезервировал вам комнату в «Эрване», это лучший отель города.
— Знаю, я там уже останавливался.
— Решение Старика было для меня несколько неожиданным, — сказал Бондель. — За два года здесь сменилось много народу…
— Вы знаете, что цель моего приезда — установить контакт с Гельмутом Баутеном.
— Вот именно. Мне кажется, его нет в Бангкоке, во всяком случае, последние полгода я его не встречал. Мне удалось узнать, что он ушел со своего поста…
— В каком направлении нужно искать, чтобы выйти на него?
— Я наведу справки и, если вы не возражаете, около пяти часов заеду за вами.
— Действуйте осторожно. Я не хочу, чтобы весь Таиланд знал, что я разыскиваю Гельмута Баутена.
— На этот счет не беспокойтесь, — заверил его Бондель.
Они уже въехали в город, и Коплан с жадностью смотрел на живописную и очаровывающую декорацию: позолоченные пагоды, бонзы в оранжевых тогах, оживленная веселая толпа, миниатюрные таиландки, поражающие своим совершенством… Все было феерическим.
Движение было очень интенсивным. Между машин сновали забавные трехколесные такси.
В комнате Коплана был установлен кондиционер, и он мог освежиться после долгого путешествия.
В пять часов, отдохнувший, свежий, в светло-серых брюках и белой сорочке, он ждал Жана Бонделя в роскошном холле своего отеля.
