— А что он сказал? Я не помню.
— Это-то и плохо, что не помнишь. Тебе это показалось мелочью, но именно такие мелочи и раскрывают человека. Ли-Фу говорил, что родился в Китае, прожил там долгие годы, а вспомни, с каким презрением он отзывался об обычаях этой великой страны. Едва переступив порог, начал открещиваться от нее, доказывая, что он не китаец…
— Я как-то не придал значения его словам, — смущенно признался Миша. — Но перед тем он говорил мне, что хочет вернуться в Китай и помочь своему народу бороться с произволом помещиков и чиновников.
Кандаурюв пренебрежительно махнул рукой.
— Это говорилось для маскировки. Одно с другим не вяжется: хочет помочь своему народу, а между тем ненавидит и презирает его. Где же логика? Да, людям нужно верить. Но как можно верить человеку без родины? Это — выродок, существо безнравственное и опасное!
— Но почему же без родины? — не сдавался Миша. — Он всегда с гордостью говорил: «Я — дунган!»
— Да какой он там дунган!.. — Землемер нахмурился. — И не китаец он и не дунган…
Миша уставился на Кандаурова.
— Кто же он?
— Чем больше я присматривался к этому человеку, тем больше недоверия чувствовал к нему, — продолжал землемер, оставив без ответа вопрос Миши.
— Почему? Ведь он вел себя вежливо, скромно…
— Не в этом дело. Помнишь, к нам вломился Силантий? Если бы не Ли-Фу, разыгрался бы скандал. Этот пьянчуга для того и пришел, чтобы подраться, побуянить. А как быстро усмирил его Ли-Фу! Пьяный хулиган даже Извиняться начал. Неужели тебе это не показалось подозрительным. В глазах Силантия я прочел в тот момент испуг и какую-то собачью покорность. Нетрудно было догадаться, что между ними существуют особые взаимоотношения, взаимоотношения господина и слупи. А какую роль играл Силантий в нашем отряде, сам знаешь: ссорился со всеми, пробовал спаивать кое-кого. Я объяснял это свойствами его характера, но теперь догадываюсь, что действовал он так по заданию Ли-Фу…
— Но почему Ли-Фу использовал именно Силантия? — удивился Миша. — Он должен был знать, что этот пьяница долго не удержится в отряде.
— Ну, выбор-то у Ли-Фу был невелик. Люди, подобные ему, не брезгуют никем. Вербуют себе помощников из самой последней швали. Одних подкупают деньгами, других своим вкрадчиво-любезным обхождением. Он и Гжибе как-то помог, одолжил ему в трудную минуту несколько сот рублей, для того чтобы закабалить и держать в руках. Но с Гжибой, по-моему, он просчитался.
— Вы думаете?
— Уверен в этом. Ли-Фу не доверяет охотнику. Если бы он рассчитывал на помощь Гжибы, то не добивался бы, чтобы его самого или его дочку взяли в отряд.
— Значит, Настя проникла к нам по его заданию?
— По-видимому, да. Но в Насте так же, как и в Гжибе, он обманулся. Запуганная девочка не решалась выдать его, но и помощи никакой не оказывала. Иначе зачем бы ему вербовать Фому?
— А как мы теперь поступим с Фомой?
— Вернемся, заявим в погранотряд. Там разберутся, что это за человек… Думаю, что и Ли-Фу не уйдет от возмездия. Мне еще не вполне ясно, кто он и чем здесь занимается.
— Наверно, имеет тайные плантации мака и собирает опиум.
— А также окупает золото, пушнину, панты, женьшень и сплавляет за границу, — добавил землемер. — Это один на тех хозяйчиков-пауков, которые опутывают население тайги тысячами невидимых, но цепких нитей. Но и это, по-видимому, еще не все. У меня есть кое^какие наблюдения и разрозненные факты… Впрочем, говорить о них пока еще рано.
— А все-таки окажите.
— В свое время скажу… Нам нужно прежде всего подумать, как организовать работу, чтобы и Фому держать под наблюдением и Настю не оставлять одну в лагере…
— Это наука всем нам, — проговорил Миша с мрачным видом. — Но я-то хорош! Попался на удочку. Все могли погибнуть. И участка бы не отвели.
— Да, так недолго и головой поплатиться, — согласился землемер. — Тяжело бывает ошибаться в людях и опасно. Поэтому развивай в себе наблюдательность, внимание к мелочам. — Кандауров покосится на Мишу, следя за его лицом. — История с Фомой и меня кое-чему научила… Ли-Фу не понравился мне с самого начала, а вот Фома… Мы считали его безвредным пустомелей, балагуром, весельчаком. И это Обезоруживало нас. Слишком благодушно мы к нему относились, думали, что глуповатый человек не может стать опасным подлецом. А ведь я знал, как неустойчив этот балагур!.. Да, сделал ошибку. Не брать бы нам его в эту поездку…
Они шли некоторое время молча.
