— С одним из них я учился вместе, — вставил реплику Малютка Джек. — Это они погорели с пластмассовым «сосновым пнем»?
— Они самые… Идиоты! Вывезли этот «сосновый» контейнер со сверхэффективной системой электронной разведки, которая стоила полмиллиона долларов, в осиновый лес! Надо было знать, что сосна, любящая сухие места, не может расти среди осин, обитательниц низких и сырых мест… Кретины!
— К сожалению, сэр, в наших разведшколах не учат ботанике, — попытался тонко сыронизировать майор Бойд, но шеф не принял иронии.
— В ваших школах не учат и здравому смыслу, — сказал он. — Я нигде не учился нашему делу, сама жизнь преподавала мне жестокие уроки, и считаю, что разведчиком надо родиться, этому не научишься. Мой первый босс — Уильям Донован, начальник Управления стратегических служб, был обыкновенным бизнесменом, звание генерала он получил, так сказать, гонорис кауза, за совокупность военных заслуг, но это был разведчик божьей милостью, Джек.
— Совершенно с вами согласен, сэр…
— И хорошо, что согласны, майор. С начальством всегда надо соглашаться. Когда выходит к нам «Калининград»?
— Двадцать седьмого июля, полковник.
— Он сразу идет на Стамбул?
— Возможен заход в Ялту. Это в каждом рейсе решает дирекция круиза вместе с судовой администрацией.
— Хотелось бы, чтоб на этот раз захода в Ялту не было…
— Почему, сэр?
— Интуиция, Джек. Шестое чувство разведчика.
По личной просьбе генерала Вартаняна подполковник милиции Свешников снова допросил водителя мусоросборщика Елисеева, того самого, что подвозил Конрада Жилински и Биг Джона к месту будущего убийства, потребовав за оказанную любезность на бутылку и получив среди смятых родных рублей американский доллар.
Доллар, конечно, оказался в руках водителя случайно, согласно закону оплошности, под его действие попадают и более опытные разведчики, нежели Биг Джон, хотя Жан Картье и считался профессионалом высокого класса.
— Как они выглядели, эти люди? — спросил водителя подполковник Свешников.
— Люди как люди, — ответил тот. — Наверно, рыбаки с тунцелова… Один был поприличнее одет, это который постарше. А другой, как обычно, в джинсах.
— Вы рассмотрели в темноте, что на нем были джинсы?
— А может быть, и что другое… Сейчас все, кому ни лень, носят джинсы. Да! Кепочка еще на нем была… Знаете, такая с козырьком. Пляжники ее носят, приезжие.
— На том, кто постарше, или на молодом?
— На молодом. Это я хорошо помню…
— А как они вас подрядили?
— Очень просто. Еду я, значит, по Черноморскому проспекту, в самом его конце, на выходе из города уже, там недалеко мой участок расположен, готовлюсь приступить к операции…
— Какой «операции»? — спросил подполковник.
— Это я так сбор ящиков с мусором называю… Да… Вижу голосуют двое. Затормозил. «Шеф, — говорят, — подбрось до улицы Лавриченко». На бутылку дадите? — говорю им. Извиняюсь, конечно, что в рабочее время колымил… Только я эти ящики все равно вовремя опорожнил, товарищ начальник!
— Не отвлекайтесь. Давайте по существу. Значит, потребовали у ночных пассажиров на бутылку… С кем шел разговор?
— С молодым. С тем, кто в кепочке. Старый, он таки больше в молчанку играл.
— Дальше рассказывайте, — попросил Василий Михайлович.
— «Не обидим, говорит, только рви побыстрее… Жены нас с фонарями ищут…» Тогда я и решил: рыбаки подгуляли, а сейчас до своих Марусек целят. Садитесь, говорю, прокачу, как на вороных. А что? Город пустой, можно и скоростиху врезать.
— И врезал?
— Врезал, товарищ подполковник!
— А где высадил их?
— У четырнадцатого дома. Я его, дом этот, хорошо знаю, там у меня свояченица живет.
— Видели, что они вошли в этот дом? — спросил Василий Михайлович.
— Вот этого не скажу. Сразу развернулся и поехал. Они еще на тротуаре стояли.
— А деньги? Как они расплатились с вами?
— Когда я тормознул, сначала пожилой вылез. Потом молодой в кепочке руку в карман сунул и мне в куртку смятые бумажки влупил. Я покамест ноль внимания, а когда отъехал, остановил у фонаря, смотрю: пять рублей по карбованцу и шестой — доллар.
— Ну и что в этом особенного? Случайно попал, ведь рыбаки эти из-за границы пришли… Что вас встревожило?
— Доллар, конечно, пустяк… Я сам, пока не женился, три года в пароходстве работал, держал эти «зелененькие» в руках. Не могу объяснить словами, товарищ начальник, но каким-то странным показался мне этот доллар.
