— Куда прешь?
— Что вы говорите? — спросила она по-английски.
Но швейцара не так легко было обмануть. Во-первых, они набирались всегда из бывших военных и сотрудников милиции, во-вторых, сразу узнавали «свой контингент», в-третьих, московские церберы отличались редким сволочизмом даже по сравнению с подобными типами из других крупных городов родного отечества и, наконец, в-четвертых, были заинтересованы в обнаружении всех не прописанных в гостинице гостей, так как это сразу увеличивало их материальное благосостояние. И в-пятых, о чем никто и никогда вслух не говорил, заодно они работали стукачами милиции и органов безопасности, причем часто их информация бывала наиболее ценной и значимой.
— Ты мне зубы не заговаривай, — грозно нахмурился швейцар. Раньше он работал надзирателем в колонии и знал, как нужно обращаться с людьми. — Давай уходи отсюда.
— Меня Алексей послал, — тихо произнесла она, решившись произнести имя того типа.
— Так бы сразу и сказала, — он посторонился, — иди, но смотри, без глупостей. Ты, видно, новенькая, я тебя раньше не видел здесь.
Она поспешила в бар. Там уже сидел за столиком Роберт. Увидев ее, он приветливо замахал рукой.
— Заходите, Лиза, — сказал он довольно громко, — я боялся, что вы не сможете проникнуть в отель.
— Это было достаточно трудно, — призналась она.
— О да, — засмеялся он, — я все знаю. У вас борются за нравственность и никого не пускают в гостиницы. Это очень плохо, Лиза, потому что, если двое людей хотят что-то сделать, их не остановить такими глупыми запретами. Что вы будете пить?
— Минеральную воду, — на секунду она забылась, но, поправив себя, произнесла: — И шампанское, конечно.
— Я уже заказал, — признался Роберт, — сейчас принесут.
Она сидела напротив него, оглядывая бар, в который впервые попала. Он был полупустой. Несколько девиц сидели в углу, они явно неодобрительно смотрели на нахалку, осмелившуюся работать «на их территории». В другом углу сидели несколько финнов, для которых самым сладостным утешением была водка, продаваемая без ограничений во всех московских ресторанах и барах. На девиц они просто не обращали никакого внимания.
Официантка принесла бутылку шампанского, фрукты, шоколад, две бутылки минеральной воды. Правда, она не открыла шампанское, и Роберту пришлось приложить все усилия, чтобы пробка не вылетела из бутылки, разбрызгивая вокруг пенящийся напиток. Он наконец справился с этим трудным делом и, разлив шампанское в высокие бокалы, улыбаясь, сказал:
— За встречу.
— За встречу, — подняла она свой.
Потом были обычные разговоры ни о чем, снова бокалы с шампанским, легкая музыка, танцы, вторая бутылка, и, наконец, он предложил ей подняться вместе с ним в номер. Несмотря на выпитое шампанское, уже ударившее в голову, она внутренне сжалась. Она хорошо понимала, что рано или поздно он предложит ей именно это, и сознавала, что отказаться не будет никакой возможности, но все равно его предложение прозвучало для нее слишком неожиданно. Она как-то замялась, даже оглянулась по сторонам. Он терпеливо ждал. Шампанское кружило голову.
— Прямо сейчас? — несколько жалобно спросила она.
— Конечно. — Кажется, он был удивлен.
Господи, подумала она, я ведь знала, на что именно иду. Но вот так сразу?! У нее до этого никогда не было подобного опыта. Если не считать вполне романтических историй, никто никогда не предлагал ей такого через полчаса после знакомства. И она знала, что обязана принять это приглашение.
— Вас что-нибудь беспокоит? — Кажется, он начал понимать ее состояние.
— Нет, — она попыталась улыбнуться, но улыбка получилась какая-то вымученная, — я иду, иду с вами. — Губы предательски дрожали, она боялась неизвестно чего.
Конечно, она давно не девочка, ей все-таки уже за двадцать пять, но вот так, впервые с незнакомым мужчиной… Она не хотела себе признаваться, но действительно боялась. Кроме всего прочего, к страху примешивалось и какое-то болезненное любопытство. Она не знала, как это бывает «в первый раз с иностранцем». И не хотела себе признаться, что ей даже нравится сидеть с этим хорошо одетым и вкусно пахнущим человеком.
