— Он стал собирать свою сразу после войны, — равнодушно сказала она и показала в сторону столовой. — Пойдем сядем за стол.
Они вернулись в столовую.
— У вас есть грузинское вино! — поразился он.
— Папе прислали в подарок. У него есть грузинский аспирант, такой смешной, я тебе о нем говорила.
Это тоже была часть продуманной легенды. Она говорила про грузинского аспиранта месяц назад, чтобы, увидев сегодня здесь бутылку вина, он связал бы ее с теми словами и отнесся бы к ней совершенно спокойно.
Так и произошло. Увидев вино, он обрадовался и ничего не заподозрил.
— Может, ты ее откроешь? — попросила она.
Голос все-таки предательски дрогнул. Но сейчас все уже работало на ее образ женщины, впервые пригласившей к себе знакомого мужчину.
Он кивнул и, подняв бутылку, взял штопор. Через несколько мгновений он разливал вино в высокие бокалы, стоявшие перед ними.
— За тебя, — поднял он свой бокал.
— За тебя, — сказала она, поднимая свой.
Глядя ей в глаза, он стал пить свое вино. Она вдруг поняла, что, если сейчас не будет пить, это вызовет у него подозрение. Поняла каким-то шестым чувством, женской интуицией. И также, глядя ему в глаза, осушила свой бокал вместе с ним.
Он снова наклонился и осторожно поцеловал ее. На этот раз поцелуй был более долгим и страстным.
«Сегодня он нетерпеливее обычного, — подумала она, — видимо, сказывается обстановка».
— Давай сначала поедим, — предложила Марина. — Я весь день готовила, — лицемерно добавила она.
Он согласно кивнул, взяв тарелку с салатом. Еще дважды он разливал вино в бокалы, и дважды она отпивала из своего бокала, наблюдая, как он пьет свою чашу до дна. После того как она принесла из кухни готовых кур, в столовой наступило неловкое молчание. Первый голод был утолен, теперь он снова смотрел на нее, в нетерпении ожидая сигнала.
По телевизору показывали какую-то комедию, и она вдруг поймала себя на мысли, что хочет громко рассмеяться над очередной шуткой одного из героев. Кажется, начинало сказываться действие спиртного и добавленного в него лекарства. Она вдруг с ужасом подумала, что может потерять сознание раньше своего гостя. И хотя она пила значительно меньше, очевидно, доза не была рассчитана на женский организм. Сильно кружилась голова.
— У вас много хороших фильмов, — сказал Робер, заметив, куда она смотрит.
— Да, — тяжело кивнула она, — действительно много хороших. Кажется, я немного перепила.
Он улыбнулся.
— Всего бутылка хорошего вина. Это не так много, Мария.
— Вы рассуждаете как профессиональный алкоголик, — с отвращением заявила она, пытаясь подняться на ноги. — Кажется, это было очень сильное вино.
Он протянул ей руку. И помог подняться. А затем она вдруг неожиданно для себя оказалась в его объятиях. И вдруг почувствовала, что отвечает на его горячий поцелуй.
«Я схожу с ума», — подумала она.
— Мария, — шептал он, почему-то путая ее имя.
Ей хотелось поправить его, объяснить, что он ошибается, что ее зовут Марина, но язык уже отказывался повиноваться.
Еще через некоторое время они оказались уже на диване. И она чувствовала его горячие сильные руки.
«Господи, — промелькнула последняя сознательная мысль, — они же все это снимают. Зачем я пила эту гадость…»
Он поднимал ее платье, пытался расстегнуть пуговицы на спине. Она почти не сопротивлялась. Но, кажется, действие вина начало сказываться и на нем. Он дышал тяжелее обычного. И как-то странно закрывал глаза. Последнее, что она помнила, были его обжигающие поцелуи. И потом она провалилась в спасительный сон.
Она с трудом приходила в себя. Кто-то грубо тормошил ее за плечо. «Почему так грубо?» — мелькнула первая мысль, еще до того, как она открыла глаза. Ее по-прежнему трясли. И она наконец открыла глаза. В комнате стояли сразу несколько человек. Все трое с отвращением смотрели на нее. С таким явным отвращением, что ее передернуло. Это не могла быть игра, на лицах незнакомцев были гнев и презрение.
— Она проснулась, — сквозь зубы сказал один из них, в форме капитана милиции, — товарищ полковник, она проснулась.
Марина подняла голову, пытаясь понять, что происходит.
В комнату вошел высокий красивый мужчина в штатском. Он как-то странно посмотрел на лежавшую женщину, и она вдруг вспомнила, где и зачем находится. И сразу покраснела, пытаясь подняться. Она лежала на диване в столовой, платье валялось на полу. Она была лишь в нейлоновой комбинации, сквозь которую отчетливо просматривалось ее нижнее белье.
