— Странно ведет себя Фома, — шепнул Кандауров Петру. — Глянь-ка, куда пошел!
Петр побежал за Фомой. Тот шел по лесу, сгорбившись, будто высматривая что-то у себя под ногами.
Ночь была лунная, и тени сосен казались совсем черными на отливающей серебром земле.
— Что это ты ищешь? — окликнул Фому старший рабочий.
— И чего ты увязался? — оказал с беспокойством и раздражением возчик. — Горюн-траву ищу. Она раны лечит, от болезней хранит. Жжет у меня внутри, отравила меня китаянка. Ну уж, отравила! Все здоровехоньки, один ты пострадал.
— Не знаешь ты, — оказал Фома, таинственно понизив голос и боязливо оглядываясь, — это она вам глаза отводит. Все вы отравлены, да только час не подошел, не видите своей участи. Ну, сделай милость, отстань от меня. Горюн-трава двоим не дастся, ее в одиночку искать положено. Ужо погоди, найду и с тобой поделюсь.
— Дурак ты, Фома, совсем дурак!
Петр не отставал от возчика.
Тот плюнул с досады, выругался и поплелся назад.
— Ла-адно, — тянул он, вышагивая. — Жизнь вам не мила, так пропадайте, а я за что гибну?
Он улегся на свое место и долго еще бранился, жаловался и стонал
Между тем Миша, лежа рядом с Панкратом, поучал его. Говорили они шепотом, чтобы не мешать отдыху рабочих.
— Ты не думай, Панкрат, — торопливо шептал Миша, — все это говорю не для того, чтобы лишний раз упрекнуть тебя. Я и сам часто поступаю неосмотрительно, — вот сегодня, видишь, как неудачно получилось — ногу ушиб. Пришлось целый день отлеживаться. Я попадаю иногда впросак потому, что нетерпелив. Сначала сделаю что-нибудь, а потом начинаю обдумывать, и оказывается, что поторопился, сделал не то. А ты… Знаешь, в чем твоя главная ошибка?
— Ну, в чем? — спросил Панкрат нарочито равнодушным тоном, делая вид, что его совершенно не интересует мнение Миши.
— Ты парень сильный и смелый, — горячо зашептал Миша. — А Фома сегодня сильнее тебя оказался. Это потому, что ты без смекалки действуешь.
— Видно, такой уродился.
— Нет, неправда, ты человек неглупый, Только с ленцой, — продолжал настойчиво убеждать Миша. — Не сердись, я это для твоей оке пользы говорю. Ты как-то не стараешься приобретать знания, ученье тебя не интересует, с мнением людей, которые имеют больше опыта и образования, ты не считаешься, не советуешься с ними, а это уже из гордости. Тоже нехорошо.
Панкрат беспокойно заерзал и поднялся на локтях. — Это ты к тому, что я с тобой не посоветовался насчет Фомы?
— Лежи, лежи! И кричать ни к чему, — остановил его Миша, — людям покой нужен. Думаешь, сила тебе все заменит: я знания и смекалку… Вот и лезешь, как медведь, напролом. Считаешь, что так скорее толку добьешься. А вот и неправда. Сила без знания никакого значения не имеет. Только вред Может принести. Ленин, знаешь, что сказал? «Учиться, учиться и учиться!» А у тебя теперь большие возможности есть для этого…
— Не всем же учеными быть, — возразил Панкрат.
— Ну, ученый из тебя, может, и не выйдет, — согласился Миша. — Это не каждому удается. А вот образованными, смекалистыми мы все должны стать. Землемер говорит, что я в людей не верю. Нет, я верю. И в тебя вот, и в Петра, и даже, может быть, в Фому. Он тоже еще может стать человеком. Только нужно овладевать знаниями. Знания — это же лучшее оружие против наших врагов. Дать тебе образование… да ведь ты тогда горы свернешь!
— Эго верно. Я упорный, въедливый. Мне бы только спервоначалу Помогли.
— Что ж, и помогут. Я первый помогу. Только гордость свою отбрось. Чего не знаешь — спроси, посоветуйся.
— Это у тебя, что ли, спрашивать?
— А хоть бы и у меня. Что ж тут обидного? А не будешь пополнять свои знания, не будешь учиться, тебя не то что Фома, каждая курица заклюет, несмотря на всю твою силу.
— Ладно уж попрекать-то! — бросил Панкрат, сверкнув глазами.
— Да я не попрекаю. — Миша с досадой махнул рукой. — Только мне обидно за тебя. Такой парень, лучше не надо, а за какое бы дело ни взялся — испортит. Попробуй выведи теперь Фому на чистую воду!..
Некоторое время они молчали.
— Людям, говорит, не доверяешь, — снова начал Миша и вздохнул. — А как им доверять, вот такому Фоме?
— А кто тебе оказал, что меня ученье не интересует? — прошептал Панкрат, и голос его вздрагивал от обиды.