Она буквально заставила себя подняться вслед за ним, пройти холл, войти в лифт. Он вел себя как джентльмен. Несмотря на то что в лифте они были одни, он не сделал даже попытки приблизиться к ней. Затем они долго шли по коридору, и, наконец, он открыл дверь своего номера, пропуская ее внутрь. Пройдя к окнам, он задернул занавески, и в комнате воцарилась относительная темнота. Она была благодарна ему за это проявление чуткости. Так ей было легче раздеваться. Нейлоновая комбинация, столь модная в Европе несколько лет назад и только сейчас пришедшая в Советский Союз, потрескивала у него в руках, когда он ее обнял. Она была как застывший памятник, почти не делала никаких движений, только молча позволяла ему снимать эту комбинацию и нижнее белье. Ее бил непривычный озноб.
Ничего особенного она не почувствовала. Он, конечно, пытался возбудить ее, применяя привычные ласки, кусая за грудь, но в этот вечер ее не смог бы расшевелить и сам Казанова. Видимо, мужчина это понял довольно быстро и поэтому сразу перешел к заключительной части их встречи. Она только почувствовала, как он осторожно овладевает ею. Минутная встряска не принесла ничего, кроме оставшегося осадка разочарования и обиды. Он свалился с нее, тяжело дыша. Она с удивлением смотрела в потолок. Вот и все, подумала она. Неужели это так просто и легко, когда с нелюбимым, с незнакомым? Неужели все так просто?
А он, лежа на постели, вдруг повернул голову и на прекрасном русском языке сказал:
— Совсем неплохо для первого раза, младший лейтенант, но только для первого. Нельзя быть столь статичной в постели.
И тогда она заплакала. Уткнулась в подушку и плакала. Словно ее больше всего обидели именно эти, так просто сказанные слова.
— Ты, конечно, поняла свои основные ошибки? — спрашивала строгий преподаватель курсов.
Она была всегда в гражданском, но все знали, что Аркадия Самойловна была подполковником и работала здесь уже много лет. Ей было далеко за пятьдесят, но она еще умудрялась сохранять некоторое подобие фигуры и даже привычную моложавость. И, конечно, суровость. О ее неизменной суровости и даже жестокости ходили легенды, но они передавались шепотом, ибо в их заведении никогда ничего нельзя было знать наверняка.
— Приняла его за иностранца. Но мне показывали его карточки, — угрюмо сказала она, — я не могла ошибиться. Мне показывали именно его.
— Ах, Марина, когда ты научишься наконец понимать, — укоризненно произнесла Аркадия Самойловна, но без прежней строгости, — нельзя в таких случаях никому верить. Тебе действительно показывали именно его фотографию. Но ведь нужно было проверить. Нужно было обратить внимание на его язык, на то, как он зажигает сигарету, наконец, можно было под любым предлогом выйти из его номера и проверить у дежурного, как его на самом деле зовут.
— Он сказал — Роберт, так и должно было быть по легенде.
— Вот именно, по легенде. Но ты должна все равно все проверить. А если человек, который тебе передал, ошибался, или его обманули, или, еще хуже, он враг?
— Он действительно был не наш?
— Конечно, нет. Неужели ты можешь представить, что тебя отправили бы на иностранца без должной страховки? Мы ведь ничего так просто не делаем. Это был наш инструктор.
Тогда в гостинице она разревелась и, схватив свою одежду, выскочила в коридор, уже не слушая никаких слов «Роберта». И теперь она сидела напротив Аркадии Самойловны, внимая ее замечаниям.
— Почему ты пропустила его в гостиницу и пошла одна? Если бы он был настоящий иностранец, это вызвало бы у него подозрения. Почему ты хочешь пройти сама? Ведь можно было пройти вместе с ним. Так проще.
— Я боялась, что нас не пустят, — ответила она.
— И только?
— Стеснялась, — честно призналась Марина, — думала, нас могут увидеть вместе.
— Это больше похоже на правду, — кивнула строгий преподаватель, — но это все равно ошибка. Потом, дальше, зайдя в бар, ты села спиной к дверям. Ты не видишь, что творится сзади, кто заходит и кто выходит из бара, что там происходит. Всегда садись лицом. Надеюсь, это ты запомнишь?
— Да, но он уже сидел за столиком.
— Значит, нужно было подвинуть свой стул с другой стороны.
Марина промолчала. Умудриться сделать при выполнении одного задания столько ошибок! Неужели ее отправят снова проходить весь этот ад? Словно прочитав ее мысли, Аркадия Самойловна неожиданно улыбнулась. На ее кошачьем лице с уже выступающими старческими усиками было понимание тех обстоятельств, которые выпали на долю молодой женщины.
