— Шью? — улыбнулся Ермилов. — Он занимался своими делишками, находясь на госслужбе. Использовал бизнес-связи в личных целях. Пока он не начнет откровенничать, я ничего не докажу. Если начать копать, самому придется поднимать документацию работы торгпредства за последние несколько лет — дадут ли разрешение? Вряд ли. И если Дедов и заключал левые контракты с партнерами в ущерб интересам страны, как доказать? Должны расколоться партнеры. А ведь иностранцы не обязаны давать показания российской Генпрокуратуре. Это во-первых, а во-вторых, если были хорошо заинтересованы финансово, они тем более не будут распространяться насчет своих дел с Дедовым. Факт — деньги и недвижимость. Но если я только с этим выйду в суд, то Юрий выйдет из тюрьмы, отделавшись штрафом. Тогда все зря. Оказалось, принцип — ввяжемся в драку, а там посмотрим — тут не действует. Есть надежда у меня на одного человека. — Он подумал о Руденко и о зашифрованных документах из компьютера Дедова.
— На меня? — гордо выпятил грудь Славка.
— Вообще-то нет. Но на тебя я всегда возлагаю особые надежды.
— Подхалим… — Вячеслав помялся, обошел машину, попинал баллоны, открыл багажник, позвякал там чем-то, очень напоминающим водочные бутылки. — Ну, имеем мы право расслабиться, а?
— Чего ты? — удивился Олег. — Чего задумал?
— День рождения у Руслана. Ребята в отряде собираются. Да ты их всех знаешь, можно сказать, старая гвардия. Поедем, а?
— А потом ты за руль как? — Ермилов чувствовал, что ему не помешало бы расслабиться, отвлечься от разговора с Граевским, оставившего неприятный осадок, от дела Дедова, напоминающего барахтанье в паутине.
— Ну, вообще-то, я езжу, и ничего. Но если ты боишься, попрошу кого-нибудь добросить тебя до дома.
— Уговорил.
На территории СОБРа стояло несколько пятиэтажных зданий, в одном из которых располагался штаб, в других — казарма, столовая с небольшой библиотекой, спортзал и еще какие-то служебные помещения.
— Пошли в кубрик второго отделения, — потирая руки, сказал Вячеслав, передавая пакет с бутылками одному из вышедших навстречу бойцов.
Начал накрапывать дождь. Потемнело, как ночью. Зажегся свет в окнах штаба, в здании через дорогу наискосок.
Собрались не в кубрике, а в кабинете командира отделения. Много шумных плечистых парней в камуфляже. Некоторые были в гражданке. Олег сел в углу у окна и всматривался в знакомые, но уже чуть подзабытые лица.
Александр, слегка полноватый, краснощекий, апоплексического типа, насупленный и уже не слишком молодой, из бывших военных, служил, кажется, до СОБРа в Таманской дивизии.
Руслан, черноволосый, чернобровый, смуглый и улыбчивый, с бицепсами, туго обтянутыми камуфляжем, а глаза у Руслана тоскливые.
Витя Матвеев, русоволосый, худощавый, чем-то похожий на молодого Харрисона Форда. Виктор, говорят, хороший боксер.
Алексей Гуров, довольно молодой парень. Его Олег не помнил, вроде бы он пришел в отряд не так давно.
Налили по разномастным фарфоровым и железным кружкам. Выпили за здоровье именинника. Потом за всех присутствующих и, как положено, — третий тост: помянули погибшего летом майора Казакова.
Вячеслав с Виктором вышли в темноватый пустой коридор покурить. Олег выскользнул следом, чувствуя, что уже захмелел, и если еще выпьет, то совсем поплывет. Он представил, как «обрадуется» Людмила их дружеской попойке, и начал трезветь.
Посмотрев на собровцев да еще размякнув от выпитого, Олег вспомнил свое ранение, напоминающее о себе вот в такую слякотную погоду и в мороз. С трепетной благодарностью глядел на этих ребят. Их тени вместе со светом из открытой двери выпадали на линолеум коридора и выглядели вырезанными из черной бумаги.
«Как гранитные, — невольно пришло на ум Олегу сравнение, и он тут же одернул себя мысленно: — Типун тебе на язык».
Задумавшись о тех, кто служит Родине, без условий, без оглядки, он подумал о Руденко. И набрал его номер, но тут же дал «отбой».
«Услышит по голосу, что я выпил, будет неловко, — Олег зашел в туалет и ополоснул лицо. — Надо домой ехать».
Дежурные машины были на выездах, но один из собровцев после суточного дежурства собирался домой и взялся подвезти.
Олег, пока ехал в машине, решил завтра съездить в «Матросскую тишину» и поговорить с Дедовым без адвоката.
