Фельдшер поспешил закончить работу и уйти.
— Да, да, — продолжал бушевать Беккер, — вы идиот, Торп, идиот и тупица! Что вы наделали? Какой был приказ?… Отвечать, когда спрашивает начальник!
Торп пробормотал, что приказ гласил отправиться для наблюдения за домом обер-ефрейтора Герберта Ланге в сопровождении двух контрразведчиков.
— Значит, втроём?
— Да, господин штурмбанфюрер.
— А вы? Что сделали вы? Отправились один, и вас провели, как ребёнка.
— Но кто мог подумать? — Торп заговорил торопливо, горячо: — Я увидел его, и сразу же возникли подозрения. Двинулся следом. Он ничем не показал, что заметил слежку. Я был спокоен — все идёт, как надо, провожу его до логова, и тогда дело в шляпе.
— «В шляпе»! — передразнил Беккер. — Если говорить о шляпе, то ею оказались вы, штурмфюрер Торп, с треском проваливший важнейшее поручение!
— Но я не сказал всего… Итак, я шёл следом. Я своевременно вспомнил, что мы приближаемся к дому с проходными дворами. Приготовился. Оказывается, об этом знал и он. Поставьте себя на моё место: до ворот дома десяток шагов, и преследуемый вдруг стремглав мчится к ним. Ведь, юркнув в ворота, он проскочит дворы, окажется на главной магистрали, а там — ищи его! Что бы вы предприняли? Накажи меня бог, если бы не кинулись вслед. Так поступил и я. А он сыграл на этом! На том, что ринусь за ним и вбегу в ворота. И — ждал меня… — Адольф Торп смолк, горестно наклонил голову.
— Понимаете ли вы, Торп, что Ланге, у которого были найдены чужие документы, и тот, второй, посланы русскими?
— Да, — прошептал Торп. — Они те самые парашютисты.
— Наконец-то вы прозрели, Торп!
Штурмфюрер застонал.
— Вам, может быть, плохо? — издевался Беккер. — А то самое время закатить истерику.
— Вы обозвали меня идиотом, но вы ещё снисходительны ко мне. Я хуже, гораздо глупее и безнадёжнее!
Беккер сел, зажёг сигарету.
— Вы, Торп, — сказал он, — собственными руками швырнули кошке под хвост Железный крест, чин оберштурмфюрера, а может быть, и ещё кое-что в придачу.
Торп согласно наклонил голову.
— Надо поймать парашютиста, — сказал Беккер, выставив кулаки. — Поймать, чего бы это ни стоило!
Торп поднял руку, будто произнося присягу:
— Клянусь, он не уйдёт от меня!
— Полагаю, — сухо проговорил Беккер, — что главную ставку следует делать на «Зеленого». Это подсказывает шеф, и он прав. Итак, все внимание «Зеленому». Тот, за которым мы охотимся, обязательно попытается с ним связаться.
В заключение Беккер и Торп разработали план посещения вдовы Герберта Ланге.
Как этот план был выполнен, читатель уже знает.
Супруги Шталекер вернулись домой часам к восьми. Аскер видел в окно, как они неторопливо шли по улице. Отто бережно вёл под руку жену, он же нёс и сумку фрау Берты.
Не дожидаясь звонка, Аскер отпер дверь. Шталекер едва заметно кивнул.
Пообедали молча. Потом фрау Берта ушла к себе, и мужчины остались одни.
Шталекер встал, раскрыл стоявшую на диване сумку, извлёк рацию.
— Спасибо! — Аскер стиснул механику руку.
Шталекер унёс аппарат и через несколько минут вернулся.
— Запомните на всякий случай: передатчик спрятан у сарая для угля. Там, возле сарая, собачья конура. В конуре он и лежит, под соломой.
— И собака там?
— Да, презлющая собака.
— Что ж, — Аскер улыбнулся. — Это, пожалуй, остроумно.
— Ну, а что будем дальше делать? — спросил хозяин дома. — Каковы ваши планы?
Аскер не ответил. Помолчав, рассказал о том, что с ним произошло на улице.
Шталекер задумался.
— Трудное у вас положение.
— В таких обстоятельствах лёгких не бывает…
— Во всяком случае, — решительно сказал Шталекер, — вам где-то нужно выждать. Скажем, неделю.
— Это было бы хорошо. Но — где?
— Вы, как я понимаю, совершенно одиноки?
Аскер промолчал.
— Одиноки, — повторил Шталекер. — Следовательно, решение может быть одно. Придётся остаться здесь.
— Вы пойдёте на такой риск? — негромко спросил Аскер.
— Но у вас нет другого убежища!
Аскер вновь промолчал.
— Оставайтесь, — продолжал механик, — а потом посмотрим, как быть.
