– Вам будет больно, – сказал Алеш. – Очень больно.
– Потерплю.
– Я знаю, кому делают переветиновую блокаду, – сказал Алеш. – И для чего ее делают. Но, ответьте, если вас станут допрашивать не с помощью психотропной дряни, а другими методами… При помощи клещей, ножовки и плетки из сыромятной кожи. Такую боль не способен выдержать даже человек, сделанный из железа.
– Я сделаю так, что скончаюсь ангельской смертью, – ответил Донцов. – От кровоизлияния в мозг. И допрашивать некого будет.
– Вопросов больше нет, – Алеш сердито глянул на Колчина, подпиравшего спиной дверной косяк. – А вы немедленно выйдите в коридор. Здесь операционная, а не паноптикум. Колчин безмолвно кивнул, повернулся и плотно закрыл за собой дверь. В коридоре не на что было сесть. Но Колчин и не смог бы сидеть. Чтобы чем-то занять себя, он принялся бродить от стены к стене.
Алеш обмотал бинтом свернутый вдвое короткий обрезок пластикового катетера. Велел Донцову открыть рот, сунул катетер между верхней и нижней челюстью.
– Теперь закройте рот, – сказал Алеш. – Иначе во время операции вы сломаете себе зубы или откусите язык. И не дергайте рукой. Пальцами держитесь за край стола.
Алеш обмакнул марлевый тампон в склянку со спиртом, наклонился над простреленной рукой, начал обрабатывать рану. Донцов вцепился пальцами в край стола, сжал зубами пластиковый катетер. Перед глазами расплылись черные круги, острая боль, словно разряд электротока проколола плечо, правую сторону груди, достала до бедра. Алеш взял скальпель и сделал первые глубокие надрезы, вдоль и поперек входного пулевого отверстия.
Кровь побежала по металлическим желобкам секционного стола. Эмма наклонилась над Донцовым, промокнула рану тампоном. Специальным инструментом, напоминающим большие щипцы, раздвинула кожу и мышечные волокна.
Не находивший себе места Колчин слонялся по коридорчику, словно зверь по тесной клетке. Он не услышал ни стонов, ни криков, ни голоса Донцова. Сначала были слышны какие-то странные шумы, будто в металлический тазик бросали железяки. Время о времени сюда доносились тихие неразборчивые команды Алеша, которые он отдавал помогавшей ему жене. Потом и эти звуки прекратились.
Операция закончилась через полчаса. Донцов с ввалившимися глазами, лицом цвета табачного пепла вышел из операционной на своих ногах. Правая рука, забинтованная по локоть, висела на перевязи. Следом появился Алеш, он уже стянул перчатки, белый халат и маску.
– Слушайте, я обещаю, что ваш секрет останется между нами, – сказал Алеш. – Возможно, я много знаю, но… Но вы пообещайте, что у меня не будет неприятностей.
– Разумеется, – кивнул Донцов. – Обещаю. Только нам придется злоупотребить вашим гостеприимством. Пожить у вас два-три дня.
– Живите, – сказал Алеш.
Донцов долгов вздыхал на кожаном диване в кабинете врача. Колчин устроился здесь же, на полу, и мгновенно заснул.
Не спалось только Алешу. Он лежал на широкой кровати в спальне, ворочался, таращился в черный потолок. Алеш прислушивался к дыханию молодой жены. Казалось, Эмма спала. Впрочем, все женщины притворяются убедительно. События сегодняшнего вечера взбудоражили аптекаря, подняли со дня души темную поганую муть. Медленно ползли светящиеся стрелки настенных часов. Алеш думал свои невеселые мысли, понимая, что еще долго не заснет.
– Ты спишь? – спросил он жену.
– Сплю, – ответила Эмма. – И ты спи.
Алеш помнил свою жену еще ребенком, бедной, плохо одетой девочкой с короткой стрижкой светлых волос. Семья Эммы, ее мать и отчим, жили на углу, через дорогу. Мать работала в прачечной, отчим нигде не работал. Он целыми днями торчал дома, пялился в экран телевизора и пропивал зарплату жены. С четырнадцати лет Эммы бросила школу, потому что надо было помогать матери в прачечной, а отчиму все время не хватало денег на спиртное.
Потом мать Эммы тяжело заболела, девочка приходила в его аптеку, покупала лекарства. Когда мать умерла, воспитанием падчерицы занялся отчим, который с удовольствием бы вытряхнул ее из дома. Но Эмма отдавала ему все деньги, что приносила из прачечной. Других средств к существованию этот паразит не имел. Все шло к тому, что отчим принудит Эму к сожительству, продаст в подпольный публичный дом или сотворит другую подлость. От этого грязного ублюдка ничего другого жать не приходится.
