Дональд Гамильтон - Сеятели смерти

— Насколько мне известно, сэр, там обитали всевозможные Маккензи и Макдоннеллы. Родные пенаты Бьюкененов находятся значительно южнее, в районе Глазго. Спрашивается: зачем кому-то, кто действительно занят поисками отпрысков старинного рода Бьюкененов, забираться в такую глухомань, как западное высокогорье Шотландии?

— Возможно, из-за этой ошибки он себя и выдал, — ответил Мак. — Я же говорю: он был не из наших, и мне неизвестно, насколько хорошо его подготовили к этому путешествию и насколько хорошим актером он был. Но очевидно, что он где-то на чем-то здорово лопухнулся — и его сцапали. И убили. — Мак внимательно посмотрел на меня. — А откуда тебе известны такие подробности о генеалогии шотландских родов? У тебя же нет предков — выходцев из тех мест?

Я пожал плечами.

— Наверное, кого-нибудь можно отыскать, если очень нужно будет.

— Мне-то казалось, ты из чистокровных скандинавов...

Приятно все-таки было подловить его на мелочи, отсутствующей в моем досье.

— Да кто из нас вообще чистокровный? Немало шотландцев в свое время эмигрировало в Швецию. Ну, вот, скажем, Гленмор. Он был исстари верным вассалом своего барона. Но когда на родине наступили трудные времена, несколько веков назад, он отправился помахать мечом в дружине короля Густава-Адольфа, которому как раз требовались на службу рыцари, способные владеть острым клинком. Потом, когда войны закончились, он женился, да и осел в Швеции. Уж не помню ни точную дату его рождения, ни местечко в Шотландии, откуда он родом, но это все можно восстановить по тому вороху бумажек, которые я сдал на хранение нотариусу. Моя матушка утверждала, что мы каким-то боком приходимся родней то ли шотландским герцогам, то ли баронам.

— Какие, однако, скромняги эти шотландцы, — заметил Мак суховато. — Мне еще не приходилось встречать ирландца, который бы не утверждал, будто он потомок по меньшей мере короля. Я тебя попрошу, Эрик, раздобыть как можно больше информации о своих предках. Тогда у тебя будет хороший повод последовать примеру Бьюкенена и углубиться в дебри шотландских генеалогических древ.

— Слушаюсь, сэр. Будем надеяться, что корни моего генеалогического древа находятся где-нибудь в районе Аллапула. Если же нет, то, боюсь, придется их немного изогнуть в том направлении. И что потом?

— К тому времени, я надеюсь, ты уже привлечешь к своей персоне достаточно внимания, чтобы твой следующий ход сам собою напрашивался. Мы не можем предугадать, какого рода интерес ты можешь возбудить. Потому-то мы и прикомандировали к тебе Клэр.

— А, она будет группой поддержки?

— Именно. Она будет изображать из себя хрупкую, наивную, глупенькую и, мы надеемся, незаметную женушку. Это обеспечит ей преимущество, которым она и воспользуется, когда ей придет время действовать.

— Вы хотите сказать, — поправил я его, — когда естественные причины, вызвавшие смерть бедняги Бьюкенена, начнут оказывать на меня свое действие?

— Ну, это примерно то, что я хочу сказать, — растягивая слова, произнес Мак. — Однако не забывай: задача Клэр состоит не в том, чтобы быть твоим телохранителем. Предмет ее первейшей заботы — наш объект. Клэр поручено заняться объектом после того, как ты его вычислишь. Ей строго-настрого приказано ни под каким видом не ломать свою “крышу” до тех пор, пока она не убедится, что ее саморазоблачение поможет довести дело до конца. — Он помолчал, не спуская с меня глаз. — Надеюсь, что я и на сей раз ясно выражаюсь.

— Да, сэр, — сказал я. — Как всегда, сэр. Другими словами, пока моей жизни ничего не угрожает, я могу действовать в одиночку. Клэр же будет изображать из себя беспомощную клушу, спокойно перепрыгивающую через трупы, пока она не поймет, что клюнула большая рыбина. Ну что ж, вы меня предупредили. Я не стану прибегать к ее помощи в любом случае, — я бросил на него пытливый взгляд. — А теперь, сэр, не скажете ли вы мне, в чем заключается задание — или, точнее говоря, кто наш объект? Я до сих пор не услышал ни имени, ни особых примет.

— Ты все прививки сделал? — спросил он вместо ответа.

— Так точно, сэр! У меня иммунитет против всех болезней, за исключением обычной простуды. И любой москит или муха цеце, которой вздумается впрыснуть мне в кровь смертоносную бациллу, только зря потратит время и усилия. Можно подумать, что меня отправляют не в северную Шотландию, а в район, где свирепствует тропическая лихорадка. Но, надо думать, все эти прививки были сделаны мне не случайно. — Я окинул его изучающим взглядом. — Это что, имеет какое-то отношение к так называемым естественным причинам смерти Бьюкенена?

— Возможно, — ответил он. — Но не особенно надейся на эти прививки, Эрик. Бьюкенен их тоже сделал.

— Понял. — И вновь я слегка покривил душой. — Может быть, все-таки расскажете мне, сэр? И он рассказал.

