— Великолепная английская еда. — Мунро поцеловал Джулию в щеку. — Самоубийство для француженки. — Он повернулся к Крэйгу: — Я думаю прогуляться в паб. Не хотите присоединиться ко мне?
— Я, пожалуй, останусь.
— Ладно, мальчик. А вы, Рене? Как насчет того, чтобы пропустить стаканчик?
— С удовольствием, мой генерал. — Рене рассмеялся, и они вышли.
— Я принесу кофе наверх, в голубую комнату, — сказала Джулия. — Крэйг, покажите Женевьеве дорогу.
Это была уютная комната рядом с библиотекой, с красивой мебелью и камином, в котором пылал огонь, в углу стоял концертный рояль. Женевьева подняла крышку. Когда-то она больше всего на свете мечтала стать пианисткой, но жизнь редко складывается так, как хочешь ты сам.
Она заиграла прелюдию Шопена, медленно, глубоко, беря глубокие аккорды в басах. Вошла Джулия с подносом и поставила его на столик у камина. Крэйг облокотился на рояль, наблюдая за Женевьевой. Его глаза как будто спрашивали ее о чем-то, когда она начала играть «Лунную сонату», звучавшую в ее интерпретации красиво и до боли грустно. Она играла хорошо, лучше, подумала она, чем когда бы то ни было. Когда она опустила руки и подняла глаза, Крэйга уже не было. Она на минуту задумалась, потом закрыла инструмент и вышла вслед за ним.
Женевьева увидела его в тени на террасе, он курил сигарету. Она спустилась вниз и встала рядом.
— Вы хорошо справились, — сказал Крэйг.
— Потому что была послушной? — спросила Женевьева.
— Вы способная ученица, — ответил он. — Я подверг вас тяжелым испытаниям, но там вам будет еще сложнее. Вы даже не знаете, каково вам придется.
— Чего вы хотите, отпущения грехов? — спросила она. — Вы ведь знали, что придется повиноваться. Выбора у нас нет, кроме меня никто не может туда отправиться. Это не ваша вина. Вы — инструмент.
Он выпрямился и швырнул окурок вниз. Упав на дорожку, он продолжал тлеть, вспыхивая красным огоньком.
— У нас завтра трудный день, — сказал он. — Вам предстоит встреча с Мунро утром. Пора спать.
— Я скоро пойду. — Она дотронулась до его руки. — И спасибо за то, что однажды вы вели себя как человек.
Ответ Крэйга прозвучал странно:
— Не говорите со мной так, не надо. Мы еще не закончили.
Он повернулся и быстро вошел в дом.
Они пришли за ней ночью. Грубо разбудили. Яркий свет в глаза, одежду швырнули на пол, ее резко подняли.
— Вы Анн-Мари Треванс? — Голос звучал требовательно, говорили по-французски.
— Какого черта, кто вы такие? — Она старательно изображала возмущение, попыталась встать и тут же получила пощечину.
— Вы Анн-Мари Треванс? Отвечайте.
И тут она наконец поняла, что оба человека, прятавшиеся в тени за пределами освещенного круга, были в немецкой форме. Ночной кошмар вдруг стал явью, и Женевьева затрепетала.
— Да, я Анн-Мари Треванс, — ответила она по-французски. — Что вам нужно?
— Так-то лучше. Одевайтесь и следуйте за нами.
— Вы Анн-Мари Треванс?
Они задавали ей этот вопрос в двадцатый раз. Она сидела за столом в библиотеке, ослепленная резким светом лампы, который они направили ей прямо в лицо.
— Да, — устало ответила она. — Сколько раз я могу это повторять?
— И вы живете в замке Вуанкур с вашей теткой?
— Да.
— Ваша горничная, Мариза. Расскажите о ее семье. Женевьева глубоко вздохнула:
— Ее мать вдова, у нее маленькая ферма примерно в десяти милях от замка. Она работает там вместе с одним из своих сыновей, Жаном, он слегка придурковатый. У Маризы есть еще один брат, Пьер, капрал танкового соединения французской армии. Он работает в трудовом лагере в Алдерни, на островах Ла-Манша.
— А генерал Земке? Расскажите о нем.
— Я уже говорила вам о нем все, что знаю, по крайней мере, четыре раза.
— Расскажите еще раз, — настаивал голос.
Внезапно все кончилось. Кто-то прошел через комнату, подошел к двери и включил верхний свет. Их было действительно двое, оба в немецкой форме. Крэйг Осборн стоял у камина, прикуривая сигарету.
— Неплохо. Совсем неплохо.
— Очень смешно, — ответила Женевьева.
— Теперь можете идти спать.
Она пошла к двери, а Крэйг вдруг позвал ее:
— Женевьева?
Она обернулась:
— Да?
В комнате воцарилась мертвая тишина, они молча смотрели друг на друга. Надо же, попалась на старую как мир хитрость.
— Постарайтесь не повторять эту ошибку там, ладно? — спокойно сказал Крэйг.