Когда Эмме исполнилось семнадцать лет, Алеш дал ей работу в аптеке, настояв на том, чтобы девочка ушла из дома отчима и сняла себе комнату. На первую свою зарплату, полученную от Алеша, Эмма купила пять кило апельсинов. Подумать только, девочка выросла в цивилизованной европейской стране, но никогда не пробовала апельсинов. Эмма работала в аптеке четыре года, она выбралась из беспросветной нищеты, стала покупать себе модные туфли и платья. Когда Алеш похоронил жену, он решил жениться на Эмме.
Девушка приняла предложение не раздумывая, она просто не могла отказаться, так много добра сделал для нее аптекарь. Алеш и Эмма обручились, до свадьбы оставалось рукой подать. Но тут на безоблачный горизонт набежала туча. Алеш стал замечать, что Эмма, едва заканчивается работа в аптеке, убегает неизвестно куда, придумывая все новые предлоги, чтобы улизнуть от своего немолодого жениха: встреча с подругой, поход в кино. «Хорошо, – говорил Алеш. – Сходи к подруге». В такие минуты он казался себе безнадежно старым, отставшим от жизни человеком. Душу стал точить червяк ревности.
Алеш одолжил у знакомого машину и стал дежурить у дома Эммы, наблюдая за ее подъездом и окнами из салона автомобиля. Несколько раз невеста возвращалась домой заполночь в компании хорошо одетого молодого мужчины. Они поднимались в квартиру и выключали свет. Алеш понял, что медлить дальше нельзя, пора действовать.
Во время четвертой встречи любовников, он, не дожидаясь, когда погаснет свет, поднялся на этаж. Открыл дверь в квартиру ключом, который выточил знакомый мастер. Это была тягостная сцена. Эмма плакала, человек, чье имя Алеш узнал только сегодня, как ни в чем ни бывало сидел в кресле, закинув ногу на ногу. Аптекарь сел на стул, закрыл лицо ладонями. Если он вдруг заплачет его слез никто не увидит, в эту минуту Алеш чувствовал себя самым несчастным человеком на земле. «Выбирай, – сказал он молодой невесте. – Или я… Или он. Кто-то из нас должен уйти».
Видимо, в ту минуту Эмма отчетливо поняла, что с этим русским у нее не нет будущего. Возможно, взяло верх чувство вины перед Алешем. Не встреться на пути девушки пожилой аптекарь, она умерла бы в сточной канаве, в обнимку с каким-нибудь бездомным пьяницей. Впрочем, в женской душе черт не разберется. Колчину пришлось встать и уйти. В дверях он оглянулся: «Не, беспокойтесь, больше я не причиню вам беспокойства. Простите». Тогда, год назад, Алеш решил, что мужчина, с которым завела интрижку его невеста, богатый русский бандит, пропивающий в Праге наворованные деньги. Сегодняшним вечером аптекарь уяснил для себя, что положение куда хуже и опасней. Люди, попросившие его помощи – русские шпионы.
Аптекарь встал перед выбором: связаться с полицией, контрразведкой или оставить все, как есть. Но скрыть от контрразведчиков сегодняшние события, значит, стать предателем своей страны, по существу, пособничать шпионам. Алеш добропорядочный гражданин, он честный человек и не может предать свою страну. Он не так воспитан, у него есть принципы.
В три часа ночи, извертевшись на кровати, Алеш понял, что не станет обращаться в компетентные органы. И не потому, что испугался мести русских. Он не хочет поставить под удар Эмму. Последняя в жизни любовь сильнее чувства долга и обязательств перед родиной. Алеш не захотел и дальше обдумывать запутанную ситуацию, он уже все решил и спокойно заснул.
Раним утром Колчин вышел из аптеки, проехал несколько остановок на трамвае до центра города, затем прошагал еще один квартал пешком. Дождь закончился, в просветах между тучами проглядывала небесная голубизна.
В кармане Колчина лежал мобильный телефон. Но он зашел в телефонную будку, вставил в щель автомата пластиковую карточку, купленную в газетном киоске, набрал номер. Это был номер посольской канцелярии, запасной канал связи, пользоваться которым Колчин мог только в экстренном, в самом крайнем случае. Но сейчас случай как раз такой.
Последние двое суток на телефоне дежурил свой человек, днем и ночью ожидая сообщений. Телефоны посольства прослушивали чешские контрразведчики, все разговоры писались на пленку.
– Здравствуйте, – сказал Колчин по-чешски. – Я бы хотел взять машину напрокат. Новую, не подержанную. Сроком на тринадцать-четырнадцать дней. Это можно сделать сегодня?
– Вы ошиблись номером, – ответил дежурный.
– Я звонил в агентство проката автомобилей.
– А попали в посольство.
– Простите.
Положив трубку, Колчин вышел из телефонной будки и завернул в закусочную. Он занял столик у витрины с видом на площадь и заказал порцию гуляша и кнедликов. Две кружки холодного пива «Пльзеньский Праздрой» к мясному блюду можно не заказывать, их и так принесут, автоматом. Здесь не принято заставлять клиентов подолгу ждать, если, конечно, вы не турист из России. Здесь вас не обманут, не обсчитают ни на крону. Правда, это золотое правило не распространятся все на тех же русских туристов.
