По доскам пола разливалась черная бесформенная лужа. Теперь Яночка понял, что сопротивление сломлено, бояться нечего и некого. Он больше не стрелял. Неторопливо подошел к своей жертве, носком ботинка отфутболил пистолет в угол. Из электрощита сыпались искры, они падали на спину Пачека, прожигали комбинезон. Пахло горелой пластмассой. Яночка наступил ботинком на пальцы лежащего на полу человека.
В наступившей тишине было слышно, как захрустели суставы, раздавленные массивным каблуком. Пачек не вскрикнул, он закрыл глаза, сжал веки. И так прикусил нижнюю губу, что лопнула слизистая, брызнула кровь.
Яночка выругался. Он опустил ствол карабина и трижды выстрелил в затылок своей жертвы. Яночка с усилием проглотил тошнотворный кислый комок, застрявший в горле, как затычка в бутылочном горлышке. Вытащив из кармана носовой платок, расправил его на ладони, тщательно вытер капельки пота, проступившие на лбу и щеках. Свернув платок, сунул его в брючный карман. – Пан Яночка, что тут случилось? Чем здесь пахнет?
Яночка вздрогнул от неожиданности, обернулся на женский голос, едва не выронил из рук карабин.
Электрическая проводка больше не искрила, сумерки сделались густыми, плотными. В конце коридора он разглядел лишь темные контуры женской фигуры. Значит, сейчас без десяти восемь. Пунктуальная Божена пришла, чтобы осмотреть помещения, запереть внутренние двери, калитку в воротах и включить сигнализацию.
По этой женщине можно часы проверять. Когда-то Яночка пошутил, дескать, пунктуальность погубит пани Божену. Сейчас эта убогая острота всплыла в памяти Яночки.
– Идите сюда, – приказал он. – Тут с человеком плохо. Телефонного мастера, кажется, ударило током.
– Ой, что вы говорите. А я иду через двор с ключами. Увидела вас в окне. А потом, смотрю, свет в окнах вдруг погас.
Женские шаги приближались.
Божена медленно шла по коридору, шаря рукой по стене, чтобы не оступиться впотьмах.
– Ой, забыла. У меня же с собой фонарик, – Божена остановилась, опустила руку в карман мокрого плаща. – Сейчас включу.
– Не надо ничего включать, – ответил Яночка каким-то сиплым, не своим голосом. – Не надо.
Когда свет в подземелье погас, дело близилось к концу.
Петер поставил на стол портфель, положил в него папку с документами. Он сдвинул шляпу на затылок и полностью сосредоточился на изучении стодолларовых купюр. Методично просматривал пачку за пачкой и, кажется, эта самодеятельная экспертиза могла продолжаться еще долго. Бареш не участвовал в беседе, за четверть часа он не произнес и десятка слов. Просто отошел в сторону, в тень, и с дистанции в десять шагов напряженно наблюдал за гостями и за своим хозяином. Он расстегнул пуговицы плаща, расслабил узел галстука, прислонился плечом к колоне.
Донцов и Колчин стояли в шаге от стола, напротив них слюнявил и тер пальцами купюры Петер. Колчин, не отрываясь, смотрел то на его руки, словно ждал какого-нибудь фокуса, то на физиономию Петера. Колчин думал, что мужики, вроде этого, нравятся женщинам. Выразительные серые глаза, волевой подбородок, прямой нос.
Донцов краем глаза следил за Барешем, готовясь произнести кодовые слова. Но свет погас без сигнала, в тот момент, когда этого никто не ждал. Лампочка в металлическом колпаке мигнула, и окружающий мир погрузился в кромешный мрак.
За короткое мгновение Донцов понял, что наверху случись что-то из ряда вон выходящее. Что-то такое, о чем подумать страшно.
Уже в темноте он резко выбросил вперед ногу, толкнул стол на пана Петера, но тот успел отскочить в сторону. На пол полетели раскрытый чемодан с деньгами и портфель, стол перевернулся на крышку. Колчин, стоявший слева, дернул Донцова за рукав, увлекая его за собой, в темноту.
– Уходи в дальний угол, – едва слышно прошептал Колчин на ухо Донцову. – Живо.
Справа грохнул выстрел. За ним другой, третий. Это Бареш выхватил пистолет и выстрелил в то самое место, на котором только что стояли его гости. Колчин повалился на земляной пол, перекатился с груди на спину и обратно на грудь. Донцов на карачках отполз за колонну.
– Где они? – крикнул Петер.
Бареш не ответил. Он замер на месте, выставил вперед руку с пистолетом и вслушивался в тишину, готовясь стрелять на звук. Донцов поднялся, прижался плечом к колоне, боясь споткнуться, сделал несколько осторожных беззвучных шагов к невидимому дверному проему в углу зала. Бареш сделал три выстрела в темноту. Пуля настигла Донцова в тот момент, когда он совершал короткую перебежку к следующей колонне.
