— Я ждала, — прошептала Лизель.
Она разлила водку. Две рюмки оказались полны до краёв; третью — налитую до половины — Лизель придвинула к себе.
Герберт удивлённо глядел на жену: она никогда не прикасалась к спиртному.
— Сегодня я выпью с вами… — едва слышно сказала она. — Я не могу не выпить, Герберт. Я бы хотела, чтобы этот день…
Лизель не договорила. Внезапно она уронила голову на руки, истерически разрыдалась. Начался сильный нервный припадок: сказались бессонные ночи в убежище и приезд мужа, которого она уже оплакивала, считая погибшим.
Герберт кинулся к жене, поднял её, отнёс на кровать.
Аскер вышел в коридор, притворил за собой дверь.
Лизель рыдала все громче. Из комнаты выбежал Герберт.
— Умирает, — прохрипел он, — глаза закатила, бьётся, пена изо рта!… Надо врача. Телефон за углом!
И, прежде чем Аскер успел что-либо сказать, кинулся вон из дома.
— Стой, — крикнул Аскер, — пойду я!…
Но Ланге не слышал. Он словно обезумел.
Лизель продолжала кричать и метаться. Аскер беспомощно стоял над ней. Сообразив, сбегал к умывальнику, принёс смоченное в воде полотенце, положил ей на лоб. Затем отыскал в шкафу валерьянку, накапал в стакан и с трудом заставил Лизель сделать глоток.
Прошло несколько минут. Женщина стала успокаиваться. Рыдания звучали глуше. Обессиленная, она лежала неподвижно, лишь изредка конвульсивно вздрагивая.
Четверть часа уже минуло, а Герберт не возвращался. И Аскера вдруг охватила щемящая тоска. Где он? Почему задерживается?
Выйдя из комнаты. Аскер взволнованно заходил по коридору.
В доме стояла тишина, прерываемая лишь всхлипываниями Лизель, едва доносившимися из-за прикрытой двери.
Аскер поёжился, непослушными пальцами достал сигарету, зажёг спичку.
Истекло ещё несколько минут. Теперь Аскер уже не сомневался: да, что-то случилось. Надо уходить. Уходить, пока не поздно!
Но минута проходила за минутой, а он все стоял, не в силах сдвинуться с места: ещё теплилась какая-то надежда…
За окном послышались голоса. Аскер чуть отодвинул занавеску. К дому медленно, тесной группой приближалось несколько мужчин; казалось, они что-то несут.
— Сюда, — сказал один из мужчин. — Я видел, он выскочил из этого дома.
У Аскера кольнуло в сердце. Лоб у него стал влажным…
В дверь постучали.
— Кто там? — спросил он и не узнал собственного голоса.
— Откройте, — сказали из-за двери. — Отоприте, случилось несчастье.
Аскер рванул дверь, рванул ещё и ещё. Поняв, что она заперта, нащупал и с грохотом отодвинул засов. Дверь распахнулась. Четверо мужчин держали на руках Герберта Ланге — неподвижного, бледного, в грязном изорванном мундире.
Люди протиснулись в коридор.
— Куда его? — спросил один из мужчин, обратив к Аскеру напряжённое лицо с закушенной губой. По тому, как был задан вопрос, Аскер понял, что Ланге мёртв.
Пятясь, Аскер отступил к двери в спальню, привалился к ней спиной.
Тело внесли в кухню. Аскер видел, как его устраивали на сдвинутых вместе табуретах, как одна из рук Ланге, сложенных на груди, вдруг скользнула вниз и ударилась кистью о пол…
В кухне негромко разговаривали. В коридор донеслись обрывки фраз: «Бежал сломя голову через улицу… Из-за угла грузовик…»
За спиной Аскера, в спальне, скрипнула кровать, послышался шорох.
Аскер подавил крик. Он понимал: смерть Ланге — это почти неминуемая катастрофа для него, разведчика, оказавшегося в этом чужом городе без крова и связей. Умер Ланге — значит, с минуты на минуту явятся полицейские и сотрудники комендатуры. Но ещё раньше в коридор выйдет Лизель и увидит, что сталось с её мужем, только полчаса назад здоровым, полным жизни!
За дверью спальни раздались нетвёрдые шаги. Аскер отпрянул в сторону, круто обернулся. Увидел: ручка двери медленно поворачивается.
Он метнулся к вешалке, сорвал с неё пилотку и шинель и кинулся вон из дома.
Лизель вернулась с похорон мужа обессиленная, разбитая. Соседка, крепко держа её под руку, довела до дому, усадила, дала стакан воды. Потом она ушла.
Позвонили. Лизель отперла. На пороге стояли штурмбанфюрер Бруно Беккер и штурмфюрер Адольф Торп. За ними маячил солдат с большим пакетом.