— Нельзя, товарищ Шталекер. Слишком опасно, особенно для вас и супруги. Уже сейчас, конечно, вся служба безопасности поднята на ноги, чтобы найти меня и схватить. Ну-ка давайте поглядим на все глазами гестапо и абвера. Представим себе, как они могут рассуждать. Прежде всего скажут: тот, другой, прибыл вместе с Гербертом Ланге, остановился у него, то есть у Ланге — почему? Вероятно, потому, что не имеет в Остбурге квартиры.
— Согласен, — кивнул Шталекер.
— Дальше. Герберт Ланге, прибывший с чужими документами, мёртв. Гость ушёл из его дома, был выслежен, сумел ускользнуть. Значит, он в городе (надо учесть, что сейчас все выезды из Остбурга надёжно перекрыты). Знает, что его ищут. Конечно, прячется. Но где? Скорее всего, у своих друзей или у друзей Ланге.
— Словом, могут нагрянуть с обыском?
— Все может быть, товарищ Шталекер. И тогда вам с фрау Бертой несдобровать. Тем более, что с точки зрения нацистов, прошлое её небезупречно.
— О себе вы не говорите, — проворчал механик.
Аскер не ответил.
Шталекер задумался. Он сидел, опустив голову на грудь, барабаня пальцами по столу.
— Ладно, — сказал он, выпрямившись и поправляя галстук. — Решим так. Вы окончательно превращаетесь в штатского, а это, — он указал на мундир Аскера, — все это немедленно сжигает в печке фрау Берта.
— Но…
— О ней можете не беспокоиться. Берта прошла отличную школу ненависти к наци — концентрационный лагерь. И потом, черт возьми, она моя жена!» Словом, Берта знает о вас все. — Шталекер поправился: — То есть все то, что знаю я…
— И о передатчике?
— А вы думаете, я сам вылавливал его из помойного ведра? Это сделала она, — гордо сказал Шталекер. — Пока, я сидел возле покойника, успокаивая бедняжку Лизель и следя за обстановкой в доме, Берта действовала на кухне. Когда она вошла, без кровинки в лице, но спокойная, я понял, что дело сделано… Теперь скажу следующее. Чтобы вам было легче. Знайте: в моем доме уже возникали ситуации, подобные нынешней. Вы, словом, у нас не первый…
Аскер с облегчением вздохнул. Наконец-то Шталекер заговорил в открытую.
— Но мы отвлеклись от темы, — продолжал механик. — Таким образом, решено: ваше обмундирование сжигают, вы, одетый в штатское, сидите дома. А я отправлюсь потолковать о том, что с вами делать дальше. Но — условие: обещайте, что ни в коем случае не покинете дом, чтобы проверять, не стану ли я звонить в гестапо!
Несмотря на всю серьёзность минуты, Аскер не мог не улыбнуться.
— Обещаю, — сказал он.
— Итак, — проговорил Шталекер, не глядя на собеседника, — я представляю вас как немецкого коммуниста?
Аскер кивнул.
— Ну что ж, немецкого так немецкого. — Механик вздохнул. — Как будто договорились обо всем. — Он встал. — Я ухожу. Сидеть здесь, вести себя прилично и ждать.
— Слушаюсь, — снова улыбнулся Аскер.
Шталекер отворил дверь в соседнюю комнату.
— Берта, — крикнул он, — мою шляпу и зонт!
Отто Шталекер пересёк городской центр, затем довольно долго шёл по нешироким улочкам северной окраины Остбурга. Несколько раз он заходил во встречавшиеся по пути магазины, купил пару носовых платков, отдал ремонтировать зонтик. И из каждого магазина, улучив секунду, он внимательно оглядывал улицу, редких прохожих… Шталекер шёл к руководителю местной подпольной организации антифашистов и должен был соблюдать сугубую осторожность.
Убедившись в том, что все спокойно, он неторопливо свернул в переулок, оказался перед большим мрачноватым домом и вошёл в подъезд. Лифт поднял его на четвёртый этаж. На площадку выходили три двери. Механик подошёл к крайней справа, постучал. Отворилась соседняя дверь, находившаяся в центре площадки. Из неё выглянула женщина.
— Нет их, — сказала она. — Уехали, и неизвестно, когда будут.
— Очень жаль. — Шталекер вынул из левого кармана платок, вытер лоб, спрятал платок в правый карман. — Очень жаль, я так давно не видел фрау Юлию.
Женщина посторонилась. Шталекер вошёл в её квартиру.
За столом писал худощавый человек средних лет. Чёрная шёлковая шапочка, закрывавшая лоб почти до бровей, придавала ему вид учёного. Он встал, протянул Шталекеру руку.
— Что случилось, Отто?
— Важное дело, — сказал Шталекер, кладя шляпу на краешек стола.
— Понимаю, что важное, если вы пришли.
— У меня прячется человек, которого я имею основания считать русским разведчиком.
Собеседник, собиравшийся переложить на столе бумаги, задержал руку.
— Быть может, я плохо понял. Беглый пленный?