Обожгло предплечье чуть ниже локтя.
Донцов вскрикнул, упал, тот же вскочил на ноги. Пуля просвистела слишком высоко, выбила из колонны каменную крошку, которая разлетелась по сторонам, больно оцарапала лицо. Донцов метнулся в угол зала, туда, где по его расчетам, должен находиться лаз в стене.
Бареш расстрелял в темноту последние патроны. Он понял, что подстрелил одного из визитеров, а может, подстрелил и второго. Насмерть? Если гости ранены, остается их добить. Дело не самое простое в такой-то темноте, зато почти безопасное, ведь противник не вооружен. Бареш выщелкнул использованную обойму, вставил в пистолетную рукоятку снаряженную обойму и передернул затвор.
Страха не было. Но Бареш вспотел от волнения, охватившего душу, от затхлой подвальной духоты. Воротник рубашки сделался сырым, сорочка прилипла к липкой груди и спине. Капли пота катились по лбу, щекам, щекотали верхнюю губу. Бареш облизал губы кончиком языка. Справа возился Петер, он ползал в темноте у перевернутого стола, он нащупывал и заталкивал в чемодан разлетевшиеся упаковки денег. Бареш осторожно шагнул вперед, остановился, прислушался.
Тишина, как на кладбище в рождественскую ночь. Колчин сидел на полу, прислонившись спиной к колоне, он вытащил из кармана стреляющую ручку. На вид это обычная перьевая ручка с колпачком. Для того чтобы произвести один выстрел, нужно отвинтить колпачок, вставить в корпус ручки малокалиберный патрон. Завернув колпачок, привести в боевое положение пружину. Затем прицелиться и отпустить пружину. Сейчас ручка заряжена, чтобы выстрелить, нужно лишь взвести и отпустить пружину.
Из стреляющей ручки можно убить человека лишь в том случае, если мелкокалиберная пуля войдет в какой-то жизненно важный орган, в артерию или в глаз. Беда в том, что из такого сомнительно оружия и белым днем едва ли попадешь в цель даже с короткой дистанции. Но если пуля все-таки достанет Бареша, хотя бы царапнет, можно воспользоваться мгновением. Броситься вперед, сбить его с ног и завладеть пистолетом. Бареш стоял с другой стороны колонны, его и Колчина разделяли десять-двенадцать метров. Колчин запустил руку во внутренний карман, вытащил бумажник. В отделении для мелких денег лежало два малокалиберных патрона. Он расстегнул клапан, вытащил патроны, один положил в рот, за щеку. Второй зажал губами.
Бареш не собирался палить в темноту, попусту расстреливая патроны. Он должен бить прицельно, наверняка. В кармане остается еще одна снаряженная обойма. Но только одна.
– Выходите, – крикнул Бареш. – Я не буду стрелять. Обещаю. Это какое-то недоразумение. Клянусь, мы просто поговорим. Потолкуем…
На эту примитивную хитрость никто не купился. Бареш сделал вперед еще пару шагов. Снова остановился. Колчин пошарил по земле рукой, нашел камушек, замахнулся и запустил его в черную пустоту. Услышав шорох, Бареш трижды выстрелил на звук. Пули выбили из стены каменную пыль.
Колчин с точностью до шага определил то место, где стоит Бареш. Пора – решил Колчин. Он выставил из-за колонны стреляющую ручку, спустил пружину. Сухо щелкнул выстрел.
Пуля просвистела у самого уха Бареша. Он отскочил в сторону, пригнулся. Сейчас Бареш всерьез испугался: только что его чуть не подстрелили, пуля пролетела в нескольких сантиметрах от виска. Но откуда у его противников оружие? Ведь он обыскивал гостей перед тем, как спуститься в подземелье. Бареш чувствовал себя обманутым и преданным. Колчин отвинтил колпачок ручки, вытащил зажатый губами патрон, вставил его в патронник, взвел пружину. Ручка готова к стрельбе.
Петер не собирался уходить, не собрав все деньги до последней пачки. Ползая на четвереньках, методично обшаривал ладонями пространство вокруг себя. К счастью, когда опрокинулся стол, пачки стодолларовых банкнот частью остались в чемодане, частью упали кучей, собрать их, даже впотьмах, особого труда не составило.
Бареш поднялся, прижавшись плечом к колонне, выставил вперед ухо. Уловив какой-то неясный звук, несколько раз пальнул в темноту, в то место, откуда раздался единственный ответный выстрел. Расстреляв вторую обойму, перезарядил пистолет. И снова тишина. Ни шороха, ни единого движения. Только Петер пыхтит где-то под столом.
Теперь, когда в запасе единственная обойма, нужно экономить каждый из этих несчастных девяти патронов. Бареш был готов поставить одну крону против десяти долларов, что подстрелил гостей. Но полной, окончательной уверенности в собственной победе еще не было.