— Разрешите, я оденусь, — попросила она у человека в штатском, наклоняясь за своим платьем.
Но он неожиданно наступил на него ногой.
— Потом оденешься, — неожиданно грубо сказал он, — как гулять с иностранцами, так голой бегаешь, а как своих советских видишь, так сразу и одеваться хочешь. Ничего, посидишь так, полезнее будет.
— Правильно, — сказал какой-то пожилой мужчина с подозрительно красным носом, стоявший в комнате вместе с капитаном милиции, — как гулять, эти стервы с иностранцами ходят, а как наших ребят видят, так сразу стесняются.
— Гадина, — громко поддержала его женщина неопределенного вида с покосившейся прической.
Она была одета в старый плащ и какие-то рыжие туфли, совершенно не вязавшиеся с мартовской погодой.
— Откуда вы взялись? — изумилась Марина. — Что вы здесь делаете?
— Она еще спрашивает, — разозлилась женщина. — Глаза бы тебе, мерзавке, выдавить, чтобы такого срама не видеть. Тьфу!
Она плюнула, стараясь попасть в Марину, но промахнулась, и ее жирная слюна потекла по спинке дивана.
— Что вам нужно? — закричала Марина. — Кто вы такие? Убирайтесь из моего дома!
— Не кричи, — строго сказал мужчина в штатском. — Товарищ лейтенант, — крикнул он в соседнюю комнату, — приведите иностранца.
В комнату ввели растерянного Робера Фарвелла в мятых брюках и в рубашке, вылезавшей из-за пояса.
— Я канадский дипломат, — гневно говорил Фарвелл, — вы не имеете никакого права.
Но, увидев раздетую молодую женщину, он испуганно замер и, глядя на нее, тихо спросил:
— У тебя все в порядке?
— Не разговаривать, — закричал капитан милиции, — здесь не публичный дом.
— Что происходит? — разозлилась она. — Как вы сюда попали? Это мой дом. Уходите отсюда. И дайте мне возможность наконец одеться. Перестаньте хамить. — Ее голос срывался на крик.
— Еще кричит, стерва, — удовлетворенно заметил красноносый.
— Понятые, подпишитесь под протоколом, — предложил лейтенант, доставая бумаги.
Первой к столу подошла женщина. Она поставила свою подпись с каким-то злорадным торжеством, словно расписывалась под постановлением о казни преступницы. И с победным видом огляделась. Вторым подошел красноносый. Он долго и внимательно читал протокол, после чего наконец подписал его. Посмотрел на Марину, удовлетворенно крякнул и отошел от стола.
— Понятые свободны, — распорядился грозный мужчина в штатском, все еще стоявший на платье Чернышевой. И лишь затем сделал шаг в сторону, бросив ей носком туфли платье.
— Одевайтесь!
— Как вы смеете! — вскипел Фарвелл.
— А вы не вмешивайтесь, дипломат, — презрительно посоветовал полковник.
Марина, закусив губу, подняла платье и быстро надела его, прямо на глазах у четверых мужчин, не скрывавших своих откровенных взглядов.
Лейтенант пошел провожать понятых. Хлопнула входная дверь. Только надев платье, Марина обрела возможность рационального мышления. За окнами был уже рассвет. Очевидно, и эту пакость придумал сам Марков. Поверить в то, что в охраняемую и прослушиваемую КГБ квартиру могли неожиданно зайти сотрудники милиции с понятыми, было невозможно. Это была ловко рассчитанная провокация против Фарвелла. И, возможно, еще одна проверка на прочность самой Чернышевой. В таком случае она повела себя не лучшим образом, сорвавшись на истерический крик. Хотя, если разобраться, она вела себя в полном соответствии с придуманной легендой, а значит, не совсем ошибочно.
Но почему была начата такая игра? Ответа на этот вопрос она не находила.
— Вы будете подписывать протокол? — спросил полковник.
Фарвелл презрительно молчал.
— Как хотите, — пожал плечами полковник. — Иди, подпиши протокол, — сказал он, обращаясь к Марине.
— Не буду, — ответила она, чувствуя себя почти декабристкой.
— Ну и глупо, — неожиданно ответил полковник, — вы же комсомолка, наверно. Учитесь в аспирантуре. Раз уже попали в такое дерьмо, придется отвечать.
— Не разговаривайте со мной в таком тоне, — возмутилась Марина.
— А в каком тоне я должен с тобой разговаривать? — изумился полковник. — Ты, советская женщина, встречаешься с иностранцем. Тебя под суд отдать нужно за такое.