За пазухой у Ермилова зашевелился неожиданный гостинец, который ему всучил Вячеслав со словами: «Твоим пацанам. Он, правда, немного бракованный, вернее, помесь. Пробрался к нашим собакам кобель беспризорный, и вот… Кинологи не уследили. Короче, теперь щенков раздариваем. Тебе я самого лучшего приберег. Он больше всего на мать похож. Она — бельгийская овчарка. Малинуа называется эта разновидность — видишь, рыжий, с черной мордой. Он привитый».
Олег пытался сопротивляться и, будь он трезвее, отказался бы, но Вячеслав так радовался своему подарку, что Ермилов не осмелился его обидеть, а только сказал:
— Люська меня убьет.
— Скажи, что это от Богданова. Твоя Людмила меня ценит, потому как считает, что я тебя спас.
— Так и есть!
— Брось. Я сам был еле жив… Кого я мог спасать? Так, чисто механически тебя прихватил. Нельзя же оставаться на линии огня…
В итоге теперь у Ермилова за пазухой сидел рыжий щенок. Он придремал от тепла, сам распространяя жар и сопел мокрым носом Олегу под ключицу.
* * *
— Что такое «Поларис»? — спросил Олег Константинович, когда Дедов вошел в кабинет для допросов. Ермилов хотел взять Юрия на испуг и это ему удалось. Не зря он приберегал свою осведомленность до подходящего момента, когда Юра промаринуется в камере до определенного состояния. Но, оказалось, не дозрел. Глядел зло и нагло.
— Во-первых, — он закинул ногу на ногу, — где мой адвокат? Во-вторых, какой «Поларис»? О чем вы вообще?
— Отвечаю, — улыбнулся Олег и тут же поморщился. Чуть болела голова после вчерашнего. И дело было даже не в выпитом, а в криках Люськи, обнаружившей на вверенной ей территории пса. — Фирма «Поларис» зарегистрирована на ваше имя. Как же вы запамятовали? Не под наркозом ведь вы бумаги подписывали. Вот и вот, — Ермилов показал Дедову копии из налоговой и документ о присвоении юридического адреса, подписанные Дедовым лично, так же как и другим совладельцем, Туляевым.
Туляева с помощью оперативников следователь нашел — слесарь-водопроводчик одного из жэков Москвы, конечно, своевременно заявивший об утере паспорта.
Странно, что Дедов использовал свои подлинные данные. По неопытности? Ведь это первая из целой череды тех фирм, которые, как подозревал Ермилов, были организованы также с подачи Дедова, но на подставных лиц. С первой он мог «проколоться». И это был шанс для следствия.
— Допустим, — кивнул неохотно Дедов. — Да, припоминаю. Меня попросил знакомый. Этот самый соучредитель. Он говорил, что моя фамилия будет ему в помощь с партнерами на Кипре, ведь я там работал в торгпредстве. Кто знал, что фирма довольно быстро разорится. А что? Он занимался чем-то незаконным? Ай-яй-яй. Кто бы мог подумать? Какой негодяй!
— Этот ваш конферанс весьма артистичен. Но юридически вы хозяева с Туляевым в равных долях… Это Туляев? — Ермилов показал фото слесаря.
— Первый раз вижу этого господина. Значит, Туляев еще и мошенник. Обманул меня, выдавал себя за другого. Арестуйте его и судите. Я первый подам на него в суд за обман. Как я мог быть таким доверчивым? — Он улыбался цинично, дескать, попробуй меня уличи. Как угорь, выскальзывал из рук Ермилова.
— Суд не примет во внимание все ваши ахи и охи. Обвинение выйдет с просьбой о максимально строгом наказании. Семь лет. Семь не дадут, но год или два, и не условно. Поверьте моему опыту. Если вы во всех махинациях искренне и охотно сознаетесь — рассчитывать на условный срок более чем реально.
— Вам-то с этого какой профит? — озлобленно, утратив ироничный тон, спросил Дедов.
Ермилов не знал, что накануне его поездка к Граевскому, уже поздно вечером того же дня, аукнулась Юрию в камере. Около его койки возник тот же уголовник, положил кулаки на край матраса и сообщил;
— Ты — труп! Болтать стал. А я ведь тебя предупреждал… Не доживешь до суда.
— О чем болтать? — не удержался от вопроса возмущенный очевидной несправедливостью Дедов, однако какой справедливости можно ожидать от уголовника?
Юрия он ответом не удостоил, многозначительно посмотрел на него и удалился в свой угол.
Другие обитатели камеры во время этих «разговоров» Дедова с уголовником затихали. То ли прислушивались, то ли боялись обратить на себя внимание…
— Я — следователь. Разумеется, моя заинтересованность — посадить преступника по закону, на тот срок, какой он заслужил. Храни закон, и закон сохранит тебя… Но если я вижу раскаяние, человек не мешает следствию, я не считаю необходимым давить его неумолимо катком из принципа — лишь бы осудить и посадить.
