И вот мы с Периго сидим в комнате, освещённой двумя ничем не затенёнными электрическими лампами, смотрим друг на друга и зеваем. В комнате стоял жуткий запах: смесь карболки и застарелого табачного дыма. Камин давно погас; не верилось, что стулья, на которых мы сидим, могут выдержать английского полицейского. Периго можно было запросто дать сто лет, а мне, наверное, не меньше семидесяти пяти. Периго признался, что чертовски устал.
— Сколько приходится бегать и болтать из-за этого проклятого дела! — пожаловался Периго. — К концу дня я вконец выдыхаюсь. В другой раз подберу себе роль бессильного старца с тяжёлой сердечной болезнью. Тогда люди будут сами приходить ко мне, не придётся бегать повсюду. Жаль только, что они не будут приходить! Ужасно тяжело изображать постоянно развлекающегося человека и развлекать других. Если так называемые тунеядцы ведут подобную жизнь, нелегко же достаётся им кусок хлеба. Хорошо хоть прежнее занятие научило меня быть обходительным с самыми невыносимыми клиентами. Знаете, Ниланд, ведь я был хозяином антикварного магазина.
— Знаю, — ответил я с усмешкой. — Я сразу же навёл о вас справки.
— Я по своему желанию продал его. Хотел писать… Потом подумал, должна же быть и для меня какая-ни будь настоящая работа. Племянник мой работает в военной разведке, он-то и посоветовал мне включиться в борьбу со шпионажем. Должен сознаться. А как вы попали в Отдел?
В нескольких словах я рассказал ему об этом. А потом спросил, как ему удалось так быстро внушить Диане Акстон, что он работает на нацистов.
— Вы знаете их условный пароль? — спросил Периго.
— Нет. Правда, мне известны некоторые их прежние знаки, — сказал я. — Но я вовсе не собирался притворяться, что я в курсе. Я всего лишь недовольный канадец, которому решительно наплевать на войну, которого легко можно купить или, — тут я ухмыльнулся, — соблазнить.
— Я тоже прибегал к этому приёму, как вы сами видели, хотя вряд ли я заманчивая жертва для соблазнительницы, — сказал он, — поэтому-то я и воспользовался приманкой, которую нацисты превосходно понимают. Поверьте, Ниланд, мне никогда не было свойственно употреблять румяна, шепелявить — одним словом, разыгрывать из себя старого фата. Сегодня утром, когда я был в Лондоне, мне сообщили их новые знак и пароль. Сейчас я вам покажу. Я предполагал, что они давно уже изменены. Это сильно тормозило работу.
Он положил на мою руку пальцы своей правой руки, большой и указательный, и они образовали букву V.
— Вот. Потом вы говорите: “Это “V” означает “Victory” — победу, и не с маленькой буквы, а с большой”. Это пароль. Ясно? После этого второй великий хитрец кладёт указательный палец своей другой руки поперёк этих двух пальцев и “V” превращается в опрокинутое “А”. Тогда он изрекает: “Прекрасно. Я это запомню”. Ну, что скажете? Гениально придумано, а? Господи, в каком идиотском мире мы живём! И подумать только, что миллионы жизней зависят от подобных штучек. Да, ничего не поделаешь. Советую вам прорепетировать, Ниланд. Это вам может скоро пригодиться.
Я “прорепетировал”, он похвалил меня и продолжал:
— Мне хотелось поймать на эту удочку вашу Акстон, потому что я уже некоторое время подозреваю её и к тому же она, кажется, довольно глупа. Я хотел увидеться с ней сегодня вечером. Но когда я узнал, что вы вместе обедаете, то попросил одного командира эскадрильи, который знает, кто я на самом деле, организовать позднюю вечеринку и пригласить её. Там-то я и проверил на ней этот новый знак. Она была сражена и настояла, чтобы я заехал и взглянул на вас — ещё одного завербованного ею человека. Я, конечно, не был уверен, что вы из наших, как, впрочем, и вы сами в отношении меня. Скажите, Ниланд, как вам удалось так быстро угадать в ней шпионку?
— В основном оттого, что она глупа, и так ослеплена самомнением и будущим величием, что забыла про всякую осторожность… Наверное, она припеваючи жила в нацистской Германии, ездила с визитами в Нюрнберг, и Геббельс говорил ей, что она похожа на вагнеровскую героиню. Её привели к присяге и научили двум–трём хитростям, а потом велели ехать в Америку и вредить нам, как только возможно, в первые дни войны. Потом ей приказали вернуться домой, в Англию, и открыть цветочный магазин, который может быть весьма полезен.