— Меня судьба Мешкова беспокоит, — сказал в раздумье Кандауров. — Не погиб ли он в тайге?
Разговоры о Мешкове велись уже третий день. Строились всякие предположения, высказывались догадки. Но все оказалось гораздо проще. Яков никак не мог найти подходящего рабочего на место Гжибы. Деревня была почти безлюдна. В некоторых дворах оставались наблюдать за хозяйством старухи или девчонки, остальные обитатели охотились в тайге. Некоторые избы были заколочены, и за ними присматривали соседи. Долго раздумывал Мешков, как быть. Нанимать какого-нибудь лодыря вроде Силантия — нельзя, а все стоящие люди — в тайге. Наконец, после двух дней безуспешных поисков Яков решил взять с собой на работу сына Алексея. Парню шел только семнадцатый год, но был он крепок, силен, вынослив.
Вернулся Яков на Долгоозерный вечером на шестой день отлучки. Его очень смущало, что он так задержался. Но что же ему оставалось делать?
Чем ближе подходил Мешков к лагерю, тем неспокойнее становилось у него на душе. Он сердито посматривал ка Алешу, с лица которого не сходила довольная улыбка.
— Ну, будет тебе на тайгу глядеть. Налюбуешься еще, — говорил отец ворчливо.
Он боялся, что землемер заподозрит его в семейственности. Подумает ненароком, что Яков взял с собой сына потому только, чтобы дать ему заработать. Поэтому он решил схитрить и выдать Алешу за чужого парня. Мол, однофамилец и все. Но ничего не получилось из этой наивной затеи. Яков столкнулся с Петром и Мишей, которые отправились за дровами, — чтобы помочь Насте.
— Ну, наконец-то! Где же ты пропадал столько времени? — воскликнул Миша, бросаясь к Якову. — И сына с собой привел. Это хорошо!
Мешков остолбенело смотрел на Мишу. Он не знал, что однажды, когда Миша лежал в деревне больной, по улице шли парни, и Пелагея Семеновна указала в окно на Одного из них, пояснив: «А это Алеша, вашего рабочего,
Мешкова, сын». Миша теперь сразу узнал парня. Он шагнул к Алеше и покровительственно протянул ему руку.
— Ну, здорово! Значит, работать с нами будешь?
— Да, работать, — скромно подтвердил Алеша, с силой пожимая протянутую руку. — Я работать люблю. У нас хлеб сняли. Что делать? Дай, думаю, отцу помогу. Стал проситься. Он не хотел сначала. Ты, говорит, не справишься, ну, а потом взял.
Яков смущенно крякнул и запустил в бороду пятерню.
— Да, пришлось взять, — подтвердил он и принялся подробно объяснять, как это получилось.
Но Миша махнул рукой:
— Ладно, землемеру расскажешь, — и снова повернулся к Алеше. — Значит, местный житель? Это хорошо. И тайгу любишь? А не возражаешь, что в этих местах переселенцы поселятся? Вон он, представитель от них, — Миша кивнул на Петра. — Сюда сельскохозяйственная артель скоро прибудет.
— Артель? — переспросил Алеша, и глаза его загорелись детским любопытством-
— Вижу, ты из нашего лагеря, — сказал Миша. — Идем к землемеру, молодое поколение! — Миша показал на тропинку. Он был очень доволен появлением нового товарища. — Я тебя познакомлю со всеми и тигра покажу.
— Тигра? Что же он у вас в клетке, что ли, сидит?
— Нет, на дереве висит, сушился…
— Ну, а у вас как? — опросил Мешков, поведав землемеру о причинах задержки.
— Новостей много, — оказал Кандауров, хмуро посасывая трубку. — Миша тебе расскажет. Что ни день, то новость. — Он повернулся к Мише, который занят был письмами и газетами, принесенными Яковом. — А ведь Фома-то опять заболел.
— Притворяется. Это особая тактика.
— Нет, на этот раз что-то серьезное. — Кандауров отвел Мишу в сторону и шепнул ему: — Он в самом деле чем-то отравился. Ты не видал, что он ел?
— Отравился? Да что вы! Быть того не может. Он так боялся этого. — Миша побежал в палатку.
Фома лежал на своем тулупе, запрокинув голову, и что-то бессвязно бормотал; лицо у него было зеленоватое, все в тяжелых складках, глаза закатились, в уголках губ пузырилась пена. Время от времени по телу его пробегала судорога.
— Фома, а Фома! — позвал Миша, прислушиваясь к бормотанию возчика.
— Не трогай, в беспамятстве он, — пояснил сидевший рядом Панкрат. — Видал, как скрутило? В одночасье… Только вы ушли с Петром, тут его и ваяло. Уж ему землемер и рвотное давал и кофеем поил. Видно, отгулял Фома свое…
