— Эй, — остановил ее Скелтон, — в первоначальном варианте сценария про женитьбу ничего не говорилось.
— Ну и что? В общем, женится. Может, не такая уж она, в конце концов, простушка.
— Прошло десять лет. — Мэри торжествующе улыбнулась. — Эта часть мне особенно нравится. Итак, прошло десять лет. Все это время молодой Двойной Подбородок, разочарованный и подавленный — этим и объясняется его вид, — упорно работал и преуспел. Начав с самого низа, он постепенно поднимался и поднимался наверх и стал теперь одним из самых крупных в Италии стряпчих по разным темным делишкам.
— Мне кажется, — вмешался ее соавтор, — что конец должен быть другим. Все наоборот: это Двойной Подбородок наносит нокаутирующий удар, а майор подтирает сопли.
Девушка задумалась.
— Что ж, возможно, ты прав. — Она посмотрела на меня. — Боюсь, мистер Водоши, вам кажется, что вся эта история немного отдает балаганом. Что есть, то есть. Но видите ли, сцена производила настолько тяжелое впечатление, что иначе, как смехом, от него не избавишься.
Я не знал, что и сказать.
— Яхта, смотрю, ушла, — пробормотал я.
— Да, час назад, — мрачно подтвердил Скелтон.
В этот момент на верхней лестничной площадке появились Фогели. Выглядели оба довольно подавленными. Они остановились у нашего столика.
— Молодые люди поведали вам о сегодняшнем происшествии? — спросил меня Фогель по-немецки.
— Да, в какой-то степени.
— Неприятная история, — угрюмо бросил он. — Моя жена дала фрау Клэндон-Хартли немного нюхательной соли, но вряд ли ей это поможет. Бедняга майор. Его жена говорит, что все это последствия полученной на войне раны. Что-то с мозгом, похоже, он не всегда отвечает за свои действия. Насколько нам стало известно, хозяин яхты остановился здесь, чтобы купить немного вина из погреба Кохе и запастись льдом. Фрау Клэндон-Хартли узнала в нем старого друга. А бедный майор все не так понял.
Фогели проследовали в пансионат.
— Что он сказал? — с любопытством осведомился Скелтон.
— Что, по словам миссис Клэндон-Хартли, майор был тяжело ранен на войне и у него не все в порядке с головой.
Наступило непродолжительное молчание. Потом я увидел, что девушка задумчиво наморщила лоб.
— Знаете, — сказала она, не обращаясь ни к кому конкретно, — по-моему, это не совсем так.
Ее брат нетерпеливо фыркнул:
— Ладно, проехали. Что вы пьете, мистер Водоши? «Дюбонне сек»? Отлично. Тогда на троих. Бросаю жребий, кому идти.
Я проиграл и, поднимаясь в дом, чтобы заказать по бокалу вина, увидел месье Дюкло, возбужденно говорящего о чем-то с Кохе. Он показывал, как наносится апперкот. История явно мало что потеряла в пересказе.
К ужину Клэндоны-Хартли не спустились.
Против воли я все больше думал о них. Выходит, миссис Клэндон-Хартли итальянка! Это многое объясняло. Например, то, что во время вчерашнего разговора со мной майор обронил слово aperitivo. Или упорную молчаливость его жены. Ей неловко было говорить на ломаном английском. Это объясняло «некоторую религиозность моей благоверной». И ее неанглийскую внешность. А сам Клэндон-Хартли был контужен и потому не вполне отвечал за свои действия. Я вспомнил сомнения Мэри Скелтон на этот счет. Что ж, если их описание драматических событий на пляже соответствует действительности, я склонен их разделить. Похоже, то был не просто приступ неврастении. Ладно, в любом случае это не мое дело. Мне надо думать о более серьезных вещах. А это несчастное происшествие с Клэндонами-Хартли делало Скелтонов совершенно бесполезными для разыгрываемой мною партии. «Кто-то все время уходил, кто-то возвращался». Наверное, все это случилось, когда я ходил на почту. Безнадежное дело.
Ужин близился к концу, когда на террасе появился Кохе и объявил, что в саду, под деревьями, установлен стол для пинг-понга и дорогих гостей приглашают воспользоваться им. Допивая чай, я по звуку ударов понял, что приглашение принято, и пошел в ту сторону.
Лампочки, подвязанные к веткам деревьев, отбрасывали резкий свет на лица игроков. Это были Скелтон и француз Ру.
С декоративных каменных горок за игрой наблюдали Мэри Скелтон и мадемуазель Мартен.
Ру играл с полным самозабвением, буквально впиваясь в мяч горящими глазами, словно это была готовая вот-вот взорваться бомба. Он безостановочно метался у стола. На этом фоне непринужденная, даже ленивая игра Скелтона выглядела какой-то автоматической, скучной. Но я заметил, что счет неуклонно растет в его пользу. Мадемуазель Мартен не скрывала по этому поводу своего неудовольствия, сопровождая каждое выигранное Скелтоном очко жалобными стонами. Редкие же удачи Ру встречались, соответственно, взрывами восторга. Мэри Скелтон, как мне показалось, с веселым интересом наблюдала за ней.
