Сделав короткую паузу, фон Гейм продолжал уже менее уверенно:
— Однако мне кажется, что этот метод, хороший с точки зрения маскировки агента, имеет и свои недостатки. Я бы назвал его пассивным методом в том смысле, что он дает ограниченные, формальные сведения о противнике.
— А вы считаете это недостаточным? — слегка прищурив маленькие, ставшие вдруг какими-то колючими глазки, спросил группенфюрер.
— В какой-то мере, видите ли… — начал было фон Гейм, но Кресс решительно перебил его:
— Нет, нет, генерал! Метод этот — лучший из возможных. Вы, что же, хотите разве, чтобы ваши великолепно законспирированные агенты занимались еще и прощупыванием настроений русских рабочих или, может быть, даже пропагандой в нашу пользу? Да ведь стоит им только задать один неосторожный вопрос, как их тотчас же разоблачат. Мой вам совет, генерал, — продолжал Кресс, заметно повышая голос: — не мудрите, не ищите лучших методов. Этот вполне нас устраивает. Он объективен, так как дает только точные статистические данные, которые позволят нам сделать безошибочный вывод.
Группенфюрер говорил теперь жестко, отрывисто, и фон Гейм понял, что он обязан выполнить его «совет» как строжайшее предписание.
— Слушаюсь, господин группенфюрер, — покорно произнес он.
— Пусть ваши агенты делают только то, что делали до сих пор, — продолжал Кресс. — Им незачем даже ходить на станцию и подсчитывать количество проходящих составов. Это вызовет подозрения советской контрразведки, а нам вполне достаточно сведений о паровозном парке. Мы-то ведь знаем мощности всех их паровозов и нормы их коммерческих скоростей.
— Да, конечно, господин группенфюрер, — не очень уверенно поддакнул фон Гейм.
— Ну, вот и отлично, — удовлетворенно заключил Кресс, вставая из-за стола и давая этим понять, что аудиенция окончена. — У вас, значит, нет больше никаких сомнений?
— Нет, господин группенфюрер, — теперь уже уверенно ответил фон Гейм, решив, что лучше все-таки выполнять чужие приказы, чем предлагать собственные рискованные эксперименты.
— Желаю вам успеха, в таком случае. Пусть вас поддерживает в вашей борьбе с врагом сознание, что мы не одни, что нам помогают и даже, если хотите, на нас работают разведки некоторых союзников Советской России. А русские одиноки, ибо мы-то знаем истинную цену их союзникам. У нас не должно быть сомнения в исходе такой борьбы; нужно только предусмотреть всякую случайность, ну, хотя бы возможность ареста кого-нибудь из наших агентов. Их участки не должны оставаться оголенными. На место ликвидированных агентов немедленно высылайте новых. Мы не можем ни единого дня оставаться без информации.
2. Забота майора Булавина
Майор Евгений Андреевич Булавин, возвращаясь с совещания в Управлении генерала Привалова, добрался пассажирским поездом только до станции Низовье. Дальше, до Воеводино, где служил майор Булавин, местный поезд ходил только по четным числам.
На станции Низовье был конец участка, обслуживаемого паровозным депо, находящимся в Воеводино. Локомотивы этого депо доставляли сюда порожняк и забирали груженые поезда, направлявшиеся к фронту. С одним из таких поездов и намеревался теперь Булавин добраться до своего отделения, так как число сегодня было нечетное и пассажирского поезда следовало ждать около суток.
Пасмурный осенний день был на исходе. Грязно-серые облака, похожие на дым далекого пожара, низко плыли над землей. Майор Булавин стоял на платформе, рассматривая станцию, забитую составами, и думал с тревогой о том, что будет с грузами, если прорвутся к Низовью немецкие самолеты.
Авиация противника часто бомбила эту важную узловую станцию, хотя она и была довольно далеко от фронта. Следы недавних налетов виднелись здесь почти на каждом шагу. Вот несколько обгоревших товарных вагонов с огромными дырами в обшивке стенок. Длинное камуфлированное тело цистерны, стоящей рядом, насквозь прошито пулеметной очередью. Тяжелая сварная рама пятидесятитонной платформы была так исковеркана взрывом, что не могла уже держаться на рельсах и ее опрокинули на землю в стороне от путей.
Заметил Булавин следы авиационных бомбежек и на вокзальном здании. Многие стекла в окнах его были выбиты и заменены фанерой. Осколки бомб, как оспой, изрыли все стены станции и совершенно изуродовали угол не работающей теперь багажной кассы.