— Фрау Ланге, — сказал Беккер, сняв фуражку и поклонившись, — нас прислал сюда господин военный комендант Остбурга. Господин военный комендант скорбит по поводу преждевременной смерти обер-ефрейтора Герберта Ланге. Солдат Ланге был примерным воином, хорошо выполнял свой долг перед фюрером и нацией, и сейчас вермахт склоняет знамёна над его прахом.
Произнеся эту тираду, Беккер снова поклонился. Торп, у которого была забинтована шея и скула, последовал примеру начальника. Солдат стащил с головы пилотку.
Женщина посторонилась. Военные прошли в дом. Они разместились в гостиной полукругом — Лизель в центре, Беккер и Торп по бокам. Солдат положил свёрток на край стола и вышел в коридор.
Хлопнула входная дверь. Это пришла соседка, старая фрау Штрейбер. С достоинством кивнув военным, она уселась рядом с хозяйкой.
Воцарилось молчание. Беккер прервал его, откашлявшись. Затем он сказал, обращаясь к спутнику.
— А ведь этого могло и не быть.
— Что поделаешь, такова, значит, судьба, — возразил Торп.
— Судьба! — Беккер горько усмехнулся. — Судьба тут ни при чем. — Пальцы его задвигались, ловко распустили узлы бечёвки на свёртке. — Фрау Ланге, примите этот небольшой знак внимания господина военного коменданта. Здесь немного консервированного молока, а также масло, сахар и варенье. Дочери и вам это будет очень кстати.
Женщина чуть наклонила голову и вновь застыла в неподвижности, с глазами, устремлёнными куда-то поверх головы штурмбанфюрера.
Обращаясь к Беккеру, Торп сказал:
— Вы утверждаете, что судьба тут ни при чем? Но я не понимаю вас. Ведь это был лишь несчастный случай. Внезапно вынырнул из-за угла грузовик и…
— Грузовик! — Беккер сердито поджал губы. — Если бы капралу, который прибыл вместе с супругом фрау Лизель с фронта, не захотелось вдруг водки, господин Ланге был бы сейчас жив и здоров.
— Так Ланге бегал за выпивкой для гостя? — воскликнула фрау Штрейбер.
— Разумеется, — снисходительно пожал плечами Беккер. — Этот парень неисправимый пьянчуга. Фрау Лизель лежит в постели, ей нездоровится. А он посылает её мужа за водкой.
— Я слышала, у таких бывают запои, — испуганно проговорила фрау Штрейбер.
— Именно это с ним и случилось в тот злосчастный день, — кивнул Беккер. — Вы очень точно определили.
— И что же произошло дальше? — задал новый вопрос Торп.
— Дальше? — Беккер помолчал. — Дальше случилось вот что. Когда Ланге отправился на рынок, капрал выбежал за ним, окликнул. Ланге как раз переходил улицу. Он обернулся. Гость стал просить, чтобы тот взял побольше спиртного. Тут-то и вынырнул из-за угла грузовик!…
Вновь наступило молчание. Его нарушали лишь вздохи соседки.
Беккер продолжал:
— Но и это не все. Знаете, что сделал этот человек, когда под колёсами пятитонки хрустнули кости его фронтового товарища? Вы думаете, попытался остановить какой-нибудь автомобиль, чтобы отвезти господина Ланге в больницу? Ничуть не бывало. Он поспешил в дом, вытащил все самое ценное из своего ранца, затем из ранца Ланге и был таков.
При этих словах Лизель вскочила на ноги, свалив стул. В глазах её был ужас. Поддерживаемая соседкой, она вышла из комнаты в коридор. Беккер спокойно глядел ей вслед. Пока хоронили Ланге, контрразведка поработала в доме покойного, и штурмбанфюрер знал, что хозяйка найдёт ранцы пустыми.
Раздался короткий женский вскрик. Беккер и Торп были удивлены — он донёсся не из спальни, где, они знали, находились вещи, а из кухни.
В столовую вошёл солдат, поманил их пальцем. Контрразведчики встали. Солдат подвёл их к двери в кухню. Беккер и Торп увидели женщин, склонившихся над помойным ведром.
— Пустое! Оно пустое, фрау Штрейбер! — в отчаянии восклицала Лизель.
— Пустое, милочка, потому что я сама его опорожнила сегодня утром, — отвечала соседка. — Вы спали, когда я его вынесла.
— И… там ничего не было?
Фрау Штрейбер с тревогой посмотрела на Лизель.
— А ящик?… Чёрного ящика вы там не заметили? — прошептала Лизель.
— В ведре? — Соседка вытаращила глаза.
— Да! — Лизель упрямо качнула головой. — Ящик был! Герберт так берег его. Он сказал, что в нем много ценностей.
— Но почему тогда их швырнули в это ведро?
— Спрятали, фрау Штрейбер, спрятали, а не швырнули. Это сделал Герберт. Он объяснил: если в дом заберутся воры, они будут искать везде, но никому не придёт в голову лезть в помойное ведро.
— А кто знал, что ящик в ведре?