— Но зачем именно магазин, раз она не подходит для этой роли? — спросил Периго. — Ведь у неё есть деньги, и она вполне могла снять особняк невдалеке от центра, завлекать молодых офицеров. Как наш общий друг миссис Джесмонд, — добавил он, смеясь. — Вам, конечно, известно, что та — не по нашей части?
— Да, она занята только своими делишками на чёрной бирже. Это не более как красивая, изнеженная, развратная тварь! — взорвался я вдруг. — Нас она не интересует, но мне бы хотелось, чтобы до конца войны её заставили работать судомойкой в рабочей столовой.
— Полно вам, Ниланд, — запротестовал Периго. — Она прелестная, декоративная женщина…
— Обществу они обходятся слишком дорого, эти прелестные, декоративные женщины, — ответил я. — Мне встречалось слишком много других женщин, которые оказались в уличной канаве но милости мира, представленного миссис Джесмонд. Хотелось бы, чтобы отныне все миссис Джесмонд либо работали, либо подыхали с голоду.
— Вы чересчур озлоблены, Ниланд, — мягко возразил он и посмотрел на меня внимательно и дружелюбно. — Это я заметил с первой нашей встречи. В вашей жизни было что-то такое… — он сделал вы разительный жест.
— Ладно, сейчас дело не во мне, — оборвал я его грубее, чем мне хотелось бы. — Мы говорили о Диане Акстон. Я уверен, что её лавка не просто маскировка. Нацисты не так уж глупы, хотя и не настолько мудры, как это думает эта бедная гусыня. Думаю, лавочка подарков служит для них небольшой почтовой конторой, да и Олни упоминал в записной книжке о цветах. Человек, будто мимоходом разглядывающий витрину, может прочесть, что нужно, по букетикам искусственных цветов в окне.
— То же с восхитительными руками и ногами Фифин, — с улыбкой вставил Периго. — Вы и об этом знаете, конечно?
— Да… Кстати, я видел Фифин сегодня. — Я рассказал ему о встрече с Фифин и незнакомцем со шрамом на левой щеке.
Его Периго не знал. Я пришёл к выводу, что вся картина ясна ему менее, чем мне. Я решил пока ни слова не говорить ему о своих главных двух предположениях. Не потому, что не доверял ему, но разумнее будет, если каждый пойдёт по своим дорожкам.
— А что вы думаете о Джо? — спросил он меня.
Я рассказал ему о зажигалке, которую Джо якобы нашёл десять дней назад в то время, как я знал наверняка, что она была взята с трупа Олни. Рассказал об окурке сигареты “Честерфилд”, который я нашёл в лавке Сильби, в той самом лавке, телефон которой был у Фифин. Подчеркнул, что Диана Акстон и Джо знакомы значительно ближе, чем кажется с первого взгляда. Я также спросил его, известно ли ему, чем Джо занимался в период между бомбёжкой “Борани” и его приездом сюда.
— Видите ли, мне сказали, что он приехал сюда из-за того, что испугался бомбёжки, — продолжал я. — но странная вещь, он явился сюда как раз тогда, когда бомбёжки кончились, а кроме того, он не из тех, кто легко теряет голову.
— Как приятно приобрести, наконец, такого умного товарища! — сказал Периго. — Я просто поражён и даже немножко завидую вашим успехам всего за несколько дней. Подумайте, ведь я торчу тут уже не один месяц!
— У нас были разные условия для работы, — утешил я его. — Вы создавали роль, а я приехал с готовой. К тому же те, кого мы выслеживаем, стали беспечны и слишком доверчивы. Конечно, Диана, должно быть, самая глупая из них, но обратите внимание на её наглую самонадеянность. А как они убрали беднягу Олни? Инспектор сразу сообразил, что это убийство, а не несчастный случаи.
— Но ведь Джо сделать это не мог, хотя у него и оказалась зажигалка Олни, — задумчиво сказал Периго. — По той причине, что, когда Олни переехали, он находился в баре и сбивал коктейли…
— Да, это не Джо, но он, наверное, встретился с убийцей позднее — ночью или на следующее утро — и получил от него зажигалку.
— Я тоже подозреваю, что Джо всё-таки замешан в этом деле, — сказал Периго. — Я его держу на примете. На справку о том, чем он занимался после закрытия “Борани”, Лондон сообщил, что Джо имел мексиканский паспорт и в конце сорокового года уехал в Америку. Не знаю, какие пружины были пущены в ход для того, чтобы добиться разрешения на возвращение, но, конечно, это было не лёгкое дело. Хотя, конечно, ему могли помочь в посольстве, где не подозревали, кто он такой.
— Здешняя организация, как я думаю, формировалась в Америке. Там была Диана, туда ездил Джо, быть может, ещё узнаем, что оттуда появились и другие… Где живёт Джо?
— Пальмерстон-Плэйс, двадцать семь. Снимает комнату, — моментально ответил Периго.