Булавин с болью в сердце смотрел на эти следы разрушения, к которым все еще никак не мог привыкнуть, хотя наблюдал их не в первый раз. Даже новые заботы, всю дорогу беспокоившие его, не могли заглушить в нем тягостного впечатления от этой картины. А заботы у Булавина были очень серьезные. Они возникли после разговора с полковником Муратовым в Управлении генерала Привалова, и майор теперь напряженно думал о них, пытаясь найти решение поставленной перёд ним трудной задачи.
Нужно было бы зайти к начальнику станции, спросить, скоро ли пойдет на Воеводино какой-нибудь поезд, а майор все прохаживался по платформе — десять шагов в одну сторону, десять — в другую. Давно уже потухла папироса, но он все еще крепко держал ее в зубах.
Враги всегда проявляли интерес к работе советских железных дорог, и майор Булавин не раз уже задерживал подозрительных субъектов на своей станции. Но сейчас на его участке все как будто бы было благополучно. Почему же полковник Муратов уверяет, что на станции Воеводино непременно должен быть вражеский агент?
Мимо платформы прошел маневровый паровоз. Короткий, пронзительный гудок его заставил Булавина вздрогнуть. Майор остановился, выплюнул потухшую папиросу и торопливо закурил новую. Взглянув на небо, он заметил просветы между облаками, которые шли теперь двумя ярусами: нижние быстро плыли на юг большими рваными хлопьями, верхние, казалось, двигались в обратную сторону.
На позициях зенитных батарей, расположенных за станцией, поднялись к небу длинные стволы орудий, вышли из укрытий наблюдатели с биноклями. Видимо, посты ВНОС сообщили артиллеристам об изменении метеорологической обстановки и возможности неожиданного налета вражеской авиации.
Северный ветер все более свежел. Майор застегнул шинель на все пуговицы и зашагал к помещению дежурного по станции. У самых дверей он чуть было не столкнулся с пожилым железнодорожником.
— Никандр Филимонович! — обрадованно воскликнул Булавин, узнав главного кондуктора Сотникова. — Не к поезду ли?
Сотников остановился и, улыбаясь, приложил руку к козырьку.
— А, товарищ майор! Здравия желаю! Если в Воеводино собираетесь, то мы через пять минут трогаемся.
— В Воеводино, в Воеводино, Никандр Филимонович, — обрадованно проговорил Булавин и поспешил за главным кондуктором. — Не на чем ведь больше, так что с вами придется.
— Ну что ж, — отозвался Сотников, пряча на ходу разноцветные листки поездных документов в кожаную сумку, висевшую у него через плечо. — За комфорт не ручаюсь, а насчет скорости — не хуже курьерского прокатим.
Повернувшись к майору, он не без гордости добавил:
— А берем мы сегодня, между прочим, три тысячи четыреста тонн!
Молодецки подкрутив седые жесткие усы, Никандр Филимонович пояснил:
— Решили станцию разгрузить. Погода-то, сами видите, выправляется вроде. Того и гляди, нежданные гости пожалуют. Посоветовались мы с Дорониным и решили забрать на Воеводино сверхтяжеловесный состав. Машинист-то, Сергей Доронин, сами знаете, что за человек. Орел! Диспетчер усомнился было: осилим ли такую махину, не споткнемся ли на крутом подъеме? А Сергей Иванович его и спрашивает: «Был разве такой случай, чтобы мы споткнулись?» Тому на это и возразить нечего.
— Разве не Рощина дежурит сегодня? — спросил Булавин, хорошо знавший всех диспетчеров своего участка дороги.
— Да нет. Анна Петровна нас и спрашивать бы не стала. Всякое смелое решение ей по душе. К тому же возможности наших машинистов ей хорошо известны, и на наш счет у нее нет сомнений, — не без гордости заключил главный кондуктор.
Разговаривая, он то быстро шагал по шпалам, то перелезал через тормозные площадки преграждавших ему дорогу вагонов, пока, наконец, не вышел к длинному товарному составу из большегрузных вагонов и платформ. Майор Булавин едва поспевал за ним. У выходного семафора мощный паровоз серии «ФД», попыхивая отработанным паром, обдал Булавина множеством мельчайших брызг.
— Ну как, Филимоныч, поехали? — высунувшись из окна паровозной будки, крикнул молодой человек, с крупными чертами лица и решительным выражением строгих глаз.
— Приветствую вас, Евгений Андреевич! — кивнул он, повернувшись к Булавину, с которым был в дружеских отношениях. — Домой, значит?
— Домой, Сергей Иванович, — ответил Булавин, разглядывая следы свежих царапин от осколков бомб на обшивке цилиндрической части котла паровоза.