Игра закончилась. Мадемуазель Мартен бросила на Скелтона уничтожающий взгляд и вытерла платком пот, струившийся со лба ее возлюбленного. Я услышал, как она говорит ему, чтобы он не расстраивался, поражение никоим образом не влияло на ее отношение к нему.
— Как вам игра? — осведомился Скелтон.
Не успел я ответить, как Ру, размахивая ракеткой, перешел на другую сторону стола и громогласно потребовал реванша.
— Что ему надо? — вполголоса спросил Скелтон.
— Реваншироваться хочет.
— Да? — Он подмигнул мне. — Что ж, дадим ему такую возможность.
Началась вторая партия. Я сел рядом с Мэри Скелтон.
— В чем дело? — заговорила она. — Почему я ни слова не могу понять из того, что говорит этот француз? У него какой-то странный акцент.
— Наверное, откуда-нибудь из глубинки. Даже парижане порой не понимают своих соотечественников-провинциалов.
— Что ж, это утешает. Знаете, я ужасно боюсь, что, если игра затянется, у него глаза выскочат из орбит.
Уже не помню, что я ответил, ибо в этот момент был занят выяснением — просто ради интереса — происхождения акцента месье Ру. Нечто подобное я уже слышал, и совсем недавно. В этом я был уверен, как в том, что мое имя Водоши. Радостный вопль мадемуазель Мартен вернул меня к игре.
— Уоррен умеет очень убедительно проигрывать, — заметила его сестра. — Иногда он позволяет мне выиграть сет-другой, а мне кажется, что это я хорошо играла.
Для правдоподобия Скелтон проиграл противнику всего очко или два, при этом ему пришлось выступить судьей в споре, который разгорелся между Ру и месье Дюкло — последний появился в середине партии и настаивал на том, что будет вести счет. Мадемуазель Мартен была в полном восторге и поцеловала Ру в мочку уха.
— Слушайте, — пробурчал Скелтон, — это старый, как там его, хрыч с седой бородой — совершеннейшая катастрофа. Я видел, как он жульничает на русском бильярде, но мне и в голову не могло прийти, что он способен подтасовывать счет в пинг-понге. Я сам его вел и знаю, что отставал на пять очков, а не на два. Если бы дело так дальше пошло, он выиграл бы за меня этот сет. Может, у него что-то вроде клептомании наоборот?
— А где нынче вечером, — бодро вмешался в наш разговор его герой, — английский майор и его жена? Почему они не играют в пинг-понг? Майор был бы прекрасным соперником.
— Старый болван! — отчеканила Мэри Скелтон.
Месье Дюкло послал ей сияющую улыбку.
— Эй, прикуси язычок, ради Бога, — остановил ее брат, — тебя могут понять.
Мадемуазель Мартен, лишь смутно понимавшая, что разговор идет на английском, сказала Ру «о'кей» и «как поживаете», потом рассмеялась и была вознаграждена поцелуем в шею. Ясно было, что никто ничего не понял. Месье Дюкло не дал мне ускользнуть и затеял разговор о происшествии на пляже.
— Кто бы мог подумать, — начал он, — что в этом сухаре, в этом английском офицере, столько страсти, столько любви к своей жене-итальянке. Но англичане вообще такие. С виду холодные и чопорные. Можно подумать, только о деле и думают. Но внутри полыхает такой огонь! — Он нахмурился. — Мне немало пришлось повидать и пережить, но англичан и американцев никогда не поймешь. Непостижимые люди. — Он разгладил бороду. — Удар был отличный, и звук, который издал итальянец, — соответствующий. Прямо в подбородок. Итальянец рухнул как подкошенный.
— А мне говорили, удар пришелся в живот.
— И в подбородок, месье, — пронзительно посмотрел на меня Дюкло. — И в подбородок. Два потрясающих удара!
В этот момент вмешался прислушивавшийся к нашему разговору Ру.
— Ни одного не было, — решительно заявил он. — Английский майор применил прием джиу-джитсу. Я стоял близко и все видел. К тому же этот захват мне знаком.
Месье Дюкло надел пенсне и нахмурился.
— Удар в подбородок был, месье, — сурово сказал он.
Ру вскинул руки, выкатил глаза и набычился.
— Вам-то как было увидеть? — грубо сказал он и повернулся к мадемуазель Мартен: — А вот ты, ma petite,[28] все видела, правда? Зрение у тебя превосходное. Ты ведь не носишь очков, как этот старый господин. В них все двоится. Это был прием джиу-джитсу, вне всяких сомнений. Так?