Он сообщил мне секретную информацию — настолько секретную, что ею владели только в Вашингтоне и Лондоне и, должно быть, еще в Москве, Берлине, Париже и Пекине. Тем не менее она была столь засекречена, что в нее не посвятили Клэр, потому что Мака не уполномочили разглашать ее простому связнику.

Мне вменялось посвятить Клэр во все детали после того, как мы сможем уединиться в каком-нибудь тихом месте.

Уж не знаю, были ли сообщенные мне сведения настолько секретными, как на то указывал гриф, — на самом деле такое бывает крайне редко, — это дало мне обильную пищу для размышлений во время полета из Вашингтона в Нью-Йорк. Я все еще размышлял о полученной информации, когда, пройдя обычную процедуру регистрации багажа и паспортного контроля, оказался в зале ожидания для пассажиров бизнес-класса авиакомпании “Бритиш эйруэйз”.

Клэр мне описали так подробно, что я без труда узнал свою молодую жену в толпе. На земном шаре не так-то уж много симпатичных загорелых блондинок, хотя я бы не возражал, если бы их было больше. Во избежание ошибки она, как и было условлено, читала журнал “Бьютифул хаус” — скорее всего статью, рассказывающую о меблировке летнего коттеджа, где новобрачные намереваются провести первые несколько месяцев совместной жизни.

Я остановился перед ней. Она оторвала глаза от журнала. Забавный был момент. Ей, вероятно, описали меня столь же подробно, сколь и мне ее. Мы знали друг о друге буквально все, что касалось наших профессиональных качеств, но оба понятия не имели о том, что мы за люди, и были вынуждены выполнять приказ изображать мужа и жену — со всеми вытекающими отсюда последствиями — в течение нескольких дней, а может быть и недель, в зависимости от развития операции.

Наступил миг настороженной оценки. У меня создалось впечатление, что она не больше моего обрадовалась, когда поняла, с кем ей придется делить ложе и зубную пасту в ближайшее время. Но затем она ловко вошла в роль. Она вскочила с кресла, уронив журнал на пол.

— Мэтт, дорогой! — вскрикнула она, обвила мою шею и крепко поцеловала, чем привлекла несколько равнодушных взглядов наших будущих попутчиков. — О, я так боялась, что твой самолет опоздает, милый! Как погода в Вашингтоне? Ты успел закончить свои дела?

Я нежно потрепал ее за ушко.

— Конечно. Надеюсь, прощание с родителями прошло мило? Жаль, что мне не удалось съездить к старикам вместе с тобой, как мы планировали, но на обратном пути обязательно заглянем к ним.

В нашем лицедействе, возможно, не было никакой необходимости, поскольку вряд ли мы могли вызвать чье-то повышенное внимание до того момента, как я, идя по следу Бьюкенена, окажусь в Лондоне. Однако может статься, что кому-нибудь потом придет в голову задним числом отследить нас, начиная с Нью-Йорка, и к тому же мне всегда кажется, что уж коли вознамерился играть роль, то следует постоянно ощущать себя на театральных подмостках — по крайней мере, на публике, — а в наши дни, когда электронные средства наблюдения творят чудеса, трудно сказать, когда ты на публике, а когда нет. К своей радости, я понял, что Клэр того же мнения. Однако я напомнил себе, что она для меня больше не Клэр, а Уинифред Хелм, моя милая женушка.

Я оглядел ее с головы до ног и решил, что все могло быть значительно хуже. По правде сказать, она была самая миленькая из всех моих жен — как фальшивых, так и настоящих. Вообще-то я был женат только единожды, на высокой девушке из Новой Англии, и в течение многих лет был законопослушным отцом семейства, но любой, кто решил посвятить себя нашей профессии, — ненадежный кандидат для супружеской жизни, потому-то мой брак в конечном счете и лопнул. И вот теперь у меня была симпатичнейшая псевдосупруга, импортированная с Дальнего Востока, которой пришлось встать на цыпочки, чтобы запечатлеть на моей шее поцелуй.

Ее летний загар — ну, во всяком случае, он выглядел как летний загар, уж не знаю, где она его приобрела, — придавал ей цветущий вид, который был, пожалуй, куда более убедителен для ее роли, нежели, скажем, розовая упитанность дрезденской резиновой куклы. Вариант с ангелоподобной девчушкой в нашем деле применяется слишком часто. Ее смуглая мягкая кожа приятно контрастировала со светлыми волосами и ясными голубыми глазами. Для своего миниатюрного роста она обладала хорошенькой фигуркой, не слишком крепкой, но и не хрупкой. Посему мне можно было не беспокоиться о том, как бы ее не сбило с ног при первом же порыве ветра. И вырядили ее в подходящую для медового месяца — если использовать терминологию Мака — спецодежду: симпатичный голубой костюм с довольно-таки скудной юбкой, белая блуза с замысловатыми рюшками, белые длинные перчатки и шляпка в складочку — из тех, знаете, что больше напоминают купальные шапочки с резиновыми цветочками, которые сейчас почему-то стали последним писком моды в нашей благословенной стране.