На следующий день Миша, как всегда, поднялся раньше всех и разбудил Настю. Нога уже не болела. Он сам принес воды, пока девочка разжигала костер, помогал ей и подбодрял веселыми замечаниями.
— Суп с тобой сварим, — оказал Миша, подмигивая Насте. — Объедение, а не суп! Вот только несоленый. Такая беда! Нет соли.
Девочка встрепенулась.
— Есть, — сказала она, лукаво улыбаясь. — Я нашла.
— Ну как же, рассказывай! Нет соли. Без соли будем суп есть.
— Нет, с солью. Я нашла, — повторила девочка. — Погоди, посолю.
Настя побежала в лес, Миша последовал за ней.
Неподалеку от лагеря она юркнула в густые заросли орешника и принялась копаться там, как крот, шурша хвоей. Через минуту среди веток показалось ее смуглое лицо. Настя протянула к Мише свои ладони. Они наполнены были белым кристаллическим веществом.
— Вот сколько, — сказала девочка, смеясь. — И еще есть. Я много принесла.
— Соль! — воскликнул Миша. — Откуда же ты принесла соль?
Он раздвинул кусты и увидел, что на земле стоит туго набитый сталью мешочек. Миша с недоумением пожал плечами. Гжиба ли спрятал в кустах часть забранной у них соли, бродяги ли устроили здесь тайную кладовую?.. Когда Миша вернулся в лагерь, навстречу ему вышел Петр.
— А ведь Фома на самом деле заболел, — сказал он с беспокойством. — Совсем сошел на нет наш возчик, как получил отставку — похудел, потемнел. Что это была за приправа в лапше?
— Вот она, — Миша Показал мешочек. — Обыкновенная соль. Гжиба спрятал ее в кустах, а Настя нашла.
Появление в лагере соли было радостным событием. Теперь уже все хвалили Настю. Панкрат посолил кусок хлеба и отнес его Чалому.
— Вот тебе, работяга, лопай! — задорно кричал он и вызывающе посматривал в сторону Фомы, — знай мою доброту. А то хозяин тебя только попрекать любит.
Чалый благодарно ржал и бил копытом о землю, как бы принимая участие в общем веселье.
Кандауров очень заинтересовался мешочком, в котором лежала соль. Он долго рассматривал его, исследовал с помощью лупы и при этом хмурился, качая головой. Он тщательно завернул мешочек в бумагу и спрятал в ящик с особо важными документами. Миша не приставал к нему с расспросами, зная, что землемер сам расскажет ему о своих наблюдениях и выводах, когда сочтет это нужным.
Трудно было понять, притворяется Фома или в самом деле занемог. Лицо возчика пожелтело, он морщился и стонал, ворочаясь на постели.
— Не соль это, — оказал жалобно Фома, когда Кандауров вошел в палатку. — Ей-богу, не соль. Девчонка глаза вам отводит.
— Ну, опять за свое. — Землемер с досадой макнул рукой.
Когда рабочие завтракали, Фома выполз было из палатки, но тут же сделал кислое лицо и, вернувшись на свое место, укрылся с головой тулупом. Все же ему слышно было, как заскрипел под ножом мерзлый хлеб, заскрежетала жесть (это открывали консервы); он уловил даже плеск супа и звон ложек, ударявшихся о жестяные тарелки.
Отряд ушел на работу без Фомы. На пол дороге Кандауров остановился и сказал Мише:
— Мало взяли бланков. Вернись-ка за ними. Попутно проверь: все ли благополучно в лагере и как чувствует себя Фома.
Миша понял, почему землемер посылает его в лагерь. Деле, конечно, не в бланках. Мало ли какой сюрприз может им готовить возчик!
Он быстро шагал, размахивая руками и ловко перепрыгивая через поваленные деревья. Как легко здесь дышится!.. Миша вспоминал на ходу милые его сердцу просторные, заросшие боярышником дворы и широкие прямые улицы родного Благовещенска. Он скучал о матери, о городе, о друзьях, но в то же время его не покидало радостное чувство. Удивительно, что прежде он мог проводить круглый гад в городе и не томиться по этому вольному ветру, торжественным лиственницам!.. Оказывается, природу можно полюбить, как близкое существо. Даже тысяча прочитанных книг не приблизила бы его так к тайге! А как интересна и значительна работа землеустроителей! Они — передовой отряд преобразователей тайги. Их деятельность подобна открытию новых стран. Разве не они первые прослеживают течение извилистых таежных речек, определяют очертания неисследованных лесов и болот, крутизну безыменных гор и оврагов?
Раздумывая так, Миша подошел к лагерю. Еще издали он услышал ржание Чалого. «Ишь, доволен, что хозяин Дома», — подумал Миша. Возле костра он увидел Фому. Тот сидел на чурбанчике и жадно ел что-то из котелка.