— Фальшивым, что ли?
— Не совсем так… Может быть, и забыл бы я про этих типов, да после смены какое-то неуютство меня охватило. Дай, думаю, зайду в милицию. Вроде и под удар себя ставлю — «левых» возил, а только отдам я этот доллар ментам… Простите, товарищ подполковник, вырвалось… Отдам его милиционерам, и на душе станет легче. А теперь вижу — правильно сделал. Иначе б второй раз меня не вызывали.
— А вы наблюдательный человек, Иван Прокофьевич, — заметил подполковник Свешников. — И сообразительный…
— Сигнальщиком был на Черноморском флоте, — ответил Елисеев. — И на торгашах рулевым ходил… Это они, те самые, товарищ начальник?
— Кто «те самые»?
— Ну, которые радиста по соседству убили?
Василий Михайлович улыбнулся.
— Вы молодец, Иван Прокофьевич, хотя и нарушаете служебные инструкции, запрещающие перевозку пассажиров в автомашинах специального назначения. Хорошо, что пришли к нам с этим долларом. Вам он в таком количестве ни к чему, а вот нам может пригодиться. Что же касается вашего вопроса, то скажу лишь одно: излишнее любопытство не относится к положительным свойствам человеческого характера.
Елисеев пожал плечами.
— У каждого свои недостатки, — сказал он.
— Да, — сказал Свешников, — бывают недостатки и похуже. Думаю, что вы понимаете — о нашем разговоре никому ни слова.
— Заметано, товарищ подполковник! — воскликнул водитель и подмигнул Свешникову.
Пока Вадим Щекин беседовал с Ириной Мордвиненко, Сергей Гутов бродил по улицам пригородного поселка Лаврики, заходил в соседние с усадьбой Никиты Авдеевича дома, спрашивал, не сдадут ли ему хозяева комнату на лето, и между делом, исподволь, незаметно выспрашивал о директоре кафе «Ассоль».
«Каким путем Андрей Балашев шел из этого дома, торопясь к себе, туда, где ждала его смерть? — подумал Сергей Гутов, рассматривая издали усадьбу Никиты Авдеевича Мордвиненко. — Понять, как Андрей Балашев покинул сарай, который служил ему ночлегом, с какой стороны подобрался к площади поселка, откуда можно уехать на такси даже ночью, значит, в некоей степени воссоздать обстановку той ночи. И даже уловить состояние его души в то время…»
Бродя по поселку, Гутов стремился узнать как можно больше и о директоре Мордвиненко.
К Никите Авдеевичу соседи относились уважительно. Почти все они подчеркивали его бескорыстность, готовность прийти на помощь, выручить в трудную минуту. Особо отмечались его трезвость, трудолюбивость, — «все сам, сам управляется, и в доме, и в саду», хвалили и умельство Мордвиненко — «золотые руки». Не скупились соседи на похвалу и Ирине, правда, женская половика не забывала присовокупить, что гонору ей не мешало бы поубавить, а так девка хоть куда.
Словом, более чем приличные люди жили в доме, где еще недавно ночевал радист Андрей Балашев. Но какая неведомая сила подняла на рассвете и перебросила на улицу, названную именем подпольщика Семена Лавриченко, где ждала молодого парня безвременная смерть? Никаких зацепок, хоть как-то и что-то проясняющих, Сергей Гутов не обнаружил. Он собирался уже прекратить «поиски комнаты на лето», как вдруг задний сосед Мордвиненко, моложавый на вид пенсионер-полярник из города Гремученска, допытывавший у старшего лейтенанта, в чем он видит разницу между «Москвичом» и «Жигулями» — пенсионер собирался купить машину, вдруг этот будущий «буржуин», так Гутов называл владельцев частных машин, сказал:
— Нет, беру все-таки «Жигуленка». У «Москвича» мотор больно шумный. Тут вот недавно сосед мой ночью приехал… Так пока машину во двор загонял, все урчал, урчал, разбудил меня. Потом до утра уснуть не мог, все ворочался в койке.
— А на кой ляд он по ночам ездит? — осторожно спросил старший лейтенант. — На рыбалку, наверно?
— Да нет, — возразил пенсионер-полярник. — Никита Авдеевич — мужик серьезный, этим промыслом не балуется, предпочитает в саду время провести или в мастерской что-нибудь ладит. Для дома, для семьи… Слыхал я, что дружка фронтового возил. По местам, значит, боевой славы. Видно, задержались где — вот и вернулись ночью.
— Вечером, значит? — прикинулся простачком Сергей Гутов.
— Не вечером, а ночью, — уже несколько раздраженным тоном поправил его хозяин. — Вроде бы четырех еще не было, но около того.