Утром события минувшей ночи показались ей дурным сном, тем, чего на самом деле не было. И самым пугающим было то, что все перемешалось в ее голове. Настойчивое стремление убедить себя, что она и есть Анн-Мари, привело к тому, что она теперь почти верила в это, особенно в моменты наивысшего напряжения.
Она сидела у окна и курила «Житан», кашляя уже меньше. Вдруг первые лучи солнца озарили оранжево-желтым сиянием бледные деревья и засверкали на глади озера в лощине.
Дальше она действовала совершенно импульсивно. Увидев махровый халат на двери ванной, Женевьева надела его и вышла. Когда она спустилась по главной лестнице в холл, было тихо и пустынно, хотя в задней части дома голос Джулии выводил мелодию песенки, приглушенную и неясную.
Она решила выйти через другую дверь и очутилась в какой-то комнате со сводчатыми окнами. Женевьева пересекла террасу и ступила на траву. Холодная утренняя роса вызвала дрожь во всем теле, и она пустилась бегом по склону вниз, белый халат развевался у нее за спиной.
Маленькое озеро в лощине сверкало серебром и золотом в лучах раннего солнца, остатки утреннего тумана клубились над поверхностью. Она скинула халат, стянула через голову ночную рубашку, пробралась сквозь камыши и бросилась в темную глубину.
Вода была такой холодной, что Женевьева даже не почувствовала, как онемело все тело; она просто плыла в каком-то узком пространстве, глядя, как камыши клонятся под ветром, как призрачны деревья за ними. Вода была похожа на черное стекло, и она вдруг отчетливо вспомнила сон, приснившийся ей прошлой ночью: такая же темная вода, ей навстречу плывет Анн-Мари, ее руки медленно тянутся к Женевьеве, как будто хотят утащить ее вниз, к себе.
Скорее внутренний протест, чем паника, заставил Женевьеву повернуть назад. Она выбралась на берег, натянула халат и принялась сушить волосы, вытирая их ночной рубашкой, потом пошла мимо деревьев к дому.
На террасе тихо сидел Крэйг, куря свою привычную сигарету. Она заметила его, только оказавшись на середине склона, поросшего травой.
— Как искупались?
— Вы наблюдали за мной?
— Да, я видел, как вы вышли, и пошел следом.
— Как хороший офицер разведки? Вы что, думали, что я утоплюсь? Это было бы так неудачно для вас!
— Весьма неудачно!
Открыв дверь своей спальни, Женевьева увидела Джулию, расставлявшую все для завтрака на маленьком столике у окна. На ней был зеленый бархатный халат, очень шедший ей.
— Я вижу, ты чем-то расстроена, cherie. В чем дело?
— Этот чертов мужик, — бросила Женевьева.
— Крэйг?
— Да. Я ходила купаться на озеро. Он пошел следом и рассматривал меня.
— Пейте кофе и попробуйте яичницу. Это мое коронное блюдо, — сказала Джулия, пытаясь ее успокоить.
Женевьева послушно принялась за еду.
— Такое впечатление, будто мы с ним все время гладим друг друга против шерсти, — сказала она, уплетая яичницу.
Джулия сидела напротив, прихлебывая кофе.
— Правда? Я думала, все как раз наоборот.
Дверь открылась, и Крэйг Осборн снова заглянул без стука.
— Вот вы где…
— Господи, чем дальше, тем хуже, — сказала Женевьева. — Нигде нельзя остаться одной.
Он пропустил ее замечание мимо ушей.
— Мунро хочет видеть вас как можно скорее. Сегодня утром прилетит Грант, чтобы доставить его в Лондон. Я буду в библиотеке. — Он вышел, закрыв за собой дверь.
— Хотела бы я знать, чего хочет этот Мунро, — сказала Джулия.
— Может, пожелать мне удачи? Кто знает, — пожала плечами Женевьева. — Он может подождать. Я намереваюсь выпить еще чашку кофе. — И она потянулась к кофейнику.
Куда исчезли люди, которые устроили ей допрос прошлой ночью? Женевьева не имела об этом ни малейшего представления. Дом утопал в тишине, нигде никого не было видно, когда она спускалась по лестнице. Крэйг стоял около библиотеки, читая газету. Он рассеянно взглянул на нее:
— Вам стоит пойти прямо к нему. Последняя дверь. Она прошла через библиотеку, остановилась у обитой кожей дверью и постучала. Никто не ответил. Она постояла в нерешительности, потом открыла дверь и вошла. В комнате не было окон, она была обставлена, как маленький офис; в дальнем углу была еще одна дверь. Плащ Мунро висел на спинке стула, на столе стоял дипломат, прижимавший один конец крупномасштабной карты. Она сразу же поняла, что на ней была изображена часть французского побережья. Наверху было написано: «Предварительные цели. День „Д“. Она остановилась, глядя на карту. В это время вошел Мунро.
